Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут

Делия снова села за руль и, стиснув зубы, сосредоточилась. Она была абсолютно уверена, что оставила сумочку на сиденье, когда припарковала автомобиль возле конторы Джексона. Сумочку наверняка украл кто-то, проходивший мимо. Значит, она, Делия, на поверку оказалась никчемной дурехой. Всегда была такой, такой и останется.

Револьвер в свое время принадлежал ее отцу. Делия искренне, всем сердцем, желала использовать револьвер в качестве орудия отмщения за семью Бранд, чтобы покарать зло, убившее отца и толкнувшее мать на самоубийство. А ведь она, Делия, была так решительно настроена! Очень и очень решительно!

Что там говорили Тай Диллон и дядя Куин?.. Что, когда дойдет до дела, у нее непременно дрогнет рука. Смертельное заблуждение!

Но Делия оставила сумочку с лежавшим там револьвером на сиденье автомобиля, припаркованного у тротуара, и не вернулась за ней. Кто еще на такое способен? Разве что безмозглая идиотка или дешевая позерка.

Ну и что теперь? Револьвер отца, выбранное ею оружие, исчез. И что теперь? Возмездие должно было свершиться сегодня вечером. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. И что теперь? У Делии свело челюсти от судорожно стиснутых зубов. Подбородок предательски задрожал. И что теперь? Она уронила голову на скрещенные на руле руки и разрыдалась. Делия не плакала со дня маминой смерти. Она плакала тихо, не содрогаясь, но ее плечи время от времени вздымались, когда измученные легкие выдвигали ультиматум: кислород или смерть. Возможно, прямо сейчас, в отчаянии и трагедии момента, именно здесь, на обочине сельской дороги, под обстрелом любопытных взглядов из проезжающих мимо машин, Делия выбрала бы смерть, однако человеческая природа для воплощения подобного решения требует чего-то более сильного, чем сиюминутный порыв.

Когда Делия наконец выпрямилась, лицо и руки были мокрыми от слез. Ну и пусть. Она так и не нашла ответа на вопрос: «И что теперь?» – относительно запланированного акта возмездия. Но она доведет до конца по крайней мере одно начатое дело. Делия сняла машину с ручника, повернула ключ в замке зажигания и нажала на газ.

Проехав десять миль, она снова сбавила скорость и свернула направо, на ухоженную гравийную дорогу, упиравшуюся на границе общественной и частной земель в огромную каменную арку с высеченной надписью: «Ранчо „Какаду“». «Какаду» называлась та самая забегаловка в Шайенне, где Лемюэль Саммис в незапамятные времена встретил свою Эвелину. И когда благодаря свалившемуся на голову богатству он приобрел тысячи ценнейших акров земли в долине и построил там особняк, то назвал ранчо «Какаду». Злые языки говорили, будто тем самым Саммис хотел напомнить супруге о ее низком происхождении, что, естественно, не соответствовало действительности. Просто Саммис был человеком сентиментальным. Чего греха таить, на пути к вершине богатства и славы он оттер плечом массу людей, разорил немало народу, а щепетильность отнюдь не входила в число его добродетелей. И тем не менее он был не чужд сентиментальности.

Цветы радовали глаз буйством красок, спринклеры орошали тщательно подстриженный газон. Оставив автомобиль на гравийной дорожке в ста футах от особняка, Делия зашагала вперед. Ей навстречу бросились три-четыре собаки. Дородная дама с тройным подбородком, тщетно пытавшаяся дотянуться до ветки сирени, отошла от дерева и прикрикнула на собак. Это и была Эвелина.

Она обменялась с Делией рукопожатием и окинула ее внимательным взглядом:

– Я не видела тебя целую вечность. Ты плакала? Что-то случилось?

– Ничего. Я приехала повидаться с мистером Саммисом.

– Сперва мы с тобой выпьем чаю. Чай – лучшее лекарство от слез. Пойдем на террасу. Да ладно тебе, не ломайся! Одна из немногих приятных сторон нашей треклятой шикарной жизни – возможность выпить днем чашечку чая. Я угощу тебя сэндвичами с индейкой и картофельным салатом. – Она повернулась и истошно заорала: – Пит!

И тут же, словно из-под земли, перед ней возник слуга-китаец.

Делия, к своему удивлению, успела нагулять аппетит. Тем более что сэндвичи и салат оказались выше всяких похвал. Через некоторое время к женщинам присоединился и Лемюэль Саммис, вышедший из дома в компании какого-то усталого на вид мужчины, в котором Делия узнала уполномоченного штата по общественным работам. Миссис Саммис говорила не умолкая, что отнюдь не мешало ей уплетать за обе щеки. Делия уже начала опасаться, что полуденный чай плавно перейдет в ужин.

Наконец Саммис, прикончив третий хайбол[7], встал с места:

– Делли, ты хотела меня видеть?! Давай пройдем внутрь.

Делия проследовала за ним. Только Саммис и покойный отец называли ее Делли. Они вошли в комнату, где, помимо всего прочего, стоял резной письменный стол, вдоль стен тянулись полки с книгами в роскошных переплетах, а сами стены украшали четыре оленьи головы, изготовленные, насколько Делии было известно, дядюшкой Куином. Делия села и посмотрела на Саммиса. С худым старческим лицом, продубленной, обветренной кожей, проницательными глазами в сеточке морщин, Саммис казался олицетворением штата Вайоминг. Сунув большой и указательный пальцы в карман фланелевых штанов, он достал маленький золотой цилиндр, похожий на тюбик губной помады, отвернул колпачок, вытряхнул на ладонь зубочистку и начал ковыряться в белых, как у койота, зубах.

– Индейка забивается между зубами почище цыпленка или говядины, – заявил Саммис. – Ее явно нужно мельче резать. – Смахнув щелчком крошки мяса с кончика зубочистки, он продолжил: – Делли, у тебя что-то срочное? Мне нужно закончить кое-какие важные дела с тем субъектом.

– Клара.

– А что с ней не так? Заболела?

– Осталась без работы. Джексон ее уволил.

Рука с зубочисткой, отдаленно напоминавшей миниатюрный кинжал, застыла в воздухе.

– Когда?

– Вчера. В субботу последний рабочий день.

– Почему?

– Джексон говорит, они не сошлись характерами и ей будет лучше в другом месте. Я с ним встречалась сегодня днем. Это все, что он мне сказал. По-моему, он хочет взять вместо нее кого-то другого, уж не знаю, кого именно, но это меня вообще не касается. Впрочем, ни для кого не секрет… что он большой любитель женщин.

Лем Саммис явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Делли, по-моему, в твоем возрасте еще рано рассуждать о подобных вещах…

Делия с трудом спрятала улыбку:

– Мистер Саммис, я знаю о ваших моральных принципах, да и вообще мне не следовало об этом говорить. Я подозревала, что вы не в курсе истории с увольнением Клары. И когда я пригрозила Джексону поставить вас в известность, его это не слишком обрадовало. А еще он заявил, что он здесь босс и заправляет всем в конторе. Меня это страшно позабавило. Ведь я всегда считала именно вас настоящим хозяином, даже когда на вывеске значилось «Бранд и Джексон».