Флотоводец - Кузнецова Васильевна

Р.В.: Ну разобрали?

П.Г.: Разобрали.

Р.В.: А торпеду куда дели? Бросили тут же? Она небось там много лет пролежала.

П.Г.: Точно. Точно. Она, лодка-то, была построена, знаете, не с той стороны, где старый завод, а на другом берегу. Вы были сами-то на Северодвинском заводе?

Р.В.: Нет, не пришлось.

П.Г.: Ну вот. А это на другом берегу. Корпус там стоял с одной торпедой.

Р.В.: И когда же собрались на совещание Президиума в другой раз?

П.Г.: Через три месяца, после того, как создали комиссию, привлекли в нее моряков, и те рассмотрели все и разобрались. Был подготовлен проект Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР о порядке и сроках проектирования, строительства и сдачи первой АПЛ за подписями Малышева, Кузнецова и Булганина. На Президиуме ЦК выступали Малышев и Кузнецов. А еще до собрания Президиума Николай Герасимович выезжал в Обнинск, брал меня. С нами были Малышев, Исаченков, Бутома. Мы были на испытательных стендах, созданных для первой АПЛ. Станцию в 1955 г. показывал Николай Андреевич Николаев. Очередная поездка Николая Герасимовича была намечена на конец 1955 г. Но в мае он получил инфаркт. Случилось это, когда он на военно-промышленной комиссии доказывал председателю ВПК Смирнову необходимость принятия программы военного кораблестроения на 50—60-е гг. и в связи с этим о необходимости перевооружения и организации по-новому работы многих заводов для строительства современных кораблей. Я помню это совещание. Потом, когда разобрались, когда я уже съездил к судостроителям и с их представителями отругали мы этих средмашевцев. Никто же не знал из специалистов моряков и судостроителей, что они напридумали. Запрещено было КГБ. Группа средмашевцев так истолковала постановление Сталина, его указание не допускать пока моряков. А только, чтобы делали средмашевцы. Как это получилось? Потом уже стали и на заводы привлекать, а то все вслепую работали по первой лодке, корпус которой уже построили.

Мне запомнилась (это был конец 55-го года или даже начало 56-го), поездка на Горьковский завод, к Максименко. Мне подробно показали завод. Он в это время полностью прекратил производство 70-мм пушки, которая выпускалась для войны. Была непобедимая, героическая. 100 тыс. штук пушек выпустил завод. Максименко мне подарил такую пушку с выбитой в стихотворной форме надписью на ней. Максименко мне тогда рассказал, что «положение у нас серьезное, завод пустой и мы сидим на картотеке. Уже поставщикам мне нечем платить. Вот теперь уже грозятся воду отключить, электроэнергию отключить, хоть останавливай завод. Я говорю: «Да что ж за безобразие! У Вас уже есть Постановление, Вы все оборудование готовите для того, чтобы реакторы делать, а Вы, говорите, — сидите на картотеке. Я доложу Булганину». Когда приехал из Горького, написал бумагу ему и пришел на доклад. Говорю: «Вот так и так, Николай Александрович. Я уже несколько раз до этого докладывал ему, как идут дела атомные. Он охотно меня принимал. Вы, понимаете, — говорю, — оборотных средств больше не дают и завод в таком положении, это же безобразие, разве же можно так. Завод должен не только рассчитываться, а готовиться к тому, чтобы реактор делать. Так вот, он готовится полностью к переоборудованию под это — там много пустых цехов было». «Так что нужно сделать?» Я обещал Максименко доложить Председателю Совета министров, Максименко верит, что он наверняка поможет. «Вы подскажите, кому, что?» Просит: «Пусть дадут указание Председателю Госбанка, чтобы он приказал снять, во-первых, завод с картотеки, выделить средства (я не помню сколько там миллионов) уже оборотные, чтобы мы не бедствовали». Я Булганину об этом доложил, осталась бумага. Можно наверное в архивах найти. Эту мою бумагу. Булганин при мне позвонил Председателю Госбанка и говорит: «Котов приехал с завода, доложил, что же это такое…» И закрутилось…

Р.В.: А Вы знали такого адмирала Сергеева Николая Дмитриевича?

