Кто если не ты - Юрий Герт

Год вступления в ВЛКСМ?.. Клим назвал даже месяц — назвал не без умысла, чтобы от капитана не ускользнуло, что его приняли в комсомол еще до того, как ему исполнилось четырнадцать. В глубине души он надеялся, что капитан обратит на это внимание, и тогда Клим расскажет смешную историю: как он убеждал бюро райкома, что тринадцать с половиной — это все-таки ближе к четырнадцати... Ему очень хотелось расположить к себе капитана, — не то чтобы расположить, а чтобы тот поскорее понял, кто перед ним сидит. Но капитан записал его ответ, как и все предыдущие, и ничего не заметил, а спросил о родителях. И когда разговор коснулся отца, Клим насупил свои широкие брови и отвечал, глядя на капитана прямо, истово, словно давал присягу.

Что ему известно об отце?.. Он был враг народа. Как он относится к своему отцу? Так же, как и к любому предателю. Что он знает о его прошлом? Немного... Зачем говорить о былых заслугах, если о таких людях в «Кратком курсе» сказано... Он беспощадно повторил суровые, гневные слова. Он сказал капитану то же, что говорил своим друзьям, то, что для него самого давно уже стало мрачной, бесповоротной и единственно возможной правдой.

На лице капитана промелькнула туманная усмешка. Она длилась мгновение, но Клима опалило стыдом. Нет, капитан — это не Кира: он просто не верит ему!

В нем взбунтовалась оскорбленная гордость. Он упорно смотрел на круглую ножку массивного письменного стола, не поднимая глаз на капитана. Отвечал отрывисто, коротко, не думая — ему хитрить не к чему, а уж там верить или не верить — ваше дело!..

— У вас много товарищей?

— Много.

— Назовите самых близких.

Из мстительного озорства Клим перечислил почти весь класс.

— А самые близкие?

Назвал Игоря и Мишку. О Кире и Майе — ни слова. Почему-то не хотелось произносить перед капитаном их имена. Нет, не хотелось!..

— Вы давно знакомы?

Он сказал.

— Почему вы избрали в качестве друзей Турбинина и Гольцмана? _

Забавно. Разве друзей выбирают? Может быть, вам рассказать, товарищ капитан, о Яве? О Егорове? Об экспедиции на фронт?.. Или о том, как с Игорем бродили ночи напролет и было похоже — всю жизнь они искали друг друга — и нашли?.. Это слишком долго рассказывать, товарищ капитан!..

Он ответил:

— У нас общее мировоззрение.

— Общее — что?..

— Мировоззрение. Взгляд на мир,— хмуро пояснил Клим.

Что-то булькнуло в горле у капитана — словно из бутылки потекла вода. Он закашлялся. Клим вскинул голову. Чиркнув спичкой, капитан прикурил — на секунду в глубине зрачков метнулись насмешливые огоньки. Он снова взялся за перо, но теперь в его бесцветный голос влилась живая струйка иронии.

— У вас, что же, особое какое-нибудь мировоззрение?.. Не такое, как у всех?

— Такое и не такое,— твердо сказал Клим: — Все человечество мы делим на два класса: на людей и на мещан.

— Понятно,— сказал капитан.— Значит, решили поправить марксизм?

— Не поправить, а продолжить,— сказал Клим.— Продолжить.

И чтобы его слова звучали весомее, прибавил:

— Марксизм — не догма, а руководство к действию.

— Очень интересно,— сказал, капитан.— Так что же, все-таки, у вас за мировоззрение?

Он колебался. Капитан ждал.

— Мы считаем, что наступило время для третьей революции.

— Вот как? Это что-то новое.

Клима уколола усмешка, с которой капитан отнесся к его словам.

— Совсем не новое! — воскликнул Клим запальчиво.— Еще Маяковский писал: 

Взрывами мысли головы содрогая,Артиллерией сердец ухая,Встает из времен революция другая —Третья революция— Духа!

 Еще Маяковский!.. И правильно! В семнадцатом свергли капитализм в экономике, а мы должны разбить его в чувствах, мыслях, морали! Разве не так? Разве мещане сдадутся без боя?..

— Значит, вы хотели начать... эту революцию?

— Мы решили бороться. Мы не могли сидеть сложа руки!..

— И что же?..

Клим поморщился, вспомнив о диспуте в пятой школе.

— Это слишком длинная история, товарищ капитан...

— А вы расскажите. У нас есть время...— он поднялся, зажег свет.

В кабинете с голыми неприкаянными стенами стало уютней, теплее.

— Так я слушаю вас, товарищ Бугров,— капитан пододвинул на край стола пачку папирос.— Вы курите?

