Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 - Наталия Ильина

Комментатор Адама Бременского еще несколько раз упоминает «Русь», причем в одних случаях разумеется Ругия, в других Роталия или собственно Киевская Русь. В отдельных случаях без дополнительных данных вообще невозможно определить, о какой «Руси» идет речь. Так, в одном источнике отмечается, что «Кнут отдал в жены свою сестру Эстредь за сына короля Руссии»[355]. А. В. Назаренко сочинил целый роман о женитьбе на Эстредь сына Ярослава Ильи, упомянутого во вводных статьях Новгородской 1 летописи, составленных в середине XV в., и совершенно неизвестного предшествующему новгородскому летописанию[356]. При этом автору пришлось завысить возраст Ярослава даже по сравнению со всеми летописями, которые определяли возраст князя под 1016 г. большинство в 28 лет, а Ипатьевский список и софийско-новгородские летописи - в 18. В условиях борьбы с полоцкими князьями, потомками старшего сына Владимира Изяслава, князю «добавили» десяток лет, и в статье-эпитафии под 1054 г. определили его возраст в 76 лет. Таким образом, князь становился старше даже и неправедного брака своего отца Владимира и Рогнеды, который в той же летописи (и в киевской, и в новгородской интерпретации) овладел гордой княжной, не желавшей «розути робичича» в 980 г. А Ярослав был далеко не первым сыном Рогнеды. Из четырех сыновей он значился третьим. А кроме того, у него были и сестры, упоминаемые в летописях. А работу А. Г. Рохлина, основательно обследовавшего останки князя и установившего, что князь был моложе указанного в итоговой статье возраста, автор, похоже, не заметил[357]. Главное же - автор, кроме «норманской» Киевской Руси, никакие иные не видит. А многомужней Эстредь надо было успеть до 1019 или даже до 1016 гг., когда сам Ярослав, нанимая в Швеции сначала против отца, а затем против братьев варягов-свеев, женится на дочери шведского конунга Олава Ингигерд - матери всех шести внесенных в собственно летописный текст сыновей Ярослава и дочерей, которым князь подыскивал женихов за пределами Киевской Руси. А у Эстредь мужья менялись с быстротой, за которой хронисты едва успевали, и все они были из соседних с Данией и Англией (королем которых был Кнут в 1016-1035 гг.) земель. Тесные связи король поддерживал, в частности, с герцогами нормандскими, искал опору и среди своих родичей по матери (ободритов), на которых к этому времени уже распространялось имя «Руси», и, может быть, именно при нем возникнет стойкий интерес датских королей и епископов к Руси-Роталии. И, конечно, это сообщение должно быть рассмотрено в контексте изложенных выше сведений о Поморской Руси, которую можно было проехать лишь за пять дней.

Сообщение о «сыне русского короля», за которого была выдана Эстредь, имеется только в комментарии и, по существу, противоречит основному тексту хроники, где фейерверком проходят нормандские мужья Эстредь. Киевского князя Ярослава комментатор тоже знал. Он, в частности, сообщил о том, что «Гаральд, возвращаясь из Греции, взял в жены дочь короля Руссии Герцлефа»[358]. Написание Gerzlef обычно для германской передачи имени Ярослава. Гаральд возвращался из Греции после 1042 г. Женой его стала дочь Ярослава Елизавета, известная сагам и под этим именем, и под именем Эллисив.

Любопытно замечание комментатора о «Руссии, называемой варварами Дании Острогардом», а также «Хунигардом», поскольку там некогда обитали гуны[359]. Как отмечено выше, «гуннами» в западных источниках именовали фризов, неоднократно выселявшихся с побережья Северного моря (и том числе во II в. в Причерноморье), а в конце VIII в. в большинстве ушедших от франков на восток, рассеявшись по Волго-Балтийскому пути. Известно, что в сагах Русь именуют «Гарды» или «Гардарики», видимо, имея в виду сказочное представление о цветущих землях или путях за серебром и иными ценностями. (Современное норвежское «gard» - усадьба, дом с участком земли, в прошлом также замок, крепость. Примерно то же значение и в кельтских языках.) В данном же случае название «Острогард» как бы должно отличить «Руссию» восточную от рядом лежащей. «Острогард Русии» назван и при исчислении расстояний (в днях пути)[360]. И речь может идти как раз о Роталии и «островной земле» - «Острове русов» восточных источников, буквальным переводом которого является постоянно упоминаемая в сагах «Holmgarda», иногда по созвучию переносимого и на «Новгород».

