Святой дьявол: Распутин и женщины - Рене Фюлёп-Миллер

На следующий вечер старец пришел аккуратно к началу трапезы. Князь приготовил все необходимое, позаботился о еде и напитках, а также пригласил свою знакомую Червинскую, родственницу супруги Сухомлинова, которая с семьей военного министра была в самых скверных отношениях.

Высокая, элегантная, с прекрасными глазами, она выглядела несколько увядшей, как все женщины, приближающиеся к пятому десятку, но при этом была очень остроумной и талантливой собеседницей, и разговор с ней доставлял истинное удовольствие любому мужчине. Кроме того, она отличалась величайшей скрытностью и уже поэтому являлась ценной союзницей, потому что была осведомлена о супругах Сухомлиновых гораздо лучше, чем сам князь.

Распутин очень обрадовался хорошенькой женщине, тут же обнял ее, потом поцеловал и хозяина, сказал ему пару слов и еще раз заключил Червинскую в свои объятия; иногда он дважды здоровался с женщинами, которые ему нравились.

После этого они втроем отправились к столу и начали разговор о деле Сухомлинова. Старец основательно принялся за еду, вытаскивая аппетитные куски рыбы один за другим из большой миски, разрывал руками и жадно обсасывал с костей нежное мясо.

Червинская же, держа тонкими пальцами рыбный нож, снимала с каждого кусочка рыбки кожу и, собственно, почти ничего не ела, потому что непрерывно вспоминала все новые грязные дела министра и его супруги и, занятая рассказом, забывала поднести кусок ко рту. Князь тоже ел мало, он был слишком увлечен вопросом, обдумывал новые планы и интриги. Григорий Ефимович, напротив, уничтожал одну рыбину за другой, выпил много стаканов мадеры, прекрасно себя чувствовал и чавкал от удовольствия. Время от времени он неожиданно прекращал есть и, зажав в кулаке рыбу, приговаривал, что еще покажет Сухомлинову. Угрожающе помахав рыбой, он снова принимался за еду.

Иногда он внезапно начинал говорить совершенно о другом, так как голова его была забита разными важными делами, и он не любил долго говорить на одну тему, тем более что был уверен, что даже самые важные дела можно решить короткой фразой: «Я сделаю это!» Поэтому он прерывал разговор о Сухомлинове и, вертя в руках кусок рыбы, начинал говорить о своих отношениях с Богом. Он заговаривал о душе, о вере и опять замолкал. И князь Андронников, и его подруга Червинская были совершенно потрясены умом Распутина, восхищались его религиозными суждениями.

Наконец старец вскочил, вытер капли вина с бороды, вышел из-за стола и добавил:

— Вы должны знать, что папа и мама делают все, что я им скажу!

После чего поцеловал Червинскую, обнял хозяина и поспешил к дверям.

— Сибирские купцы, — крикнул он, — ждут меня в «Вилле Роде», они привезли мне ковры и заказали цыган!

Он напел несколько тактов из «Тройки», притопнул, как бы собираясь пуститься в пляс, жадно посмотрел на Червинскую и исчез.

Прошло более года, прежде чем Червинская однажды осенью 1915 года посетила недавно назначенного помощника министра Белецкого, от которого она уже давно хотела добиться решения по иску. В разговоре с Белецким, зажав между пальцами тонкую сигарету, она словно случайно заметила:

— Вчера отец Григорий снова приходил к нам на ужин. Он много рассказывал Николаю Петровичу об императрице и императоре.

Помощник министра, до этого слушавший вполуха, играя тяжелой золотой цепочкой от часов, при упоминании имени Распутина навострил уши, попросил поподробнее рассказать обо всех разговорах, происходивших во время этой последней трапезы, и пообещал Червинской незамедлительно уладить ее дело. Прощаясь, он попросил засвидетельствовать свое почтение Николаю Петровичу, которого он уже давно не видел.

Степан Петрович Белецкий лишь недавно, одновременно с назначением Хвостова министром внутренних дел, добился поста помощника министра; теперь в его обязанности входило руководство полицией, прежде всего политическим сыском. После того как великий князь Николай Николаевич и «истинно русские люди» отвернулись от Распутина, Белецкий стал одним из самых ловких шпионов за старцем; почти ежедневно он докладывал начальнику канцелярии великого князя генералу Балинскому о разврате и пьяных оргиях Григория, таким образом поставляя «Николаевичам» и их супругам материал, который те лихорадочно собирали.

