Беспроигрышная ситуация (ЛП) - Памела Памела.

— Ammo. — Кричим мы с Лиамом, бросаясь к нему, и на всех наших лицах отражается паника.

— Звони 112! — Срочно кричу я, и Леора тут же вскакивает, быстро набирая номер службы спасения, а затем с удивительной быстротой спускается за нами на землю.

— С ним все будет в порядке. — Шепчет она, ее голос — успокаивающая мелодия посреди бешеной симфонии, окружавшей нас.

Однако в ее глазах читается общий страх, отражение неопределенности, витающей в воздухе.

— Все в порядке. Я готов.

У дяди низкий голос, и мы наклоняемся, чтобы лучше его слышать, но он больше не говорит.

Его глаза закрываются, а дыхание ухудшается, становясь все более тяжелым.

Каждая секунда кажется вечностью, пока мы ждем помощи.

— Где эта чертова скорая?

Боль в голосе Лиама отдается в моей груди.

Как по команде, парамедики бросаются к нам, оттесняя нас в сторону, чтобы они могли приступить к работе.

Леора берет мою руку в свою, по ее лицу текут слезы.

Я не могу осознать всю серьезность ситуации; я оцепенел.

Мне страшно, и паника в груди нарастает, но я не могу этого допустить. Потому что он поправится. Ему должно стать лучше. Он не может нас бросить. Он не может меня бросить.

— В его легких скопилось много жидкости, это состояние известно как плевральный выпот. — Объясняет доктор Руссо, ее тон размерен. — Рак поразил плевру, вызвав воспаление и нарушив нормальный баланс жидкости. Это привело к чрезмерному скоплению жидкости в плевральном пространстве, окружающим легкие. В результате нарушилась дыхательная функция, и он упал в обморок.

Мягкий голос Леоры дрогнул, когда она спросила:

— Ему станет лучше?

Доктор делает глубокий вдох, прежде чем продолжить, ее глаза выражают смесь сочувствия и печали.

— Мне очень жаль, — мягко говорит она, — но его рак сильно распространился. На этой стадии прогноз неблагоприятный, и мы не сможем его вылечить. Сейчас мы сосредоточены на том, чтобы обеспечить ему максимально возможный уход, чтобы справиться с симптомами и сделать его жизнь максимально комфортной.

В голове крутятся мысли «что-если» и «если-бы», мучающие меня возможностью того, что я мог изменить ход событий.

Почему он не сказал нам? Почему мы не потребовали ответов?

Волны вины обрушиваются на меня, каждая из них несет в себе груз упущенных возможностей.

Рука Леоры на моей руке приносит небольшое утешение, но чувство вины грызет края моего сознания.

Слова доктора эхом отдаются в моем сознании, и я не могу избавиться от преследующей меня мысли, что, возможно, я подвел его.

— Мы можем его увидеть? — Спрашивает Лиам.

— Сейчас он спит, но вы можете войти. — Отвечает доктор, ее голос звучит мягко.

Дверь тихонько скрипит, когда Лиам толкает ее, открывая тускло освещенную комнату, где неподвижно лежит наш дядя.

Ритмичное гудение аппаратов — единственный звук, нарушающий тяжелую тишину.

Я следую за Лиамом, осторожными шагами мы входим в комнату.

Он подходит к кровати и смотрит на нашего дядю, который кажется еще более хрупким, чем когда-либо, под бледным больничным светом.

С губ брата срывается тихий вздох, и он шепчет:

— Привет, Аmmо. — Его голос едва слышен.

Он поворачивается ко мне, в его глазах блестят непролитые слезы.

— Что, если он никогда не проснется, Лукас? Что, если…

Он обрывается. Слезы текут по его лицу, я тут же обнимаю его, прижимая его голову к своему плечу. В моей голове повторяются одни и те же вопросы, но ради Лиама я должен быть сильным. Я тоже не могу сломаться.

— Лукас, Лиам. — Слабая, но искренняя улыбка дяди доносится до нас, когда он говорит. — Мальчики, вы были для меня подарком.

На моих глазах наворачиваются слезы, но я смаргиваю их:

— Все будет хорошо. — Успокаиваю я, мой голос трещит от эмоций, когда я сажусь рядом с ним.

