Изумленный капитан - Леонтий Раковский

– Еврей? Борух Лейбов? – держась за кровать, чтобы не упасть, спросила Софья.

– Да, Борух Глебов, – ответила гречанка, глядясь в зеркало. – А моряк – капитан Возницын. Я поехала в тот день на морской рынок… – начала она и не докончила: сзади нее что-то мягко шлепнулось об пол.

Гречанка обернулась: на полу лежала бледная как клавердук [53] еврейка Шарлотта Мейер.

Зубы только стучали о край чашки, но не разжимались. Вода расплескивалась по высокой вздрагивающей груди, по коленям.

Гречанка в испуге оглядывалась: что делать? Одна в доме – ни Анастаса, ни Пыжова.

Софья, запрокинув голову назад, плакала и хохотала. Мертвенная бледность покрывала ее лицо.

Гречанка плакала сама и, мешая русские слова с греческими, уговаривала:

– Аркета! Успокойтесь! Не плачьте! Диа тон феон! [54]

Зоя промучилась с Софьей около часу, пока наконец не удалось кое-как положить Софью на постель.

– Наверное, Борух – ее отец, – догадывалась Зоя. – Бедная, бедная!..

Софья лежала, уставившись в одну точку. Ужас сковал ее. Она лежала и думала:

– Не может быть! Сожгли? Не может быть!

Слезы катились, не переставая. Но слезы как-то облегчали.

К ней подошла гречанка.

– Так нехорошо делать, но приходится: я вас оставлю одну. Мне надо поехать к сестре на Васильевский. Закройте за мной дверь! Если ко мне придет брат – он обещал притти сегодня – пусть обождет. Вот молоко, хлеб, кушайте! – указала она на стол, где стоял кувшин молока и лежали краюха хлеба и нож.

– Идите! – слабо ответила Софья.

Хозяйка ушла.

Софья лежала и думала. Ей казалось, что это все приснилось. Но нет – она не спит…

– Его, Саши, нет в живых! От него не осталось ни косточки – все сгорело!

Софья зарыдала.

Вдруг она встрепенулась.

«Не быть в этом проклятом городе ни секунды! Вон отсюда! Бежать! Ехать к Помаскиной – только она одна осталась!»

Софья встала, шатаясь.

Как в лихорадке связала в узелок свои вещи, сунула за корсаж мешочек с драгоценностями, оставшимися от Саши, накинула тафтяную мантильку и уже поправляла волосы, собираясь уходить, как стукнула дверь.

«Неужели Костя?» – подумала она, оборачиваясь.

Перед ней стоял Галатьянов.

Она молча отступила назад, опираясь о стол руками. Он опешил не меньше Софьи.

– Так вот какая тут еврейка? Ты как очутилась здесь? Попалась, голубушка! В этот раз не отвертишься! Сгниешь на прядильном дворе! Твоего милого сожгли как мышь! Не сдобровать и тебе! – говорил он, насмешливо глядя на Софью.

Софья ждала, что он набросится на нее, но Галатьянов неожиданно повернул к двери.

Если бы Галатьянов не говорил о нем, о Саше, Софья, пожалуй, не двинулась бы с места, чтобы убегать, спасаться – теперь ей было все равно: ведь, его нет! Но Галатьянов мерзко сказал о нем. Вся кровь бросилась Софье в лицо.

– Погоди! – крикнула она, схватывая со стола нож и кидаясь за Галатьяновым.

– Не проси, поздно! – полуобернулся Галатьянов.

Он думал, что Софья хочет задержать его, не звать народ. Но в это время получил удар ножом в шею. Галатьянов тяжело рухнул на пол.

Софья, обезумев, бросилась вон. Она выбежала в сени и, навалившись на дверь, не могла нашарить помертвевшими, слабыми пальцами ручку двери. Софья стояла, обернувшись назад. Большие глаза ее были дико расширены. Она с ужасом прислушивалась, из-за двери доносился какой-то хрип.

Наконец, ей удалось открыть дверь. Софья выскочила на двор. Свежий воздух отрезвил ее. Она побежала к Неве, где всегда стояли перевозчики.

– К Литейной улице! – сказала она, прыгая в лодку.

Софья села и только тут осторожно осмотрелась, нет ли где-нибудь на платье или на мантильке крови: пятен не было.

Софья сидела, боясь оглянуться назад: а вдруг погоня!

Она сидела, до боли сжав под мантилькой руки.

Старик-перевозчик благополучно довез ее до Литейной улицы.

Софья встала, уплатила перевозчику целый гривенник и быстро пошла к новгородской дороге, провожаемая благословениями старика, которому уплатили больше, чем он ожидал.

IV

„Протчая действия не суть описуема”.

Брезгливо опустя углы губ, Андрей Иванович Ушаков читал доношение тверского воеводы Ивана Киреевского:

«По указу е. и. в. велено: по представлению его превосходительства обер-егермейстера, господина Волынского, в поимке в Твери белой галки присланным из Москвы помытчмкам учинить всякое вспоможение. И по тому е. и. в. указу для поимки той галки, с показанными присланными помытчиками, отправлено было солдат, сотских, пятидесятских и десятских немалое число; токмо той галки в Твери и в уезде нигде не сыскали…»

Май 1934 – июнь 1936.

Примечания

1

Синхори?зете ми – простите меня.

2

Авфе?нтис – господин, сударь.

3

Кирие – господин, сударь.

4

Сас перикало? – умоляю вас.

5

Пени?нта копикиа – 50 копеек.

6

Довольно. У меня нет времени. Мне надо итти в церковь.

7

„Сажать скобу” – шуточное морское выражение, означающее „стать на якорь”.

8

Ма тон фео?н (греческ.) – ей-богу.

9

Нет, ради бога, нет.

10

Сас проскино? – прощайте.

11

Арбе-канфес – нагрудник, жилет.

12

Тфилин – принадлежность для молитвы.

13

Варт (евр.) – погоди.

14

Меюхес – аристократ.

15

En garde – защищайся (фехтовальный термин).

16

Зейман – моряк.

17

Гундсфат – негодяй.

18

Крюйт-камера – пороховой погреб на корабле.

19

Шаутбейнахт – контр-адмирал.

20

Нок – конец рея.

21

Музур – вольнонаемный рабочий на корабле.

22

Фаляндыш – толстое сукно.

23

Кригсрехт – военный суд.

24

Буй – железный прут, с замком, надевавшийся преступникам на ногу.

25

Штирборт – правая сторона.

26

Зимбиль (персидск.) корзина.

27

Бархоут – доски, которыми обшиваются борты корабля.

28

Чох-якшы – очень хорошо.

29

Па?ни студиаба?лу (греческ.) – ступай к чорту.

30

Петь с канонархом – чтец читает несколько слов молитвы, которые вслед за ним повторяет хор.

31

Ахтунг – внимание.

32

Красоуля – монастырская чаша, большая кружка.

33

Вандышный – святочный.

34

Архиатер – главный врач.

35

Констапель – артилл. офицер.

36

Фаляндыш – толстое сукно.

37

Тыдень – неделя.

38

Так в народе называли Тайную Канцелярию.

39

Дзенькую – благодарю.

40

Ливрант – подрядчик.

41

Апикейрес – вольнодумец, безбожник.

42

Кирма?ш – базар.

43