Вердикт - Джон Гришем

— Когда вы увидитесь с ней снова? — спросил Нейпаер.

— Не знаю точно. Судья еще не сказал. Суд может вообще закончиться к выходным.

Вернувшийся Ничмен сел на свое место.

— Мистер Кристано едет сюда, — мрачно оповестил он, и у Хоппи похолодело в животе. — Он будет здесь сегодня поздно вечером и хочет первым делом встретиться с вами завтра утром.

— Конечно.

— Он не очень доволен поворотом событий.

— Я тоже.

Pop провел обеденный час, запершись в своем кабинете с Кливом. Они делали грязную работу, которую нельзя было доверить никому другому. Большинство адвокатов использовали “разведчиков” вроде Клива, чтобы покупать информацию за наличные, охотиться за выгодными делами и проворачивать другие темные аферы. Этому, разумеется, не учили в юридических институтах, но никто из адвокатов никогда не брезговал подобными методами. Адвокаты, выступающие в судах, имели собственных “разведчиков”.

У Рора было несколько вариантов действий на выбор. Он мог велеть Кливу сказать Деррику Мейплзу, чтобы тот проваливал. Мог выплатить ему 25 000 наличными и пообещать еще 25 000 за каждый голос после вынесения вердикта, разумеется, если голосов окажется не менее девяти. Это обойдется ему максимум в 225 000 долларов — такую сумму он готов был заплатить. Но он очень сомневался в том, что Энджел Уиз сможет обеспечить более двух голосов — свой собственный и, может быть, голос Лорин Дьюк. Она не была лидером. Он мог подтолкнуть Деррика к тому, чтобы тот вступил в контакт с адвокатами защиты, и застукать их на месте преступления. Но в этом случае Энджел скорее всего отчислят из жюри, а этого Pop вовсе не хотел.

Мог он также снабдить Клива записывающим устройством, велеть ему вытянуть из Деррика компрометирующие заявления и припугнуть того судебным преследованием, если он не повлияет на свою подружку. Но это было рискованно, поскольку замысел подкупа исходил из офиса самого Рора.

Они прокрутили все сценарии, оценив их со знанием дела, поскольку разыгрывали каждый уже не раз. Для нынешнего случая был разработан гибридный вариант.

— Вот что мы сделаем, — сказал Pop. — Мы дадим ему пятнадцать кусков сейчас, пообещаем остальные десять после вынесения вердикта, а кроме того, запишем разговор с ним на пленку. Мы пометим некоторые купюры, чтобы держать его в будущем на поводке. Пообещаем по двадцать пять тысяч за прочие голоса, а если получим нужный вердикт, скрутим его, посмей только он потребовать остальное. Ведь у нас будет запись: как только он попытается поднять шум, мы пригрозим ему звонком в ФБР.

— Это мне нравится, — сказал Клив. — Он получит свои денежки, мы — свой вердикт, и тогда мы его скрутим. Это будет справедливо.

Но у Деррика были совсем другие планы. Они встретились в вестибюле казино “Курортное”, в темном баре, где печально толпились проигравшие, компенсируя дешевыми напитками свои потери, в то время как снаружи ярко светило солнце и было очень тепло.

Деррик не намеревался попадаться в ловушку с выплатой части денег после вердикта. Он требовал двадцать пять тысяч, причитающихся Энджел, сейчас же, наличными, а также “депозит”, как он это называл, за каждого из остальных присяжных. Депозит следовало предоставить, не дожидаясь вынесения вердикта. Разумеется, тоже наличными, — какую-нибудь разумную и честную сумму, скажем, по пять тысяч за каждого присяжного. Клив стал быстро подсчитывать, и напрасно. Деррик исходил из единогласного вердикта. Одиннадцать голосов — это пятьдесят пять тысяч. Плюс голос Энджел. В общей сложности Деррик хотел восемьдесят тысяч наличными немедленно.

У него была приятельница в конторе, которая заглянула в “Дело”.

— Вы, ребята, вчинили иск табачной компании на миллионы, — заявил он. Каждое его слово записывалось на крохотный диктофон, спрятанный в нагрудном кармане Клива. — Восемьдесят тысяч для вас — капля в море.

— Вы сумасшедший, — ответил Клив.

— А вы жулик.

— Восемьдесят тысяч мы никак не можем заплатить. Как я уже сказал, если мы начнем ворочать такими суммами, риск попасться возрастет многократно.

— Прекрасно. Тогда я поговорю с адвокатами табачной компании.