Лиам присоединяется ко мне, и мы вместе окружаем его своим присутствием.

Я наблюдаю за тем, как наш дядя собирается с силами, чтобы заговорить, и в животе у меня завязывается узел. Его глаза, хоть и усталые, излучают столько любви.

— Обещайте мне, что будете заботиться друг о друге.

Мы с Лиамом обмениваемся взглядами.

— Мы обещаем, Аmmо. — Задыхается Лиам.

Я киваю в знак согласия, мой собственный голос застревает в горле.

Он пытается улыбнуться в ответ, но кашель прерывает его, оставляя на губах пятна крови.

Выражение лица Лиама меняется с неуверенной надежды на озабоченность, когда он смотрит на меня.

— Полегче, Аmmо. — Тихо говорит Лиам, его голос звучит как утешительный шепот. — Не напрягайся.

Его взгляд останавливается на мне, и он улыбается слабой, но ласковой улыбкой.

Внезапно аппараты начинают пищать, прерывая нежный обмен мнениями.

Я сжимаю руку дяди, отчаянно надеясь на знак, что он все еще с нами.

Глаза Лиама расширяются, на его лице проступает паника, и он смотрит на меня, ища подтверждения. Комната словно смыкается вокруг нас, а воздух становится все гуще от неопределенности.

Лиам отпускает руку и бросается к двери, крича о помощи медицинскому персоналу, ожидающему снаружи.

Я непоколебимо стою рядом с дядей, сердце гулко стучит в груди.

— Еще нет. Ma tetrekna, Ammo, bisharafak, ma tetrekna.

Я умоляю его не покидать нас, остаться с нами еще немного.

Я чувствую себя маленьким мальчиком, который умолял родителей остаться, не оставлять его одного.

В моем голосе звучит отчаяние, страх потерять человека, который был опорой и любовью в нашей жизни.

В комнате воцаряется тревожная тишина: медики снуют вокруг моего дяди, отчаянно уговаривая Лиама и меня убраться.

Но их слова теряются в хаосе.

Я их не слышу, в ушах стоит гул, который, кажется, усиливается с каждой секундой.

Мои глаза прикованы только к дяде, наблюдая за тем, как он борется за то, чтобы не заснуть.

Сопротивляясь порыву уйти, чья-то рука цепко хватает меня за руку, уводя из комнаты.

Коридор не дает никакого убежища.

Он стерильный, холодный, и запах антисептиков теперь пронизывает меня насквозь.

Ко мне тут же подбегает Леора, ее глаза изучают мое лицо, на них написано беспокойство.

Однако ее слова растворяются в буйстве моего сознания.

ГЛАВА СОРОК

ТРЕТЬЯ

ЛУКАС

— Ты не сказал ни слова с тех пор, как мы ушли с похорон. Пожалуйста, скажи что-нибудь, хоть что-нибудь. Что я могу сделать?

Голос Леоры пробивается сквозь тяжелую тишину, установившуюся между нами.

Похороны стали свидетельством того, какое влияние мой дядя оказал на жизнь людей.

Друзья со всех уголков мира приехали выразить свое почтение.

В церкви эхом разносились рассказы о его приключениях, смехе, который он дарил людям, и их общие воспоминания.

Ни один глаз не был сухим. Это было прекрасное прощание, празднование хорошо прожитой жизни и напоминание о том, что он всегда будет с нами. Как бы пусто я сейчас ни чувствовал, по крайней мере, я знаю, что он любил меня всю жизнь, и это будет продолжаться с Леорой.

Тусклое, холодное освещение автостоянки отбрасывает жуткие тени на наши лица.

Я перевожу взгляд на нее, ее красные опухшие глаза отражают горе, которое тяготит мою грудь, словно свинцовый якорь.

Все, что я хочу сделать, — это утешить ее, обнять и сказать, что все будет хорошо, но у меня нет сил ни на что.

— Того, что ты рядом со мной, достаточно. — Удается вымолвить мне, и мой голос дрожит от тяжести горя.

Это правда.

Она — это все.

То, что она рядом со мной, — самое большое утешение, которое я могу найти в этой всепоглощающей тьме.

Она — самый ценный подарок, который мог оставить мне мой дядя, и который я не оценил, когда он впервые познакомил нас.