Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Улам

В этом бешеное нетерпение, неумение сделать передышку, дикое наслаждение от продолжающейся борьбы и страданий, которые должна будет вынести Россия. Это один из тех моментов, когда термин «марксизм» с его стадиями, предостережениями, демократичной фразеологией плохо подходит Ленину. Нет исторических этапов, есть только враги, которых следует уничтожать одного за другим. Сначала самодержавие, потом капиталистов и так далее.

Но это не марксизм, кричали Плеханов и меньшевики. Ленин возвращается к плану захвата государства меньшинством, к той идее, за которую он и социал-демократы порицали Нечаева и Ткачева, называя ее безумной мечтой! «Революция должна довести нас до цели», – одержимо повторял Ленин. В 1906 году эта цель просматривалась весьма смутно. Как мог он, лидер меньшинства партии, бывшей на вторых ролях в политической жизни России, сознаться себе или другим, что «целью» являются полномочия большевиков? Это важный психологический шаг на пути к 1917 году, к реализации того, что являлось окончательной целью революции.

В 1906 году Ленин скрывал нерешительность под утверждением, что «демократическая республика в России» (опять путаница; он хочет сказать, Россия, покоренная социалистами) нашла бы готового союзника в западноевропейских социалистах и рабочем классе. Эта зарождающаяся идея в 1917 году привела большевиков к захвату власти: дайте марксистам завоевать свою отсталую, неподготовленную страну за несколько недель, мгновенно. Они могут потерпеть крах под ударами внутренней реакции, но революционное пламя, разгоревшееся на Востоке, охватит цивилизованный Запад и в свое время вернется в страну, раздувшую революционный костер. Но в 1906 году эта мысль еще была незавершенной.

Голос его противников был голосом марксистского учения, жестко напоминающим об уроках истории. На данный момент Россия готова к капитализму, но не к социализму. «Чем является демократическая республика, к которой мы сейчас так стремимся?» – спрашивает Плеханов и сам же отвечает: «Это будет буржуазная республика». Ленинские мысли являются утопическими, его мечты о захвате государства через крестьянское восстание или с помощью зарубежных социалистов недостойны марксиста. Как может человек, убежденный сторонник научного социализма, считать, что социалисты могут и даже должны пытаться захватить власть в примитивном, по большей части крестьянском обществе? Вот так они пререкались, и в сотый раз случайный наблюдатель мог бы поклясться, что он неожиданно оказался свидетелем разговора средневековых учителей, а не совещания революционных политиков. Были ли эти люди, раздираемые эмоциями, способны повлиять на судьбу своей страны?

Итак, съезд продолжал свою работу, и внимание делегатов было обращено к двум взаимосвязанным проблемам: какова позиция социал-демократов в отношении выборов в Думу и что следует предпринять для возобновления вооруженного восстания.[166]

Оба эти вопроса упирались в проблему законности. Допустимо ли революционным марксистам голосовать, быть избранными и принимать участие в работе имперского законодательного органа? Или следует ждать, надеяться и готовиться к новому восстанию в городах и деревнях? И вот вам блестящий пример ленинского прагматизма. На оба вопроса он отвечает: «Да». Требует дать им возможность подготовить новое вооруженное восстание и сделать это профессионально. Предоставить возможность вести агитацию; царская конституция дает это право, хотя они понимают, что это очередной обман со стороны самодержавия.

В этом зачатки будущей коммунистической тактики. В демократических странах они стали бы неутомимыми парламентариями, идеальными защитниками гражданских прав меньшинства, но ни в коем случае не отказались бы от борьбы за власть, пользуясь непарламентскими, конспиративными методами. Но все это пока в далеком будущем. В итоге Ленину удалось совместить несовместимое. Но хотя он и имел влияние на своих приверженцев, командовать ими он не мог. Он мог заразить их революционным энтузиазмом, но не мог поделиться своим практицизмом. Если вы проповедуете революцию и призываете к партизанской войне, как вы можете, повернувшись на сто восемьдесят градусов, упорно настаивать на участии в этой мошеннической Думе? Как только стало известно о выборах в Думу, Ленин испытал сильное искушение использовать этот конституционный орган. Но как это сделать? Самые близкие соратники хотели немедленно приступить к вооруженным действиям, а уж никак не заниматься парламентскими выступлениями. «Для нас (большевиков) новое восстание – вопрос нескольких месяцев!» – кричал один из них. Красин и Луначарский пришли к большевикам ради того возбуждения, которое давали им силовые методы борьбы с режимом. Если им объяснить, что для революции требуется более мирная, прозаическая работа, они в скором времени займутся безопасной производственной и литературной деятельностью. До приезда в Стокгольм Ленин поддерживал бойкотирование думских выборов. Теперь он стал поддерживать меньшевиков, считая, что социал-демократы могут принять участие в голосовании, сформировать свою думскую фракцию. Мало кто из большевиков поддержал Ленина, и Первая дума стала меньшевистской.