— Нет, что вы! — Клим вспыхнул от смущения и признательности за то, что с ним обращаются с уважением, как с равным.

Клим не признавал авторитетов. Многих удивляла самостоятельность его поступков, категоричность суждений. Но в глубине души Клима жила постоянная, томительная тоска — тоска по умному, опытному, всеведущему человеку... Он ждал: однажды явится этот человек — и тогда все прояснится, и распутается дьявольский клубок, именуемый жизнью!

Капитан оказался первым, кто не мешал ему выговориться до конца. Он боялся лишь одного: чтобы тот не прервал его. Тут было все: и недовольство современной литературой («Настоящий сироп, верно, товарищ капитан?»), и то, какой должна стать мораль при коммунизме, и то, как они с Игорем сочинили комедию и что получилось из их великого бунта...

Капитан слушал длинную, сбивчивую речь с ненаигранным интересом, его утомленное, землистое лицо посветлело, морщинки на лбу разгладились, он кивал, улыбался с возбуждающим доверие и откровенность юморком.

— Теперь вы понимаете, какое у нас мировоззрение, товарищ капитан?...

Клим смолк, с нетерпением ожидая ответа. Капитан сделал какие-то пометки в лежавшем перед ним листе бумаги, отбросил перо, потер весело руки.

— Да-а, это вы здорово придумали... Целая система взглядов, а?..— он прошелся по кабинету, одобрительно посмеиваясь, потом присел на подоконник, задумчиво потрогал переносицу:

— И вас обвинили... Обвинили...

— В клевете на советскую молодежь! — подсказал Клим и рассмеялся.

Раньше эта фраза вызывала в нем ярость, но сейчас, в разговоре с капитаном, он ощутил весь ее очевидный комизм. И капитан — тоже.

— Да,— сказал он, сокрушенно покачивая головой.— Да, да, да. Значит, в клевете... В клевете на советскую молодежь... Хотя вы....

— Хотя мы и не думали клеветать! Разве мы не знаем, что советская молодежь...

— Да, — сказал капитан, прикрывая глаза и как бы заранее соглашаясь со всем, что еще только намеревался объяснить Клим. — Да, да, да...— Потом вспомнил:

— Как это у вас в комедии... Фикус, Медалькин, Богомолов?.. Это кто же такие?...

— Как — кто? — удивился Клим. — Наши герои... Отрицательные персонажи...

— Да-да, отрицательные персонажи... Так вот.... Кто же такой Богомолов? Это, что же, ученик есть такой у вас — Богомолов?

Видимо, капитан сам чувствовал беспомощность своего вопроса, он добавил:

— Я ведь не литератор, не знаю, как это получается в процессе творчества... Вы что, списывали с кого-то, например, того же Богомолова?

— Нет, что вы! — Клим снисходительно прощал капитану так искренне признаваемую неосведомленность в творческом процессе.— Конечно, мы не списывали! То есть в какой-то степени... У нас были прототипы. Скажем, наш комсорг Михеев. Притворяется идейным человеком, а на самом деле трус, лицемер и подхалим. Его ничто не интересует, кроме своей выгоды. Понимаете, ему важно не то, какую он пользу принесет, а как его райком оценит. Райком или директор, или классный руководитель — вот и все!.. Кое-что мы и взяли от него для нашего Богомолова...

— Так вот вы бы и назвали своего героя не Богомолов, а Михеев,— наивно предложил капитан.— Чтобы все знали, кого вы имеете в виду...

— Да разве Михеев — один такой?..

— А что — нет?

— Конечно, нет! И мы хотели всех заставить подумать, мы хотели создать тип!

— То есть сделать из частного явления типическое?..

— Верно, товарищ капитан! — обрадовался Клим. — А говорите — не разбираетесь!

От него не ускользнула неточность употребленного капитаном выражения, но спорить, по мелочам тем более, было неловко, он лишь незаметно его поправил:

— В литературе обобщают то, что есть в жизни... Мы обобщали.

— А разве я не так говорю? — с внезапной суховатостью спросил капитан.— Я же и говорю: вы обобщали частные отрицательные явления, изображали их типическими... Так?

— Да, так! — поспешно подтвердил Клим, испугавшись, что капитан может обидеться из-за его дурацкого педантизма.

— Вы согласны?...

— Согласен!..

— То-то же,— сказал капитан. — А то вы совсем уж меня в своих тонкостях запутали...— он присел к столу, что-то записал и, вновь повеселев, обратился к Климу, заставив забыть о мимолетном ощущении скрытого подвоха. — Так вы, что же, решили воевать с мещанством... втроем?..

Ну, нет! Втроем... Не такие уж они детишки-глупышки! У них имелись сторонники во всех почти школах! Правда, по-настоящему преданных было всего пятеро...