П.Г.: Ну а как же. Начальника Главного штаба ВМФ.

Р.В.: Он рассказывал как его однажды вызвал Николай Герасимович, это было в 51-м году, когда он назначал его командующим Беломорской флотилией. Напутствуя его, сообщил ему тайну, о которой просил никогда и никому не рассказывать. И дал ему поручение. Кузнецов сказал, что в Северодвинске (тогда он назывался Молотовск), там, где у нас уже был судостроительный завод, решено построить новый цех № 42 для строительства нашей первой атомной субмарины. И поручил ему выбрать место для этого цеха.

П.Г.: Вот так.

Р.В.: А это было в 51-м году. То есть до выхода всех постановлений и Сталина, и последующих. Николай Дмитриевич это рассказал незадолго до смерти, сказав, что с собой унести это, как тайну, не хочет, а должен оставить ее здесь. Это значит, что Николай Герасимович Кузнецов и к рождению первого завода атомных субмарин в нашей стране руку приложил! Представляете? Значит он знал и на каком заводе лодка будет строиться, и был в курсе всех дел. Так выходит?

П.Г.: Да. Он молодец. Жаль, только, потерянного времени. Когда моряки сделали замечания, пришлось догонять. Да и деньги пропали.

Р.В.: Да, жаль. По-видимому, Вячеслав Михайлович Малышев в то время так сильно «уповал» на свое Министерство среднего машиностроения, которое мощнейшим было тогда из министерств и делало ядерное оружие для защиты страны. Когда задача по созданию ядерного щита была решена, сделали, по-видимому, заключение, что также в глубокой тайне ученые и лодку атомную сделают. Засекретились так от недругов, что и про специалистов-моряков вспомнили поздновато, когда уже и корпус, и торпеду в тайне от них придумывали. Но расчет не оправдался — без специалистов-моряков, которые на лодке не только плавают, но живут, и используют ее в качестве оружия, лодку нельзя будет сделать. Положился только на ученых и поэтому полтора года работы при Сталине не допускали моряков, потому что они, по определению свыше, — «своими советами помешали бы», а я бы добавила — «строить то, что было построено» за эти полтора года без моряков.

П.Г.: Малышев рассказывал, что они опирались на указание Сталина «моряков не допускать». Сталин — закон был для Средмаша.

Р.В.: А еще о чем надо помнить, что играет не последнюю роль во всем этом деле. Помните Вы, что в конце 1948 г. Сталин отправил Кузнецова на Дальний Восток, в ссылку, разжаловав его «на три сверху», как выразился адмирал Левченко, сняв три звания, завоеванные Кузнецовым вместе с победами в войне с фашизмом. Его судили вместе с адмиралами. Помните. И до июля 1951 г. Кузнецов службу нес на Дальнем Востоке. А главкомом стал Юмашев. За эти почти три года он по свойствам своего характера не мог отстаивать послевоенную программу Кузнецова. Юмашев соглашался на строительство кораблей старых проектов, поскольку хорошо знал, что делают с теми, кто настаивает на своем. А почему? Так выгодно было Минсудпрому. Вы же знаете, что у нас судоверфи-то после войны старые остались и построить на них новые корабли было нельзя. А новые судоверфи строить — тоже проблематично в послевоенной стране, в которой почти все средства брошены на создание «атомного щита». И быстрее делается дело накатанное, чем новое. Правда? За это даже хорошие премии судостроители тогда получали. Только зачем это нужно? Так вот, Юмашев, хорошо усвоив науку слушаться, за новую программу не воевал, что диктовали, то и выполнял. И вдруг, неожиданно для всех, но не для самого себя, Сталин назначает вновь Н.Г. Кузнецова Военно-Морским Министром.