Не надо думать, что стремление Ленина принять участие в выборах основывалось на вере в парламентаризм. Социалистам необходимо было находиться в Думе, чтобы срывать маску с конституционализма, подталкивать трусливых либералов (кадетов) на провокационные действия против режима, короче говоря, причинять как можно больше неприятностей. Не было ли среди собравшихся здесь людей, называвших себя социал-демократами, сторонника подлинной демократии? Был один. Мы уже встречались с ним на II съезде, где он шокировал делегатов заявлением, что социалисты скорее стремятся захватить власть, чем защищать интересы рабочего класса, и ругал Плеханова за антидемократические заявления. Теперь Акимов, Кассандра русского социализма, нашел смелость заявить, что созыв Думы является многообещающим, прогрессивным явлением. Если парламентские институты будут гарантировать свободу слова, собраний и политической активности, то партия не имеет права призывать к вооруженному восстанию и ради будущей демократизации общества должна сотрудничать с либеральными и прогрессивными силами. Только в случае возврата к необузданному деспотизму можно прибегнуть к такому крайнему средству, как вооруженное восстание.

Делегаты слушали его скорее с удовольствием, нежели враждебно. Что можно было ожидать от экономиста, присутствующего на съезде в качестве гостя? Кое-кто из меньшевиков, вероятно, разделял чувства Акимова, но как могли настоящие революционеры публично осудить вооруженное восстание и ждать чего-то хорошего от института парламентаризма?

Большевистский оратор иронически поздравил Акимова за смелость, ведь он открыто высказал то, о чем думали, но боялись сказать, меньшевики.[167]

Ленин разрешил Акимову присутствовать на съезде, заранее прогнозируя его поведение. Лучше иметь откровенного «оппортуниста» вроде Акимова, чем подлых меньшевиков с их уклончивыми фразами в отношении вооруженного восстания (но, пожалуйста, без специальной подготовки).[168]

IV съезд закрепил лишь формальное единство партии. По важнейшим вопросам были приняты меньшевистские резолюции, и, кроме того, меньшевикам удалось провести большинство своих представителей в ЦК. Большевики обещали подчиниться воле партии, но подвергли критике решения съезда и, по всей видимости, не собирались отказываться от собственной тактики. Русские попрощались с любезными хозяевами, шведскими социалистами, и отправились кто домой, а кто на Запад. В отличие от II съезда, где произошел раскол партии, IV съезд не имел исторического значения. Но он был серьезным шагом на пути к октябрю 1917 года. Меньшевики все больше терзались сомнениями и страхами, что им не найдется места в большой русской революции, что они, по безжалостному заявлению Троцкого, окажутся «на свалке истории». А вот Ленин видел свой путь, который через тактическую гибкость и революционную смелость приведет к окончательной победе.

После съезда Ленин вернулся к подпольным скитаниям в Санкт-Петербурге. Это означало возобновление игры в прятки с полицией, жизнь по поддельным паспортам, постоянную смену адресов. Все чаще он находил временное пристанище в Финляндии и с начала 1907 года жил там почти постоянно вплоть до отъезда на Запад. Хотя его способность избегать ареста так и осталась загадкой природы, все-таки требует некоторого пояснения. Для русских революционеров Финляндия была привилегированной территорией. Финские чиновники, пользуясь полуавтономным положением своей страны, не слишком стремились облегчить работу русским коллегам. Однако правительство дотянулось до Финляндии. Ленин ездил в Россию даже после января 1907 года, и полиция не знала о его местонахождении. Теперь он уже был известен как лидер многочисленной революционной группы. Он жил в Финляндии на даче, служившей убежищем для революционеров. Почему его не схватили?