Хроники Расколотого королевства - Фрэнсис Хардинг

— Говорит капитан Блит! — выкрикнул он. — Я вызываю Вокадо Авурлейса, герцога Манделиона, помериться силами на пистолетах. Я защищаю людей, которых он грабит и притесняет, и готов рискнуть жизнью ради них. Пусть он примет мой вызов во имя королев, честью которых он так дорожит, и пусть Почтенные решат, кто из нас прав.

Повисла внезапная тишина, только эхо разносило над водой слова Блита. Матросы с тех яликов, что поближе к берегу, бросились передавать его речь людям на берегу.

— Герцог принимает вызов.

«Да будет благословен Добряк Плут, покровитель воров, — подумал Блит. — И его злой пес. Герцог и вправду безумен».

— Я назначаю мистера Хинда, капитана судна «Головы королев», своим секундантом, — произнес герцог.

Блит взглянул на Столреса, и тот кивнул.

— Моим секундантом будет мистер Столрес.

Пока команда «Приюта» очищала палубу, Блит встал в полный рост, чтобы его видели команда вражеского судна, матросы и рыбаки на ближайших судах и люди на берегу.

«Если меня сейчас застрелят как собаку, это им с рук не сойдет», — подумал он.

Сердце его забилось быстрей, когда на крыше вражеской кофейни показался высокий худощавый человек в сине-золотом камзоле, расшитом драгоценными камнями. Его золотистые локоны развевались на ветру. Страх охватил бывалого бандита, когда он осознал, что по дуэльному кодексу первый выстрел полагается герцогу.

Стараясь держаться ровно, Блит наблюдал, как герцог не спеша достает элегантный, прямо-таки женский пистолет, украшенный резьбой, проводит по нему рукой в перчатке, поднимает к плечу и целится. Раздался оглушительный выстрел, словно Блита хлопнули по ушам, он увидел вспышку огня и облачко дыма. Сделав глубокий вдох, он понял, что его грудная клетка цела. Герцог промахнулся.

Блит поднял свой пистолет к плечу и медленно навел на тонкую фигуру герцога, сверкающего сапфирами, как диковинное насекомое. Он понимал, что одним выстрелом может избавить мир от безумного правителя. И в то же время ощущал кожей, что за ним наблюдает толпа, притихшая, словно перед грозой. Да, эти люди были на его стороне, они поддерживали и защищали его, рискуя собственным благополучием и жизнью, но стоит ему убить беззащитного человека, и он перестанет быть для них героем.

Блит тщательно прицелился в голову герцога, потом поднял пистолет на несколько дюймов и выстрелил. Пуля разорвала канат верхнего паруса. Когда Блит опустил дымящийся пистолет, со всех сторон поднялся рев изумления и восторга. Его приветствовали с каждого берега, с каждого судна. И только команда «Голов королев» безмолвствовала.

Он приготовился было спуститься в кофейню, но услышал, как сотни человек ахнули. А на лицах команды «Приюта Лорел» отразился ужас. Обернувшись, он увидел, что герцог достал второй пистолет и снова целится в него. Сердце Блита забарабанило в ребра, будто сейчас вырвется из груди. Он явственно слышал, что сердца сотен зрителей бьются в унисон. Блит не мог испортить момент, нырнув в укрытие…

«Вот, значит, каково это — быть героем», — только и подумал он.

Страшная секунда должна была оборваться выстрелом. Но вместо этого с неба спустился большой воздушный змей, дрожа на ветру, точно парус, и ударил герцога сзади по шее. Тот раскинул руки и спикировал с крыши в реку. Тело с плеском ушло под воду, подняв круг пены. Только шляпа-треуголка покачивалась на волнах.

Блит сделал пару неверных шагов и привалился к печной трубе, переводя дыхание. Он успел попрощаться с жизнью, и ему требовалось время, чтобы вновь прийти в себя.

«Почему роялисты в нас не стреляют?» — недоуменно размышлял он.

Единственный взгляд на реку все прояснил. К ним приближались суда Речников, в воздухе пестрели их воздушные змеи. Юркие ялики лавировали между крупными судами и запускали в небо змеев с эмблемой Речников. Больше никто не посмеет нарушить мир на воде.

«Якорь мне в спину, — подумал Блит. — Должно быть, эта девчонка все же добралась до Книжников».

Толпа разразилась пронзительными криками радости. Блит изумленно оглянулся. Люди бросали в воздух шляпы, а лодки поднимали праздничные флаги.

Среди ликующей толпы на Погорелом мосту Блит заметил девичью фигурку в оливковом платье. В следующий миг она пропала из вида, он так и не понял, вправду ли видел Мошку Май или ему показалось.

«Ш» ЗНАЧИТ «ШОК»

«Вот на что похожа честная жизнь», — подумала Мошка, продираясь через заросли. Плотные зеленые стебли хлопали ее по рукам, точно кошачьи лапы. При свете дня она запросто нашла бы нужную тропинку через лес, но сгущались сумерки, и Мошка боялась заблудиться. Чтобы не пропустить паром, она держалась поближе к реке, где заросли гуще всего.

Противный мистер Ток сказал, что прилив может смыть паром. Мошка переживала, потому что привязала паром к единственному колышку, воткнутому в песок. Нужно как следует закрепить его, чтобы высокая вода не разбила его в щепки. А лучше для начала перегнать паром в безопасное место, чтобы Книжники его не нашли.

Мошка твердо решила оставить станок себе. На встрече с Током, глядя в бусины его умных глаз, она осознала, что Книжники навсегда запрут его под замок, заставят служить себе, сломят его вольный дух. Она им распорядится получше.

Станок стоял перед мысленным взором Мошки как живой. Он прятался в темной норе, усмехался железной решеткой, черной от чернил, он был готов нашептывать ей запретные слова и делиться тайнами. От этих мыслей Мошку аж трясло.

«Опасные книги, напоенные мрачной, разрушительной силой, — думала она, — они способны устроить пожар в чертогах человеческого разума и перекрасить небо».

То, что Мошка пошла в лес ночью одна, было безумием. Она читала про разбойников и головорезов, как те ловят одиноких путников. Но опасность только подстегивала ее, как и колючки, царапающие кожу. Кроме того, лес она знала лучше, чем город. Лес напоминал ей о доме.

Дважды Мошка замечала, как по реке в сторону Манделиона плывут суда Речников с поднятыми парусами. Первыми промелькнули быстрые маленькие ялики. За ними пошли настоящие корабли и баржи, а позади всех — паромы. И каждый раз она пряталась за кустами, словно дикий зверек.

К тому времени как над верхушками деревьев показалась ущербная луна, башмаки Мошки были полны земли, а в животе урчало от голода.

В сумерках голос реки переменился. Мошка услышала, как вода пережевывает пойманные за день ветки и листья. Вдруг сердце ее подпрыгнуло, когда она узнала упавшее дерево, от которого уводила паром. Конечно, вряд ли старьевщики до сих пор караулят ее, и все же ей сделалось не по себе.