Отсутствие специальных оговорок у большинства авторов XI-XII вв., упоминающих «Русь», затрудняет правильное их понимание, приводит к постоянному смешению разных Русий и в литературе. Это видно, на примере интерпретации рассказа Штаденских анналов под 1112 г. Согласно рассказу, дочь штаденского графа Ода, выданная за русского князя, вынуждена была после его смерти бежать со своим сыном Вартиславом в Саксонию. Затем Вартислав был призван на княжение «в Русь»[361]. А. В. Соловьев предположил, что под «Вартиславом» следует разуметь Ростислава Владимировича (ум. 1065)[362]. В.Т. Пашуто видел в нем Святослава Ярославича (ум. 1076)[363]. Между тем этот факт находит объяснение без каких-либо натяжек в истории Поморья как раз в указанный анналами период. Имя «Вартислав» отсутствует в киевском именослове. Но оно неоднократно встречается в Прибалтике (видимо, в связи с рекой Варта). Именно с Вартиславом связывается крещение части Поморья во втором десятилетии XII в. Этот Вартислав был, видимо, сыном Святобора - ставленника польского короля Болеслава III в Поморье, изгнанного поморянами[364]. Скитания Вартислава являются, таким образом, следствием неудач его отца. Название «Русь» в зтом случае, очевидно, предполагает либо какую-то часть Поморья, либо вообще славян-вендов.

Крещение Поморья в 1124-1125 гг. Оттоном Бамбергским нашло отражение в трех его жизнеописаниях, наибольшей полнотой из которых отличаются биографии Эбона и Герборда. Эбон писал в 1151-1152, Герборд в 1158-1159 гг. Помимо своих предшественников, Герборд использовал сведения, сообщенные участниками миссии Зефридом и Тимо, что делает его описание наиболее насыщенным фактами.

Как и многие другие авторы X-XII вв., Эбон и Герборд неизменно порождают недоумение у специалистов, называя «Рутенией» и Восточную - Киевскую Русь, и Балтийскую Ругию[365]. Но, как и в других аналогичных случаях, путаница, очевидно, отражает реальное положение или же представление об этом положении. Герборд прямо говорит о том, что «Рутения» непосредственно примыкает к Дании и должна находиться (с точки зрения римской церкви) во власти датского архиепископа[366].

Миссионеры получили у щетинцев «многие» сведения «о происхождении племени рутенов». К сожалению, эти ценнейшие сведения Герборд не пересказал. Остается лишь предполагать, что балтийские рутены придавали большое значение своей этнической генеалогии, большее, чем как будто единоверные и единоязычные с ними поморские славяне. Очевидно, они отличали также свою генеалогию от родословной соседних племен, в том числе и славянских. Может быть, отражением «рассказов» этих рутенов являются некоторые легенды, распространенные в литературе рассматриваемой эпохи, в частности легенда об основании г. Волина (Юмны, Юлина) Юлием Цезарем[367]. Некоторые иные предания будут затронуты ниже.

После принятия щетинцами крещения рутены долгое время беспокоили их своими нападениями, добиваясь возвращения в язычество. Естественно, что рутены не могли бы проводить свои операции против щетинцев, если бы расположенные в устье Одера острова Волин (с г. Волином) и Узедом не были бы их своеобразным тылом.

О «земле варваров, которые называются рутенами», говорит и Эбон. Рассказывает он и о войне между рутенами и щетинцами. Особый же интерес представляет его дополнительное свидетельство, определенным образом характеризующее племя. Оттон, согласно Эбону, пытался обратить в христианство и рутенов. Однако рутены предупреждали, что если епископ или его люди приблизятся к «границам Рутении» с целью проповеди христианства, им будут «отрублены головы» и (очевидно тела их) будут выброшены на растерзание зверям[368]. Здесь интересно и упоминание «границ Рутении», и мотив «отрубания голов», если только это не обычная преувеличенная угроза.

Реальная путаница у авторов житий начинается лишь тогда, когда они касаются сюжетов, связанных с Киевской или Галицкой Русью. В этой связи показателен следующий текст Герборда: «С одной стороны на Польшу нападали чехи, мораване, угры, с другой - дикий и жестокий народ рутенов, которые, опираясь на помощь флавов, пруссов, поморян, очень долго сопротивлялись польскому оружию, но после многих понесенных поражений принуждены были, вместе со своим князем, просить мира. Мир был скреплен браком Болеслава с дочерью русского князя, но не надолго...»[369]. Обычно вспоминают о том, что за Болеслава была выдана дочь Святополка Сбыслава, и связывают весь рассказ с русско-польскими отношениями. Между тем «дикий и жестокий народ рутенов» - это, конечно, раны-руги, которые очень часто в борьбе с польскими князьями и церковью имели на своей стороне всех язычников балтийского побережья. Здесь, очевидно, надо искать и загадочных «флавов», которых отождествляют с половцами, только исходя из убеждения, что речь идет о Руси Киевской. И ответ, можно сказать, лежит на поверхности: традиционные «руссус рутены» и «флави рутены» - все три варианта означают одно и то же: красные, красноватые, желто-красные - обозначение культового цвета.