Любовь не кончается: Эйлит - Элизабет Чедвик

Оберт резко расправил плечи.

— Я не призываю тебя идти на жертвы во имя дружбы и сознаю, что ты обладаешь достаточным положением и богатством, чтобы найти для Жизели достойную пару. Но если я уступаю тебе в первом, то не уступаю во втором. Так что не только ты, Рольф, имеешь право на уважение и почтение.

Растерянно заморгав, Рольф прищурился, не сводя глаз с Оберта. Тот, не вставая со стула, подался вперед и в свою очередь впился взглядом в собеседника.

— Ты знаешь, что я не раз рисковал своей шкурой ради Вильгельма. И тогда, когда он был герцогом, и тогда, когда сел на трон. После Гастингса он вознаградил меня деньгами и английскими трофеями. На них я купил земли и дома в Руане и в Лондоне. Мне платят ренту, тем самым увеличивая мое состояние. Кроме того, я владею двумя торговыми галерами и грузовым судном «Дракон», которое весной сойдет на воду. В один прекрасный день Бенедикт станет очень богатым человеком. Но я хочу, чтобы он также занял и подобающее положение в обществе. — Оберт откинулся на спинку стула. — Вот почему я сделал тебе такое предложение. Если ты сочтешь расстояние между нами слишком большим и непреодолимым, то я не обижусь и начну искать другой вариант.

Застигнутый врасплох и вконец сбитый с толку, Рольф покачал головой.

— Господи, Оберт, мне нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. А для этого я должен собраться с мыслями, которые ты, признаюсь честно, развеял на все четыре стороны.

Оберт улыбнулся. В его карих глазах засверкали лукавые искорки.

— Я знал, что рано или поздно буду иметь удовольствие лицезреть тебя в затруднительном положении и с растерянным выражением на благородном баронском лице.

Эйлит слышала, как Рольф осторожно приподнял одеяло и лег на кровать. В следующую секунду его рука пробежала по ее телу, а кончик языка скользнул по спине. Она хотела было притвориться спящей, но выдала себя легкой дрожью и повернулась к Рольфу.

Он прильнул губами к ее шее.

— Я искренне сожалею о ссоре, — пробормотал он.

Еще несколько минут назад Эйлит рисовала в воображении, как она собственноручно сворачивает шею проклятому гусаку Инги, да и самой Инге заодно. А теперь с готовностью приняла оливковую ветвь мира, протянутую Рольфом.

— Извини, я была слишком резка. Я очень беспокоилась за Джулитту.

— Во всем виновата моя толстая кожа. Обещаю поговорить с Ингой и заставить ее что-нибудь сделать с подлым гусем.

Вдыхая знакомый запах Рольфа, Эйлит прижалась к нему всем телом. Его рука ласково поглаживала ее волосы, спину и груди, и вскоре восставшая мужская плоть уперлась ей в живот.

— Оберт просит руки Жизели для Бенедикта, — приглушенно произнес Рольф, уткнувшись лицом в ложбинку между ее грудей. — Я еще не знаю, соглашусь ли. Что ты думаешь?

— Бенедикт и Жизель? — удивленно переспросила Эйлит. — Но разве они подходят друг другу?

— Вполне. Как и любая другая пара, чьи родители договариваются о свадьбе заранее. Оберт очень состоятельный человек и мой друг. Бенедикт неплохой мальчик. Что касается Жизели, то она похожа на мать такая же послушная, набожная и хорошенькая.

— Может быть, стоит дать им возможность встретиться?

— Неплохая мысль. Я обдумаю ее на досуге. — Рольф склонил голову, обжигая губами кожу Эйлит все ниже и ниже.

Она запустила пальцы в его жесткие непослушные кудри — такие же, как у Джулитты, расчесать которую по утрам было задачей не из легких.

— Но ведь они встретятся в Нормандии, правда? Ты же не привезешь свою жену в Улвертон? — с надеждой спросила она.

Рольф замер, но только на мгновение.

— Я же не круглый идиот, — фыркнул он.

— Я не вынесу, если ты привезешь ее сюда.

Рольф вздохнул. Эйлит показалось, что он вот-вот свернет с проторенной дорожки, по которой они так часто бродили вместе, и исчезнет в незнакомой дали, оставив ее одну-одинешеньку.

— Нет, не привезу. Клянусь душой, не привезу.

— Значит, мы с тобой навсегда? — Ее пальцы крепко сжали его волосы. — Скажи, что навсегда.

Некоторое время Рольф хранил молчание, словно не решаясь ответить.

— Да, навсегда, — тихо проронил он и, разомкнув пальцы Эйлит, уложил ее на спину и изнурял ласками до тех пор, пока она не заплакала от удовольствия и боли, накопившейся в душе.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

На следующий день Рольф поручил Моджеру до блеска вычистить молодого серого жеребца для посланника короля Вильгельма, которого ждали со дня на день, а сам покинул замок, собираясь выполнить обещание, данное Эйлит.

Стояло раннее туманное утро. Над деревенскими кострами уже клубились струйки дыма: селяне занимались привычными хозяйскими делами. Они почтительно поприветствовали Рольфа и проводили его любопытными взглядами, когда он двинулся через всю деревню к крайнему дому, в котором жила Инга. Удивление их возросло еще больше, когда он спешился и привязал лошадь к частоколу, огораживающему дом с севера.

В этот момент из дома вышла сама Инга… Скорее по привычке, нежели по необходимости, она опиралась на изогнутую палку, с которой почти не расставалась. В другой руке она держала аккуратно сложенную накидку из превосходной темно-синей шерсти. Инга велела замолчать залаявшей на Рольфа собаке и смерила его холодным взглядом карих глаз.

— Что нужно моему господину? — спросила она учтиво, но в этой учтивости мелькнули едва уловимые проблески огня, щекочущие нервы, словно коварная крепость мягкого на вкус шотландского виски, дающая о себе знать после третьего глотка.

— Я хочу поговорить о ваших гусях… вернее о гусаке.

Инга взглянула за частокол и заметила толпу любопытных, собирающуюся на улице. Плотно сжав губы, она шагнула к дому и открыла дверь.

— В таком случае вам лучше войти. Я отгоню собаку.

Мигом растеряв остатки самоуверенности, Рольф переступил через порог. Грубый земляной пол был тщательно утоптан и посыпан опилками. На деревянной кровати громоздилась гора козлиных шкур. На расположенных вдоль стены полках стояли кувшины и кружки. Нельзя сказать, что жилище выглядело убогим и нищенским, однако оно разительно отличалось от состоятельного дома старого Ульфа.

— Ваши крестьяне не очень-то жалуют меня, — обронила Инга, жестом приглашая Рольфа сесть на скамью. — Я для них чужая.

— Но вы и сами не пытаетесь найти с ними общий язык, — возразил он. — В отличие от вас, ваш сын Свейн уже привык к новым соседям.

— Ничего удивительного: он мужчина. К мужчинам относятся по-другому. Я же для них как бельмо на глазу. У меня есть дом и доход, а у них есть зависть. — Она наполнила медом деревянную кружку и протянула ее гостю. — Так что насчет моего гусака? Полагаю, вдова Алфрик снова жаловалась.