Гориллы в тумане - Дайан Фосси

Вскоре Иэн обнаружил изувеченный труп Диджита, лежавший в окровавленных примятых зарослях. Голова и руки Диджита были отрублены, а на теле виднелось множество ран от ударов копьями. Иэн с Немейе оставили труп и отправились разыскивать нас с Каньяреганой в другой части седловины. Они хотели оповестить меня о случившемся до того, как я сама наткнусь на труп Диджита.

Случается, что отказываешься верить фактам, настолько непосильным оказывается их давление. Когда я слушала трагический рассказ Иэна, перед моим мысленным взором прошла вся жизнь Диджита, начиная с первой встречи десять лет назад, когда он был крохотным неугомонным комочком черной шерсти. Услышав жуткую новость, я ужасно расстроилась.

Как выяснилось, Диджит, выполнявший столь важную для своего семейства роль стража, 31 декабря 1977 года был убит браконьерами на своем боевом посту. Диджит получил пять смертельных ран, нанесенных копьями, и тем не менее ему удалось задержать шесть браконьеров с собаками и дать своей группе, включая беременную Симбу, уйти под прикрытие склонов Високе. Он дал последний бой в гордом одиночестве, проявив необычайное мужество. Перед смертью он убил одну из собак браконьеров. Я пыталась не думать о том отчаянии и боли, которые он испытывал, а также о недоумении от мысли, что люди могли так поступить с ним.

Носильщики принесли тело Диджита в лагерь, где его похоронили в нескольких десятках метров от моего домика.

Однако захоронить тело Диджита не означало предать забвению память о нем. В тот же вечер мы с Иэном Редмондом обсуждали два варианта: либо не распространяться о смерти Диджита, либо объявить о ней во всеуслышание, чтобы получить дополнительную поддержку активных сил по сохранению живой природы в Вулканическом национальном парке в виде регулярного и частого патрулирования его территории для защиты от браконьеров.

Иэн, новичок в этом деле, был настроен весьма оптимистично по поводу того, какие выгоды можно будет извлечь из обнародования смерти Диджита. Он считал, что негодование общественности, вызванное бессмысленным убийством, окажет давление на правительство Руанды и оно предпримет необходимые шаги для заключения браконьеров в тюрьму на долгие сроки. Он также был убежден, что этот инцидент заставит власти Руанды и Заира более тесно сотрудничать в деле охраны природы, чтобы обе половины области Вирунга подчинялись одному руководству.

Я не разделяла оптимизма Иэна. К тому времени, когда был убит Диджит, я уже проработала в Вирунге одиннадцать лет. За это время я встретила лишь горстку работников охраны парка и управления им, которые не пали жертвой всеобщего застоя и нездорового климата, сложившегося в их экономически неразвитых, перенаселенных странах. Ведь причина одной из бед области Вирунга состояла в том, что она была поделена между тремя странами, причем на повестке дня каждой из них стояли проблемы более насущные, нежели охрана диких животных. Я была согласна с Иэном, что возмущение общественности может привести к выделению значительных средств для охраны природы в пользу правительства Руанды, но вряд ли можно было ожидать, что значительная их часть пойдет на активное патрулирование территории против браконьеров. После поимки Коко и Пакер руандийские чиновники, связанные в то время со службой парка, получили и новые средства, и новенький «лендровер», но ни то, ни другое не было использовано для нужд парка. Я уже давным-давно убедилась в том, что денежная поддержка может дать результат для решения долгосрочных задач лишь при росте сознательности местного населения. Больше всего я боялась эдакой евангелической кампании «во имя спасения горилл», которая могла развернуться после обнародования смерти Диджита. Неужели Диджиту суждено было стать первым жертвенным агнцем на алтаре для выбивания денежных средств путем оглашения обстоятельств его смерти? Именно эти мысли довлели надо мной во время обсуждения с Иэном всех «за» и «против» огласки смерти Диджита.

Когда кромешную ночь сменил серый сумеречный туман, я вдруг уяснила себе, что, как и Иэну, мне бы не хотелось, чтобы смерть Диджита была напрасной. Я решила учредить Фонд Диджита для поддержки активных мер по охране горилл, причем все деньги должны были идти на расширенное патрулирование парка, то есть на наем, обучение, снаряжение и вознаграждение африканцев, готовых проводить долгие часы в утомительных походах с целью уничтожения ловушек и конфискаций копий, луков и стрел браконьеров. Я бы лично предпочла использовать для такой работы служащих лагеря. Сотрудничество с властями крайне необходимо, особенно если ты являешься гостем страны. Ведь именно служащие охраны парка, а не я обладают юридически обоснованным правом задерживать браконьеров, и им всем бы не помешал дополнительный доход к месячной зарплате, эквивалентной шестидесяти долларам. Однако формально они подчиняются директору Вулканического национального парка, который, в свою очередь, подчиняется управляющему национальных парков Руанды и обосновался в Кигали. Служащие охраны парка регулярно получают зарплату независимо от того, появляются они в парке или нет, поэтому аспект личной материальной заинтересованности не всегда срабатывает. На протяжении многих лет я возвращалась в Руанду после недолгих отлучек в Америку, нагруженная ящиками с новыми ботинками, форменной одеждой, рюкзаками и палатками для служащих охраны. Я неоднократно пыталась привлечь местных жителей к активному патрулированию территории парка, используя Карисоке в качестве базы. Естественно, у меня охотно брали одежду и ботинки, с таким же удовольствием столовались в лагере и получали надбавку к зарплате, но от работавших спустя рукава охранников толку было мало. Единственное, о чем они думали, — это побыстрее вернуться в свои деревни и местные пивные бары, где они продавали ботинки более зажиточным руандийцам, чтобы купить пиво. От моей наивности не осталось и следа, когда я узнала, что наиболее активные браконьеры, промышлявшие в парке, наладили отношения со служащими охраны и за разрешение поохотиться в парке регулярно расплачивались с ними франками или мясом. Мне стало также известно, что все те, кого охранники якобы арестовывали в парке во время их пребывания в Карисоке, на самом деле оказывались друзьями или родственниками браконьеров, которым всегда удавалось бежать из-под конвоя по дороге в тюрьму. Я, скорее всего, заблуждалась, когда решила выдать охранникам дополнительное вознаграждение за каждого пойманного браконьера, вместо того чтобы платить поденно. Больше эту ошибку я не повторяла, нанимая посторонних людей, не имевших к парку никакого отношения. Они оказались единственными, кого я могла лично заинтересовать в честной и эффективной работе. Было также неразумно выплачивать премию за каждую принесенную в лагерь ловушку, ибо такая практика привела бы к изготовлению ловушек прямо в лагере в обмен на награду.