Болтливый мертвец - Макс Фрай

— Но почему он завещал тебе свое имущество?

— Не знаю. Тем не менее всякий покойник имеет право на уважительное отношение к его последней воле. Особенно если он не поленился стать призраком, чтобы лично высказать свои пожелания.

— Стоп! — решительно сказал я. — Поскольку я ничего не понимаю… Сэр Шурф, а можно все по порядку? Не такая уж у меня гениальная голова, скорее наоборот…

— Да, к сожалению, — спокойно согласился он. — Впрочем, мне и самому больше нравится излагать все по порядку. Начать, пожалуй, следует с того, что моя жена родом из графства Хотта. Впрочем, ее родители переехали в Соединенное Королевство, когда она была еще маленькой девочкой. Сначала они поселились в графстве Вук, потом переехали в Ландаланд, а Хельна оказалась в Ехо, когда поступила в Университет, да так здесь и застряла.

— Не знал, что она у тебя — университетская девочка, — уважительно сказал я.

— Разве? Странно… Вообще-то, такие вещи заметны с первого взгляда, — пожал плечами Шурф. — Впрочем, она училась там в самом начале Эпохи Кодекса, а потом дюжины две лет работала в «Королевском голосе» у сэра Рогро, пока не решила, что сидеть в моей гостиной и писать стихи гораздо приятнее, чем каждое утро ходить на службу в редакцию…

— Так леди Хельна еще и стихи пишет? — изумился я.

— Да, и неплохие, — меланхолично ответил мой друг. Мне показалось, что стихи леди Хельны были не совсем в его вкусе и только врожденное чувство объективности вынуждало его отдавать ей должное.

— А она никогда мне об этом не говорила, — огорчился я.

— Вы еще не настолько близкие друзья, — объяснил Шурф. — Если бы Хельна хотела иметь побольше слушателей, она бы просто ходила в «Трехрогую луну». И, думается мне, очень быстро стала бы весьма популярной личностью в этой среде. Но таинственность и молчание пока кажутся ей более привлекательными, чем популярность… Впрочем, если ты будешь время от времени навещать ее на протяжении лет тридцати-сорока, она непременно посвятит тебя в свой маленький секрет.

— Лет тридцать-сорок, говоришь? Круто! — отозвался я. — Ладно, если человек хочет скрывать от моих ушей свои шедевры — ее право!

— Об этом мы можем поговорить позже, — мягко напомнил мне Шурф. — Уверяю тебя, что поэтические опыты Хельны не имеют решительно никакого отношения к истории о наследстве, которое я получил.

— Да, конечно, — кивнул я.

— И вообще, личная история моей жены в данном случае не представляет для нас никакого интереса.

Шурф встал, прошелся по комнате, потом уселся на свой нежно любимый подоконник, сделал едва заметный, но решительный жест, как бы закрывая тему, и продолжил:

— Нашего внимания заслуживает лишь тот факт, что в свое время родители Хельны покинули графство Хотта не просто так, а после серьезной ссоры со своими многочисленными родственниками. Подробностей я не знаю, поскольку никогда не интересовался историей ее семьи. И не заинтересовался бы, если бы сегодня ночью в моей спальне не появился призрак ее двоюродного деда. Признаюсь тебе честно, Макс: уже давно я не имел столь веского повода для удивления. Обычно у призраков хватает ума обходить меня стороной. Но покойный господин Хурумха Кутык оказался исключением. Впрочем, надо отдать ему должное: мой гость вел себя вежливо и предупредительно, что совершенно не свойственно призракам. Он начал с того, что представился, а потом долго и обстоятельно высказывал свое удовольствие по поводу нашей встречи. Для жителя графства Хотта старик превосходно воспитан, надо отдать ему должное…

— И что дальше? — нетерпеливо спросил я, поскольку Шурф умолк — очевидно, принялся размышлять о достоинствах благовоспитанного призрака.

— Господин Хурумха Кутык сказал мне, что он очень обрадовался, узнав, что его родственница устроилась в столице Соединенного Королевства, да еще и вышла замуж за «могущественного колдуна»… Ну, сам понимаешь, в его речи было множество комплиментов, которые вежливые люди нередко говорят друг другу при знакомстве. Признаться, я был почти уверен, что сейчас старик поведает мне печальную историю своей смерти и попросит отомстить его обидчикам. Я знавал многих призраков, которых интересовала месть и ничего больше… Но он и слова не сказал о мести. Просто сообщил, что решил завещать мне все свое имущество. Не Хельне, а именно мне. Дескать, Хельна — его любимая внучка, но ему не хотелось бы, чтобы на ее голову обрушилась неприязнь остальных родственников, поэтому он выбрал именно меня. Сей господин мудро рассудил, что я — чужой человек и мне нет дела до того, как отнесутся ко мне его многочисленные наследники, не упомянутые в завещании. Потом он отдал мне завещание — самое настоящее, что само по себе весьма странно, поскольку призраки редко обладают счастливой способностью передавать живым материальные вещи, — и исчез.

— Но почему он просто не прислал завещание по почте? — спросил я. — Зачем, интересно, ему понадобилось зловеще возникать из темноты в глубине твоей спальни? Неужели все мертвецы любят дешевые эффекты?

— Очень может быть. Не так уж много развлечений у мертвых! Кроме того, я полагаю, что призраку довольно затруднительно иметь дело с работниками почтового ведомства, — сказал Шурф. — Как бы там ни было, но теперь мне придется отправиться в графство Хотта за наследством…

— Оно тебе надо? — сочувственно спросил я. — Ты и без того богат, сэр Тайный сыщик. У нас с тобой до неприличия большое жалованье, которое даже я не успеваю растранжирить… Одной фермой в графстве Хотта больше, одной меньше — какая тебе разница?

— Разумеется, мне не нужна эта ферма, — пожал плечами Шурф. — Особенно если учесть, сколько сил и средств мне придется потратить, чтобы привести ее в надлежащий вид — не могу же я владеть помещением, вид которого внушает мне глубокое отвращение! Но видишь ли, Макс, я — человек, который по роду своих занятий постоянно имеет дело со смертью…

Я с трудом сдержал ехидную улыбку: подобное заявление в устах Мастера Пресекающего ненужные жизни дорогого стоит!

— Именно поэтому я знаю о смерти и мертвых немного больше, чем прочие, — невозмутимо продолжил Шурф. — В частности, я знаю, что последнее желание умершего — вещь почти священная. Живые часто оставляют их без внимания и заставляют мертвецов по-настоящему страдать, погружаться в пучину мучительного беспокойства, которое разрушает их хрупкий шанс на иную жизнь — там, за чертой… Можешь мне поверить: убить человека — куда меньшее зло, чем не исполнить просьбу его призрака!

— Правда, что ли?

Я невольно поежился: от таких разговоров мне всегда становится не по себе, словно моя непоседливая смерть тут же появляется где-то поблизости, чтобы принять участие в дискуссии или просто законспектировать несколько заслуживающих внимания тезисов.