Когда только назначенный помощник министра услышал от Червинской о дружбе Григория Ефимовича с князем Андронниковым, он, как опытный специалист секретной службы, тут же усмотрел в рыбных трапезах огромные возможности для себя, ему открывался удобный случай постоянно быть в курсе дела частных высказываний старца, а следовательно, доставлять желанный материал для великого князя Николая Николаевича и «истинно русских людей», намеревавшихся вредить Распутину. Но помимо этого личного интереса Белецкий, будучи помощником министра, видел, какими важными в будущем могут стать подобные «рыбные» застолья, так как само министерство было в значительной степени заинтересовано в постоянном подробном уведомлении о намерениях и планах могущественного «друга».

Итак, Белецкий велел просить к себе князя Андронникова, но прежде из документов выяснил, в каких отношениях тот прежде находился с министерством. С удовлетворением он выяснил, что князь и раньше регулярно получал пособие и был тайным агентом; когда позднее у него появился Андронников, он ограничился общепринятыми любезностями и сразу же перешел к делу, как и подобает начальнику полиции разговаривать со своими агентами. Неестественно мягким голосом он сообщил князю, зачем пригласил к себе:

— Мой дорогой Николай Петрович, мы услышали в ваших рыбных трапезах с Распутиным. Министр и я придаем большое значение тому, чтобы эти трапезы и дальше регулярно продолжались, по возможности два раза в неделю. Мы также будем иногда пользоваться вашим гостеприимством. Вы по прежнему опыту знаете, что министерство в таких случаях не мелочится, мы охотно оплатим вам все издержки трапез с Григорием Ефимовичем, кроме того вы сами можете, конечно, рассчитывать на нашу признательность.

Затем Белецкий порекомендовал и в дальнейшем приглашать на встречи с Распутиным госпожу Червинскую, чтобы она в тактичной форме направляла разговор в «нужное русло» и задавала «определенные вопросы». Еще раз напомнив, что они не мелочны, Белецкий закончил свое изложение и выжидающе посмотрел на князя своими круглыми масляными глазками.

Но и Андронников имел опыт секретной службы, и поэтому он решил не полагаться на неопределенные заверения в последующей признательности, а наоборот, с самого начала потребовать плату за выполнение конкретных действий. Он дипломатично высказался, что, хотя он охотно готов последовать желанию помощника министра, но ни при каких обстоятельствах не примет вознаграждения за издержки, напротив, он просит министерство помочь в выпуске газеты «Голос России», так как в ней он собирается энергично поддерживать политику министров.

Белецкий тут же понял намек, скоро между обоими было достигнуто соглашение: Андронников вышел из кабинета помощника министра с определенным обещанием, что министерство окажет усиленную денежную помощь «Голосу России» и что, кроме того, госпожа Червинская на время своего участия в пирушках может рассчитывать на соответствующее ежемесячное вознаграждение. За это Андронников обязался принимать у себя Распутина не менее двух раз в неделю, подробно докладывать о каждом его слове и иногда приглашать также министра Хвостова и его помощника Белецкого. А чтобы вызвать у старца интерес к регулярным посещениям Андронникова, решили, что князь на каждой встрече будет вручать ему крупную денежную сумму из средств министерства.

Хотя все было подготовлено самым наилучшим образом, Хвостова и Белецкого не покидало беспокойство, когда они первый раз садились в машину, чтобы поехать на ужин к Андронникову. Белецкому слишком хорошо было известно, что в то время, как по его приказанию следили за Распутиным, тот тоже постоянно шпионил за ним и, следовательно, должен знать о его связях с великим князем Николаем Николаевичем. У Хвостова совесть тоже была нечиста: хотя неприятное происшествие в Нижнем Новгороде было почти забыто, после того как Хвостов, благодаря своему красивому басу, добился благосклонности старца, но при назначении его министром внутренних дел произошла опасная ошибка: нетерпеливый и тщеславный Хвостов не дождался, пока Григорий Ефимович вернется из поездки в Покровское, даже наоборот, он похлопотал и осуществил свое назначение в его отсутствие. А такого самоуправства Распутин не любил, и поэтому Хвостов ожидал этой встречи со смешанными чувствами.

После первых приветствий в салоне Андронникова смущение министра еще более усилилось, так как старец, засунув правую руку за пояс, молча ходил по комнате взад и вперед и смотрел на тучного Хвостова недружелюбным и пытливым взглядом. Даже находчивый князь Андронников в этой ситуации чувствовал себя довольно неловко, не в своей тарелке. Вдруг Распутин остановился перед Хвостовым, строго и пронзительно посмотрел ему в глаза и сказал: