Если он опасен - Ханна Хауэлл

— Я всегда старался вырастить детей разумными, свободно мыслящими и открытыми к новым знаниям. Аргус и Лорелей станут прекрасной парой — это такая же неоспоримая истина, как мой герцогский титул.

— И уверенность настолько непоколебима, что вы позволяете джентльмену оставаться в спальне дочери?

— Девочке двадцать три года, но она впервые обратила на мужчину пристальное внимание. Отводного звука его имени глаза ее начинают сиять. Мудрый отец не встанет на пути этого сияния.

Аргус сел возле постели и бережно сжал теплую безвольную руку любимой. Лорелей мирно спала, а лихорадочные красные пятна на щеках сменились здоровым мягким румянцем. С благодарностью вслушиваясь в ровное дыхание, он поцеловал тонкие пальчики. Септимус и Делмар не подведут, обязательно вылечат. Конечно, чтобы побороть воспаление и лихорадку, потребуется время, но ребята справятся. Ну, а ему тем временем предстоит решить, что делать дальше.

— Ты обязательно выздоровеешь, — произнес он вслух. — И мы отпразднуем победу на своем любимом месте, в яблоневом саду.

— Соблазнитель, — прошептала Лорелей и приоткрыла глаза.

Но уже в следующую секунду ее ресницы снова опустились. Целительный сон цепко держал в объятиях.

— Это ты меня вдохновляешь.

— Правда? Как мило! Но теперь у меня на спине останется шрам.

— Я буду его целовать. — Аргус с радостью заметил легкую улыбку Лорелей. — Отдыхай, милая. Целители творят чудеса, но впереди еще долгий и сложный путь.

— Знаю. Будь добр, поблагодари их за меня.

— Непременно. А твой отец уже это сделал.

Любимая с такой невозмутимой легкостью приняла нетрадиционный способ лечения, что Аргус понял: отпустить ее от себя было бы непростительной глупостью, даже несмотря на разницу в положении и достатке. А сейчас он осторожно спрятал обмякшую руку под одеяло и нежно убрал со лба непослушный локон. Солнце с любопытством заглядывало в окно, словно хотело рассмотреть необыкновенные рыжие волосы, а сэр Уэрлок дал себе слово сделать все, чтобы изо дня в день наслаждаться этой удивительной, ни с чем не сравнимой красотой.

Глава 19

— Уехал? Что значит уехал?

Лорелей с трудом верила собственным ушам и растерянно смотрела на Олимпию. После двух долгих недель болезни силы, наконец, вернулись, и она снова почувствовала себя здоровой. Конечно, если бы не помощь Септимуса, Делмара и юного Стефана, рана заживала бы значительно дольше, да и вообще неизвестно, справился бы организм с инфекцией или нет. И все же полмесяца в постели — серьезное испытание. Конечно, от посетителей не было отбоя: все разновозрастные обитатели Санданмора, а также Уэрлоки и Воны выстраивались в очередь, чтобы посидеть рядом и хотя бы немножко поговорить. И вот, когда она смогла выйти из комнаты и даже спуститься вниз, в гостиную, самый главный человек внезапно куда-то уехал. А ведь пока она лежала без сил, Аргус не отходил ни на шаг. Рассказывал забавные истории, читал, а перед сном нежно целовал в лоб. И Лорелей поверила, что счастье возможно.

Как выяснилось несколько мгновений назад, поверила напрасно. Казавшийся таким надежным друг исчез, не попрощавшись и не сообщив, куда и зачем едет. Неужели увидел, что она выздоровела после ранения, нанесенного его личным врагом, счел свою работу законченной и поспешил прочь, на свободу? В таком случае, что же делает в Санданморе многочисленный отряд Уэрлоков и Вонов?

— Не думай о плохом, — посоветовала Олимпия. — У Аргуса действительно накопилось немало дел; не забывай, что целых две недели он неотлучно просидел возле твоей постели. Ловил каждый твой вдох.

Так оно и было. Когда бы Лорелей ни открыла глаза, первым делом встречала теплый взгляд любимого. Даже отец появлялся реже. А Аргус не только составлял приятную компанию, но и кормил с ложечки, смачивал лоб прохладной водой, читал книги и выполнял множество мелких поручений. Так много времени они не проводили вместе с тех самых пор, как мисс Сандан привезла едва живого сэра Уэрлока в поместье герцога, устроила в садовом доме и два первых дня просидела рядом, почти не вставая. Должно быть, именно поэтому внезапное исчезновение не просто расстроило, но и обидело до глубины души.

Нет, твердо сказала себе Лорелей. Это не бегство. Олимпия никогда не ошибается; раз Аргус уехал, значит, так и должно быть. В конце концов, ему приходится зарабатывать на жизнь, а, начиная с рокового дня похищения и плена, он ничего для этого не делал. А в это самое время отец, при всей своей рассеянности и погруженности в абстрактные занятия, постоянно заботился о благосостоянии огромного семейства. Как любил повторять он сам, деньги в лесу не растут, и, чтобы их добыть, приходится прикладывать усилия.

— Помню, Аргус говорил, что его ждет работа, — заметила Олимпия.

— Да, вы правы. Вспоминаю, что в разговоре со мной он тоже об этом упоминал. Но только не объяснил, чем именно предстоит заниматься, и я решила, что неотложные дела накопились здесь, в Санданморе.

— О нет, брат сейчас в Лондоне.

При упоминании столицы сердце неприятно дрогнуло. Мысль о блестящих салонах и опытных светских дамах радости не доставила. Не пройдет и нескольких дней, как сама она превратится в его глазах в скучную провинциалку. Ужасное опасение, раз появившись, обосновалось прочно и надолго. Перед глазами Лорелей стояла жуткая картина: Аргус разгуливает по улицам Лондона под руку с какой-нибудь умопомрачительной модной красавицей.

— Ну, если вы вдоволь настрадались, представляя брата в разгар оргии с полудюжиной падших женщин, осмелюсь пригласить на небольшую прогулку. Свежий воздух поможет выветрить из головы глупости.

— С полудюжиной? — недоверчиво переспросила Лорелей. — Разве такое возможно?

Олимпия снисходительно пожала плечами, встала и расправила пышную юбку.

— Доводилось слышать, что во время оргии о целомудрии думают меньше всего.

— Но как же вы могли слышать об оргиях? Всегда думала, что дикие сборища происходили только в античные времена, в Древней Греции и Древнем Риме. Чтобы узнать о запретном, тайком читала те книги, которые отец, как ему казалось, надежно прятал от нас, детей.

— Все старое когда-то оживает, возвращается и становится новым, особенно если речь идет о мужской похоти. Как и в глубокой древности, в наши дни нелепое самолюбие тоже заставляет мужчин окружать себя подружками. Видимо, они полагают, что распущенность способна доказать недюжинную выдержку и силу.

— О, замечательно, ничего не скажешь! Гадкие самовлюбленные петухи, — пробормотала Лорелей и медленно поднялась. К немалой своей радости, она не ощутила даже легкого головокружения — молодые Уэрлоки оказались искусными лекарями. — Интересно, что бы они почувствовали, если бы женщины последовали их примеру и тоже устроили вакханалию?