Любимцы Богини - Владимир Трошин

– Вас в центральный!

Зевая, он вышел из каюты и направился в сторону кормовой переборки.

– Бобылев! Вы еще в отсеке? – исходящий из переговорного устройства на БП-2 голос заместителя остановил его прямо у переборочной двери.

– Да!

– Знаете, зачем Вас вызвали?

«Странный вопрос! Как я узнаю во время сна?» – подумал Василий:

– Нет!

– Вы у нас единственный среди управленцев беспартийный. Подмените на вахте старшего лейтенанта Лазуренко. На время проведения собрания!

– Есть! – ответил Бобылев. «Зачем он ему понадобился? Отчитать хочет или для полноты охвата?».

Через три минуты он стоял у ступенек, ведущих на площадку перед входом в выгородки поста управления ГЭУ и водно-химической лаборатории. Дверь в пультовую выгородку была открыта. В окружности ее комингса просматривались широкая спина Иванченко и профиль лица Гриши Картонова, сидящего на складывающемся стульчике поста резервного управления маневровым устройством правого борта. Внезапно яркая вспышка озарила проход в трюм. Одновременно с ней, громкий хлопок заставил вздрогнуть его. Лицо обдало теплом близкого пламени. Пахнуло едкой гарью. Василий бросил взгляд вниз. Проход в трюм, скрытый ползущими вверх клубами черного дыма, вспыхивал пугающими оранжевыми зарницами. Тело дернулось к пультовой двери. Поздно! Ее уже закрыли изнутри. Все остальное Василий проделал секунд за пять. Сделав глубокий вдох, нащупал замок на футляре ПДУ и дернул его. Верхняя крышка отлетела в сторону. Найдя загубник, он притянул его ко рту и крепко зажал зубами: «Теперь раздавить рычажком пусковую ампулу и сделать полный выдох!». Нижняя крышка футляра скользнула по ногам вниз. Горячий воздух на вдохе обжег небо.

«Так положено! – успокоил он себя. – Значит, регенеративный патрон запустился!». Глаза заслезились, и он понял, что забыл об очках! Извлеченные из кармашка на ремне ПДУ герметичные очки больно жали на глаза. Василий пожалел о том, что заранее не отрегулировал их длину.

Кто-то, уже включенный в ИДА-59, с необычайной резвостью для человека, одетого в этот тяжелый и громоздкий аппарат, пронесся мимо него к проходу в трюм, на ходу разматывая шланг катушки ВПЛ, и тут же пролетел в обратном направлении. Шум отсечного вентилятора смолк.

– Центральный! Аварийная тревога! Пожар в трюме седьмого отсека! Горит весь борт в районе турбогенератора левого борта. Пожар потушить невозможно! – услышал Василий голос вахтенного, торопливо бубнящего сквозь резину шлем-маски в «Каштан». Доклад вахтенного в центральный прервался дробью аварийной тревоги и объявлением по общекорабельной трансляции:

– Пожар в седьмом отсеке! Горит турбогенератор левого борта!

– Всем включиться в изолирующие средства защиты! – последовала вслед за ним очередная команда.

В отсеке уже ничего не было видно. Только вспышки огня в его разных частях периодически прорезали плотную черную пелену дыма.

«Объемный пожар! Такой же, как на К-8 и двести двадцать первой! – мелькнуло в голове. – Неужели они с Лавровым правы? Только опоздали они со своей теорией. Кроме него в отсеке от силы еще один-два человека. Что, если ГКП примет решение пожертвовать ими, ради спасения остальных?».

– Всю нагрузку на правый борт! – отчетливо прозвучала команда пульта.

Раздался громкий щелчок переключаемого автомата. Василий, стыдясь, поймал себя на мысли, о том, что в то время, когда кто-то просто исполняет свой долг, он думает неизвестно о чем!

– Дается ЛОХ! – объявил центральный пост. Завыл ревун. На его голову что-то закапало.

«Конденсат фреона! – догадался он. – Угораздило встать прямо под распылителем!».

– Приготовиться к покиданию отсека методом шлюзования. Два удара – готовы к шлюзованию, тамбур– шлюз герметичен! Покинуть отсек! – последовала новая команда.

«Значит, еще поживем!» – воспрянул духом Бобылев.

Василий на ощупь спустился по ступенькам к тамбур-шлюзу. После дачи фреона дымовая завеса немного поредела. Вскоре из нее, один за другим, появились неузнаваемые в шлем-масках три фигуры. Но Василий все равно опознал в них старшину команды электриков мичмана Гиреева, вахтенного электрика старшину первой статьи Николаева и дозиметриста старшего мичмана Сибирцева. Они также узнали его. Тем более ПДУ не закрывало надпись на нагрудном кармане.

– Вы один? – приставив голову вплотную к его голове, глухо спросил сквозь шлем-маску Гиреев. Бобылев кивнул головой.

– Тогда в тамбур-шлюз!

Надо было спешить. Перед дверью Гиреев вдруг остановился, подтолкнув рукой Бобылева и Николаева к двери тамбур-шлюза:

– Вы в первую очередь!

Шлюзование прошло без проволочек. Но радоваться было рано. Турбинисты также были включены в изолирующие дыхательные аппараты. Только после шлюзования в пятом отсеке, они смогли вдохнуть пригодный для дыхания отсечный воздух четвертого отсека. Василий остался ожидать Гиреева и Сибирцева в четвертом отсеке. Их долго не было. Причина выяснилась скоро. В отсеке появились встревоженные врач Бахтин, заместитель Плисецкий, старпом Авдеев и особист Чишкунов: «Ващенко в седьмом забыли!». Василий понял, почему Гиреев с Сибирцевым остались в отсеке. Наконец они услышали два долгожданных удара. Через открытую переборочную дверь четыре человека в изолирующих дыхательных аппаратах втащили в отсек неподвижное, испачканное чем-то скользким, с неприятным запахом, безжизненное тело.

– Срочно в центральный пост, – распорядился доктор. Людей в отсеке было достаточно, поэтому Ващенко быстро перенесли в центральный и уложили на приспособленный для сидения сейф поста погружения-всплытия. Бобылев помогал нести Ващенко. Вымазавшись, он понял, что неприятное вещество, которым была испачкана вся одежда пострадавшего – рвотные массы, которыми в некоторых случаях сопровождается отравление угарным газом. По какой-то причине Ващенко не смог включиться в изолирующий дыхательный аппарат! Все, находившиеся в центральном посту, затихли, наблюдая за доктором, который торопливо что-то искал в своей большой брезентовой сумке с нарисованным на ней аварийкой красным крестом.

«Опытный врач, – подумал Василий, – медпункт в корме, в седьмом отсеке, а он предусмотрел, чтобы необходимое и в носу было!». Наконец, окружающие увидели в руках Бахтина шприц с неестественно длинной иглой, которой можно было насквозь проткнуть человека.

– Освободите ему грудь, – приказал доктор, своему нештатному помощнику, в обычное время дозиметристу старшему мичману Еременко.

Еременко расстегнул пуговицы куртки Ващенко и, не церемонясь, рванул посередине разовую майку, обнажив худосочную грудь. Бахтин протер кожу в районе сердца спиртом. Прицелившись, профессиональным ударом шприца он ввел в сердце Ващенко какое-то лекарство. Неподвижное тело дернулось, грудная клетка еле заметно поднялась и опустилась. Веки открылись, показав закатившиеся зрачки.