Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина

— Вы… подстроили, чтобы Густав убил маленькую Марийку?

— Нет. Лили, не ожидал у вас таких подозрений. Я просто был уверен, что он хоть кого-нибудь убьёт, раз уж туда приехал. И убьёт так, что это не останется незамеченным общиной — Густав был редкостная скотина. Думал, что цыгане увидят это в новостях и испугаются… позвонят вам. Вот то, что он начнёт с цыган, я точно не знал заранее. Более того, я не предполагал такой возможности — мне казалось очевидным, что, даже если в самой общине нету «волка», всё равно там известно, где его найти.

— И вы можете вот это всё доказать?

— Что я подбросил газету или что я не натравливал Густава на девочку?

— Второе.

— Не могу. Но я действительно этого не делал.

Официант появляется с шампанским и блюдом с фруктами. Пока он не уходит, мы молчим.

— Вы верите мне? — спрашивает Батори. Я не знаю, что сказать. Мне очень хочется поверить, и именно поэтому я опасаюсь. Не дождавшись ответа, упырь с тихим хлопком открывает шампанское и разливает по бокалам. Я беру свой за тонкую хрустальную ножку. Батори поднимает бокал стоя.

— За вас, Лили. Сегодня ваш день.

Я киваю и пью. Пузырьки щекочут мне нёбо, и через пару секунд в желудке теплеет. Я кладу в рот виноградину, но не спешу её надкусить. Мне нужно собраться с мыслями, чтобы задать следующий вопрос. Наконец, у меня получается его сформулировать, и я разжёвываю сладкую ягодину.

— А почему бы вам не избавиться от «волков», когда у вас будет ваш ручной? Тогда ведь они не будут вам больше нужны.

— Мне все нужны. Я хочу, чтобы никто больше не умирал… конечно, насколько это возможно.

— Но ведь раньше вы сами убивали. Убивали?

— Да. Я был изрядной сволочью.

— И что же изменилось? Умер ваш «крёстный»?

— И это тоже. Но… Знаете легенду об императоре Ашоке?

— Нет.

— Одним из царств Древней Индии правил безжалостный царь Ашока. Чтобы стать царём, он убил своего брата, наследника трона, но этого ему было мало. Он хотел стать императором и получить в свою власть всю Индию. Он покорял в войнах царство за царством, пока не пришёл черёд маленькой процветающей Калинги. Безжалостный Ашока разбил одно войско Калинги, и другое войско, а третьего не было, и армия Ашоки уже подступала к столице. Тогда собрались все жители столицы и стали думать, что делать: воинов почти не осталось. Один старик сказал: «Я всё ещё могу поднять меч». И его юная дочь сказала: «А я уже могу поднять меч». И её маленький брат сказал: «А я могу удержать кинжал». И рано утром армию Ашоки встретило третье войско Калинги, и стояло оно твёрдо, и билось насмерть, но было полностью разбито. После боя, пока воины Ашоки собирали раненых и убитых, император вышел на поле, и увидел, что земля красная. И ещё он увидел тысячи мёртвых и умирающих — детей, женщин и старцев. Он бродил и бродил между ними, пока не увидел того, кто вёл их в бой — принца Калинги, такого юного, что у него ещё не появилось волос на щеках. Принц отважно смотрел в глаза Ашоке, восседая на колеснице. Когда император подошёл ближе, он увидел, что мальчик мёртв, и тело его пригвождено стрелами. И тогда Ашока обещал, что никогда больше не развяжет войны, и что все его подданные будут одинаково счастливы под его правлением и равны перед его законом. И Индия процвела под рукой его, и жила в мире и довольстве… Вот точно так же однажды и я огляделся, и увидел, что моё поле усеяно трупами. Только в руках этих женщин и детей нет оружия. И я понял… что однажды сделаю так, что люди перестанут убивать друг друга.

— Став императором?

— Да. Это в некотором роде традиция нашего рода. Вспомните, величайшим и добрейшим из правителей земли Польской был…

— Стефан Баторий, да. Иштван Батори.

— Иштван Батори. И он был не единственным из Батори, славным своим правлением. Я надеюсь стать ничуть не хуже.

— Это правда, что во время обряда мне придётся умереть?

— Не умереть, а пройти через смерть. Это немного другое. Собственно, именно для таких, как вы и я, в этом нет ничего необычного. Ведь и вампиры, и «волки» проходят через смерть, чтобы стать такими, какие они есть.

— Я не проходила через смерть. Я такой родилась.

— Лили… все «волки» в подростковом возрасте… проходят через особый период. Они начинают странно, беспокойно себя вести. Пытаются покончить жизнь самоубийством. Очень важно, чтобы в этот момент рядом был кто-нибудь, кто знает, в чём дело. Поскольку… когда «волчонку» удастся убить себя, ему в рот нужно влить человеческую или «волчью» кровь. Иначе он не вернётся. Умрёт. Если же он получит кровь… он перенесёт тяжёлую болезнь, но останется среди живых. И после этого ему будет необходима уже кровь вампиров.

— Но я никогда себя не убивала.

— Этого не может быть, Лили. Вы могли забыть… пожелать забыть. Но в возрасте шестнадцати-семнадцати лет вы тяжело болели. А перед этим — убили себя. И кто-то дал вам своей крови. Обычно это делает наставник.

— Нет, я…

— Подумайте, Лили. Вы болели в этом возрасте?

— Воспалением лёгких, в семнадцать лет. Но я не…

Мои пальцы впиваются в скатерть, в столешницу, белея от напряжения. Мне вдруг становится трудно дышать.

Вода в моих лёгких… бурая, гнилая вода… не Бодвы. Сана — реки Пшемысля. Я содрогаюсь от холода, некогда проникшего в мой желудок и бронхи.

— Лили? Вам нехорошо?

— Это он мне велел забыть…

— Кто?

— Мой брат. Я пила его кровь. О Господи…

Я задыхаюсь, то ли от слёз, то ли от памяти о мерзких, бурых водах Сана.

— Тихо, тихо, — шепчет мне на ухо Батори. Он обнимает меня, прижимая к тёплой груди. — Тихо, Лили… что вы. Всё хорошо. Тихо…

Официант, вошедший с горячим, кидает на меня короткий, но выразительный взгляд. Я отворачиваюсь, пряча мокрое лицо в рубашке вампира. Но, как только мы остаёмся одни, отодвигаюсь:

— Это поэтому «волчата»… не доживают?

— Да, Лили. И об этом не принято беспокоиться… у вампиров. Я же считаю такой подход преступным. Преступным! Каждый из моей семьи, кто стал отцом «волчонка», следит за его судьбой и вовремя сообщает ему, что он есть.

— А вы? У вас есть… такие дети?

Впервые я вижу, чтобы Батори смешался. Медленно, словно взвешивая каждое слово, он говорит:

— С тех пор, как