Странствия Властимира - Галина Львовна Романова

Свесившись через борт, люди следили за гигантом. Белый силуэт чудовища медленно погружался под воду, будто таял в сине-зеленой тьме. Наконец он пропал, и все вздохнули свободно.

— Ну, убралось-таки! — воскликнул Синдбад. — Надеюсь, оно не вернется!

— Непременно вернется, если ему не понравится твое вино, капитан, — промолвил один из матросов. — Или наоборот… оно явится за второй бочкой…

— Его послал Шейх моря, — возразил Синдбад. — Он должен быть доволен таким даром — ему ведь многого не требуется, а мы только вышли в море и еще не успели ничего наторговать. На обратном пути, если сохранит он нас по воле и приказу Аллаха великого, мы ему добавим чего-нибудь.

— Отец как-то с одним новгородцем плавал, — вспомнил Буян, — так тот к этому самому Шейху под воду спускался. Был тот человек и купец, и на гуслях игрец. В молодые годы ходил он за моря дальние, в земли диковинные, а на пути обратном застигла их буря. Тогда тот купец и пошел с водяником договариваться. Пробыл он у него во дворце целый год без малого, а потом и отпустил его водяной — да еще и дочку свою в жены дал, Чернаву. На дочери того купца и женился мой отец, — закончил он тише.

— Это что же выходит, друг-гусляр, — окликнул его Властимир, — ты мне про такую родню знатную не рассказывал! Думал я, ты природный новгородец, а ты чуть ли не самого водяного правнук!

Сказал он это по-славянски, а потому ни матросы, ни Синдбад, ни даже Гаральд не поняли ни единого его слрва. Буян же, услыхав слова князя, ничего на это не ответил, только отмахнулся от разговора.

До ночи северный ветер гнал корабль то на юг, то к востоку. Порой налетал он такими порывами, что моряки ожидали к утру шторма и неустанно молились, чтобы ветер ослаб. К полуночи он стих и смягчился, и все возликовали.

Но наутро, когда только поднялось солнце, оказалось, что за ночь ветер исчез вовсе. Корабль покачивался на глади моря, как задремавший лебедь, и паруса его висели тряпками до самой палубы.

Славян разбудили голоса и шаги — все наверху так шумели, что гости сразу почуяли неладное. Они поднялись на палубу и увидели, что все матросы и капитан стоят на носу корабля и горячо спорят. Что-то вставало перед судном, но видение было плохо заметно.

И славяне бросились в толпу, растолкали матросов и пробились к самому борту, где стоял Синдбад. Бывалый мореход не сводил зачарованных глаз с горизонта. В глазах его застыло удивление, а лицо было белым от ужаса.

Буян уже хотел спросить, что его так удивило, но взглянул в ту же сторону и замер.

Кругом было неподвижное море — вода застыла, будто скованная льдом. Нос корабля смотрел на восток, где сейчас, словно огромный костер, горел рассвет. Половина неба полыхала розовыми, золотыми, огненными бликами, а бледно-голубые облака клубились, загораживая нарождающееся солнце. Они непрерывно двигались, меняли очертания и величину. Перед глазами людей раскинулся остров со скалистыми берегами и горными вершинами, осененными лесом. Горы осели, свернулись — и вот уже вместо них в воздухе возникли деревья, корнями уходящие под воду. Казалось, можно различить каждый листочек на самых тонких веточках и спящих птиц в зарослях, но деревья опять зашевелились, вытянулись — и в небе появились башни и шпили огромного прекрасного замка со стягами наверху.

Увидев этот замок, Гаральд вдруг побледнел и отпрянул от борта, крестясь.

— Моргана! — воскликнул он тихо.

— Кто-кто?

— Волшебница Моргана, — ответил рыцарь. — Когда-то, несколько веков назад, на английских островах жил король Артур. Он остался сиротой во младенчестве, и было предсказано одним жрецом-друидом, что он станет правителем, если выживет. И тогда из моря вышли двое: волшебник по имени Мерлин и волшебница Моргана. Моргана хотела погубить Артура, но Мерлин защитил его и сослал Моргану в море. Вечно она теперь живет в замке посреди Океана, и горе тому, кто попадет на ее зачарованный остров…

Услышали его слова матросы и заволновались, ибо ветра по-прежнему не было, а корабль, непонятно почему, сам двигался в сторону прекрасных башен.

Неожиданно до людей долетели какие-то новые звуки. И Гаральд быстро рассеял все сомнения.

— Это точно замок феи Морганы, — сказал он, — То ее песня слышится нам. Волшебница поет в своей башне и так завлекает мореходов, что оказываются в пределах ее досягаемости. Тот, кто услыхал песню, уже не может спастись.

Все поверили его словам, ибо никто не понимал ни единого слова, а нежный юный голос, полный тепла и любви, становился все сильнее.

И вдруг Буян, точно его укусила оса, подскочил и бросился вперед. Все решили, что гусляр поддался чарам волшебницы, но посмотрели в ту сторону и увидели, что замок Морганы опять успел изменить очертания — теперь это было высокое тонкое дерево с висящими до земли ветвями. Вокруг него кружила птица с человечьей головой, юная и прекрасная, со вспыхивающим оперением и ожерельем на груди. Голос птицы был так нежен и сладок, что все забыли о Моргане и близкой гибели.

Властимир протянул руки, зовя Буяна.

— Что там такое? — молвил он. — Вроде знаком мне этот голос. Уж не Сирин1 ли смертоносная?..

Гусляр обернулся к другу и ободряюще сжал ему руку:

— Не Сирин[33] то, друже,—то сестра ее, Хорсова вестница, сама Алконост[34] златогласая. Раз в сто лет прилетает она на землю и поет для нее, и в это время, пока она поет, на земле останавливается все злое и неправое…

В это время громче донесся голос Алконост, и все стихли, слушая птицу. И она пела, а под звуки ее песни над морем собирались облака, и в них вставало солнце, призываемое ею:

Солнце-витязь с сестрою Зоренькой! Вся земля встает ото сна. Погляди из-за синя облака — по тебе стосковалась она. Подними золотую голову, очи-стрелы спусти с небес. Пусть теплом долины наполнятся, пусть вздохнет свободнее лес. Моря гладь волною качается, в вихрях пены огонь и страсть. В этот час все разлуки кончаются. Витязь-Солнце, порадуй нас! Подхлестни коней златой плеточкой, головой кудрявой тряхни. Пусть же ночь поскорее кончится, и ее погаснут огни!

И остановилась Алконост, чтобы набрать воздуха в грудь для продолжения песни, но в этот миг, когда она уже готова была опять запеть, вскочил Буян на самый борт корабля и подхватил ее песню:

Солнце-витязь, идущий по небу! Вся земля тебе славу поет. Все на свете тобой напоено — светлой славою, словно мед…

Услышала Алконост незнакомый высокий и чистый голос, замолчала она и взлетела с дерева. С высоты увидела она корабль, подлетела к нему и зависла над ним в небе. А от взмахов ее крыльев заколыхалось море спокойное, и корабль с места сдвинулся.