«Если», 1997 № 03 - Пэт Мэрфи

Так взошла звезда Лонгиера — быстро, мощно, стремительно. По крайней мере, в начале 1980-х годов его рассматривали как едва ли не главную сенсацию наступавшего десятилетия.

Повесть, что и говорить, была славная. Добрая, мудрая, человечная, она вызывала не только удовлетворение от лихо закрученного сюжета (как в 90 % произведений научной фантастики), не только интересные новые мысли (как в оставшихся 10 %), но и эмоции — ас ними в данной литературе дело все еще обстоит не шибко… Хотя уже тогда высказывалось подозрение, что автора слегка перехвалили, и лавину высших премий стоило бы рассматривать только как аванс…

Сказать, что это повесть о Контакте — значит, ничего не сказать. О нащупывании ниточки взаимопонимания с существами другой расы, враждебной и вызывающей поначалу отторжение; о ксенофобии, уступающей место дружбе, сотрудничеству и взаимовыручке; о солдатах двух враждующих армий, оказавшихся в ситуации, не оставляющей им иного шанса на выживание, кроме как в мире и согласии, — уже теплее…

Герой повести, земной астронавт, совершает вынужденную посадку на весьма «неуютной» планете и встречает попавшего в аналогичную переделку воина противника. Поначалу их отношения сковывает взаимная враждебность и подозрительность, но в конце концов оба «робинзона» не только становятся друзьями, но землянин еще и усыновляет детеныша, родившегося у инопланетного родителя — или родительницы? Дело в том, что появление младенца оказалось сюрпризом и для звездного «солдатика».

То, что Лонгиер — мастер таких рискованных сальто-мортале, — зрители не раз убеждались на всем протяжении его увлекательного «номера».

Между прочим, и путь повести к отечественному читателю — это тоже своего рода цирк…

Ибо первыми оказались — кинозрители! По печальной традиции, именно они познакомились сначала с пиратской видеокопией одноименного фильма, снятого режиссером Вольфгангом Петерсеном — и снятого, надо признать, мастерски. И только спустя несколько лет вышел перевод повести. Но к тому времени уже известный читателям «Если» Дэвид Джерролд успел написать новеллизацию сценария — роман «Враг мой» (1985), а его соавтор1 — завоевать сердца американских фэнов другими произведениями, входящими в тот самый цикл о приключениях «звездной» цирковой труппы на планете Момус, с которого начиналась литературная карьера Лонгиера.

В этот цикл входят (в порядке внутренней хронологии): сборник «Город Барабу» (1980), роман «Песнь слона» (1982) и еще один сборник «Мир цирка» (1981), объединивший ранние рассказы писателя.

«Ну кто сможет устоять перед цирком!» Эту искреннюю, а отнюдь не дежурно-рекламную реплику Джоан Виндж издательство «Беркли» поместило на традиционную «комплиментарную. страницу» первого издания новой книги Барри Лонгиера. Это был сборник «Город Барабу» (1980), наводивший читателей на вполне понятные ассоциации: реальный городок под тем же названием, расположенный в штате Висконсин, известен на всю Америку: там расположен крупнейший в мире Музей Цирка! А речь шла о том, как первыми земными колонистами на далекой планете оказались неунывающие, живущие одной семьей и свято блюдущие свои традиции и специфический «цирковой» фольклор мастера манежа.

Читатели и не устояли: на протяжении нескольких лет, пока публиковались произведения о «мире цирка», имя Лонгиера стабильно обеспечивало аншлаг в том огромном цирке-шапито, шумном, пестром и не скрывающем своей «балаганности», который называется миром американской science fiction.

А затем — на самом гребне успеха, когда, казалось, автору оставалось лишь успевать за лентой издательского конвейера, обещавшего деньги, тиражи, славу! — это имя разом исчезло с «афиш» издательств и журналов.

Долгое время причину отсутствия Лонгиера на фантастическом манеже не называли, предпочитая глухие отговорки типа «различные обстоятельства, никак не связанные с литературой» (как без затей сказано в известном биобиблиографическом справочнике «Писатели-фантасты XX века»). Но затем в ряде изданий — назову, к примеру, фундаментальную Энциклопедию под редакцией Джона Клюта и Питера Николлса, — все было названо своими именами. Кроме того, автору этих строк посчастливилось лично пообщаться с Барри Лонгиером (на одной из «локальных» конвенций в Чикаго в 1990 году, когда мы оба участвовали в одной дискуссии), и он сам рассказал обо всем прямо и откровенно.

Все оказалось прозаичнее некуда: на протяжении трех с лишним лет Барри Лонгиер лечился от хронического алкоголизма и наркомании. О чем впоследствии написал честный и жестокий роман «Сент-Мэри Блю» — совсем не фантастический, а напротив, посвященный своему горькому и, увы, до предела реальному опыту.

К счастью, курс лечения прошел успешно. И в 1987 году сорвавшийся с трапеции акробат под одобряющие аплодисменты зала вновь взобрался под купол цирка. И начал вытворять такое, чего от него никак не ждали!

Смена амплуа — испытание нешуточное, публика редко прощает такое.

Новые романы, выходившие отныне из-под пера Лонгиера2, ничем не напоминали его ранние вещи — яркие, человечные, но, если честно, все-таки не обремененные какими-либо оригинальными философскими и социальными идеями. Теперь же писатель обращался то к горькой антиутопии о перенаселенном мире, управляемом во всех отношениях бездушным Центральным электронным мозгом, — в романе «Море стекла» (1987) повествование ведется от имени «незаконного» ребенка. То переключался на социальную сатиру, — и тогда появлялся роман «Нагим пришел робот» (1988), где новым полем брани (после окончания всех иных войн, в том числе и «холодной») стала транснациональная экономика, в которой боевые действия ведут между собой опять-таки роботы и андроиды конфликтующих корпораций-монополий. Далек от безудержного оптимизма даже недавний юмористический роман Лонгиера «Возвращение домой» (1989). Он открывается незабываемой сценой: на орбите спутника Земли появляется инопланетный корабль с экипажем, состоящим из разумных… динозавров; причем, отдаленные потомки тех, кто, оказывается, не полностью вымерли в доисторическом прошлом, теперь требуют ни много ни мало — вернуть им «их» планету!..

И наконец совсем не похоже — по идеям, настроениям, общему колориту — на «Врага моего» произведение, действие которого развертывается в том же пространстве-времени. Это роман «Грядущий завет» (1983).

Война в нем — все та же, между землянами и инопланетными чудищами — «драками». Только теперь главный персонаж, носящий форму земных космических сил, — женщина-военнопленный. Ей, как и ее предшественнику3, тоже предстоит понять и принять иную культуру, но на сей раз контакт происходит в еще более деликатной сфере — религии! Что касается последней, то верования «драков» выписаны Лонгиером с глубиной и блеском, позволившими критику Дарреллу Швейцеру назвать роман «одной из самых успешных попыток исследовать инопланетные религию и психологию».