— Давайте. А я прочту об этом в газетах.

Они не допили свои напитки. Клив снова ушел первым, но на этот раз Деррик за ним не последовал.

Парад красавиц продолжился в четверг после обеда, когда Кейбл вызвал на свидетельское место доктора Майру Спролинг-Гуди — чернокожую даму-профессора из Рутгеровского института, которая заставила всех в этом похотливом зале повернуть головы в ее сторону, когда представлялась в качестве свидетельницы. Это была женщина около шести футов ростом, такая же стройная и шикарная, как предыдущая свидетельница. Ее бархатистая светло-коричневая кожа красиво натягивалась, когда Майра Спролинг-Гуди улыбалась присяжным. Особо приветливой улыбкой она одарила Лонни Шейвера, который не удержался и улыбнулся в ответ. Начиная поиск экспертов, Кейбл располагал неограниченным бюджетом, поэтому имел возможность не связываться с людьми резкими, болтунами, не способными расположить к себе обывателя. Прежде чем нанять доктора Спролинг-Гуди, он дважды заснял ее на видеопленку, а потом еще раз, во время ее визита в его офис. Как и всех своих свидетелей, он два дня “пытал” ее на инсценированном судебном процессе, который устроил за месяц до начала настоящего суда Когда она положила ногу на ногу, весь зал издал дружный вздох.

Доктор Спролинг-Гуди была специалистом в области маркетинга, имела два докторских диплома и, что неудивительно, впечатляющий послужной список. В течение восьми лет после окончания учебы она работала на Мэдисон-авеню в рекламном бизнесе, затем вернулась к академической деятельности, в которой добилась больших успехов. Сферой ее компетенции была реклама потребительских товаров. Этой проблемой она занималась в процессе учебы и теперь проводила исследования в той же области. Ее послание суду вскоре стало очевидным. Циник мог бы подумать, что ее призвали для того, чтобы привлечь внимание прекрасными внешними данными и произвести особое впечатление на Лонни Шейвера, Энджел Уиз и Лорин Дьюк, вызвав у них чувство гордости тем, что такая же афроамериканка, как и они сами, способна выступать с экспертным мнением на столь важном судебном процессе.

На самом же деле ее присутствие было идеей Фитча. Шесть лет назад, во время паники на процессе в Нью-Джерси, когда жюри совещалось три дня, прежде чем вынести оправдательный вердикт, у Фитча созрел план найти привлекательную женщину-ученого, желательно из респектабельного университета, выделить ей солидный грант и предложить заняться проблемой рекламирования сигарет и воздействия этой рекламы на подростков. Параметры программы были в общих чертах заданы источником финансирования, и Фитч надеялся, что однажды результаты исследований окажутся весьма полезными на суде.

Доктор Спролинг-Гуди в жизни не слышала о Рэнкине Фитче. Она получила грант в восемьсот тысяч долларов от Института потребительских товаров — некой непонятной организации в Оттаве, занимающейся разработкой конкретных проблем для правительства, о которой она тоже ничего прежде не слышала, — чтобы изучить тенденции в области маркетинга тысяч потребительских товаров. Об институте она знала очень мало, как и Pop, который вместе со своими сыщиками два года напрасно рыл землю. Это был совершенно частный институт, до некоторой степени охраняемый канадскими законами и скорее всего основанный какими-то крупными производителями потребительских товаров, среди которых производители сигарет официально не числились.

О своих открытиях свидетельница сообщила в умело составленном, компактном докладе, письменное изложение которого представляло собой папку не более двух дюймов толщиной и который Кейбл заставил суд приобщить к вещественным доказательствам. Доклад пополнил собой немалый перечень прочих вещественных доказательств в качестве официальной экспертизы. Ему был присвоен номер восемьдесят четыре, и предполагалось, что наряду с двадцатью тысячами или около того страниц, уже зарегистрированных в качестве официальных свидетельств, жюри просмотрит и его во время обсуждения своего решения.

После эффектного представления свидетельницы сами открытия показались не столь уж впечатляющими. За некоторыми четко определенными и очевидными исключениями вся реклама потребительских товаров адресуется в первую очередь молодежи. Автомобили, зубная паста, мыло, воздушные хлопья, пиво, безалкогольные напитки, одежда, одеколоны — все наиболее широко рекламируемые товары главным образом метят в молодежную аудиторию. То же касается и сигарет. Разумеется, они описываются как атрибут изысканной, красивой, активной, беззаботной, богатой и шикарной жизни. Но так же точно описывается и бессчетное множество других товаров.