Век перевода (2006) - Евгений Витковский

Бог весть…

В автобусе или в чайнойотличны от прочих лиц:излучается необычайныйсвет из глубин глазниц.

Иконоборцы! И ночьюв промерзлой воде онитрепещут, но ищут воочьюневедомое искони.

Мы рады бы их под засовы,но их удержать не моги:и мельницы им, и совы —извечные наши враги.

На речах воспаряют в небо…Мы тоже бы вознеслись,но нам поближе к земле бы:уж тут не грохнешься вниз.

Большая комета

Сперва замолкло всё село:проклятую кометукак по заказу принеслона ужас белу свету.

Вот знамение, что разгулведет к воротам ада.Час Божьей милости минул,и поразмыслить надо.

Довольно сирых притеснятьи гнать их от порога!Пора законы исполнятьи даже верить в Бога.

Засели за календарии со слезой во взоревздыхали — черт их подери! —что мир-де иллюзорен.

И били бедняку поклонс улыбкою елейной,и без обвесу десять дентрудились в бакалейной.

Смиренней и тупей овецв Писание глядели.Но им сказали наконец:«Прошло уж три недели».

И закричали тут они:«Нет, мир еще прекрасен!Что ж горевать нам в эти днииз-за церковных басен?

Луг серебрится от росы,и зайка скачет шалый…Давай-ка, старые весытащи скорее, малый!»

И снова шум у торгашей,забыты сразу беды,и снова бедняков взашей,а знатных — на обеды.

И на пирушке старикихмельную речь держали,и пили годам вопреки,и над молвою ржали.

И говорили — вот комедь! —сопя взасос сигарой:«Оборони и окометьнас плеткой и гитарой!

Что страхи! Плюнь да разотри!Не так уж скверно это.Теперь за месяц раза триявляется комета.

Она то здесь, то там, копьемпронзая небо тупо.А мы за день насущный пьем,и нам Господь — заступа».

Через стенку…

Считайте до тысячи… Тыща одинили тыща два, господин Юханссон!А не то примите-ка аспирин,всё получше ведь так, господин Юханссон!

Что за жизнь у вас? Или это треп?Это драма иль треп, господин Юханссон?Это бзик у вас или просто озноб?Или это душа, господин Юханссон?

Коли только душа… Что ж! И то хорошо!Как слепая кишка, господин Юханссон?А мы ее — чик! И уснем хорошо,уж так-то уснем, господин Юханссон!

ЯЛМАР ГУЛЛБЕРГ{272} (1898–1961)

Серенада

Я осенний ветер, листья рву я и пою,отыскал для серенады улицу твою.Озарен я, бесприютный, лунным фонарем.Но тебе не предложу я полежать вдвоем.В ухажеры не гожусь я, но шепчу тепло.Прихожу и вижу: лето у тебя прошло.Прихожу и вижу: где же на танцульки звать!Прихожу и вижу: тихо серебрится прядь.И теперь тебе играю с ночи до зари.Только фортку, друг сердечный, ты приотвори!

Новый Гамлет

Я вижу драный флаг над войском ражим.Оно из века в век топтало луг.В угоду вы каким святым миражампокинули и борону, и плут?Каких за тучей ждете вы заслуг?

Пожалуй, я могу себя поздравить,что вывих времени понятен мне.Но вывих, право, я не в силах вправить.И я пожить хотел бы в тишине.Но нет, и я вам нужен на войне.

Я тот, кто разумеет, как и прежде,что мир есть глум. Где Ариадны нить?Я радостной не предаюсь надежде,что я сумею душу взборонить,и мне сумнения не изменить.

Нет! Жертвами платиться дорогими —такого не избрал я ремеслаи не рискну свое родное имязамешивать в подобные дела,моя осведомленность в них мала.

И я бойцам их оставлял по-свойски.Но мне в ответ приказ был, что кулак, —маршировать с оружьем в том же войске,где возносил, как некий лозунг благ,Любовь, Надежду, Веру драный флаг.

Заодно

События в календаре — как даты.Отметь же в нем свой первый день, когда тыв штанишках подражать старался старшим,шагая вслед им бесподобным маршем.

И как потом от радости повальнойвы в классе пели гимн национальныйи как с коллегами клялись вы разомзадать и муринам[40], и косоглазым.

Растешь ты купно. Медлить смерть не любити в роще душ тебя под корень срубит.Но древо предков зеленеет снова.Тебе лишь одиночество готово.

Так будем ждать ни много и ни малотого, чего душа не принимала.Паслись мы в стаде и с волками выли,ну а собою будем лишь в могиле.

Вот вечер подземный

Вот вечер подземный и серый.Уж месяц преследуют нас,глумятся над нашею верой,и пламень алтарный погас.

У власти неистовый ворог,без виселиц местности нет.При месяце, ясном как морок,собрался вороний совет.

Их вражеский метод — сноровка,им дело легко провернуть.Негибкую шею веревкав два счета сумеет согнуть.

Хоть пулей, хоть газом из крана,хоть петлею жизнь заглушиот строк трехнедельного планапо искорененью души.

Подземное стало над домом,где лишь молотки говорят,и строим мы комнаты ломом,грядущего тайный отряд.

И мы забрались глубоко так,что не обнаружат лучини наших таинственных сходок,ни встреч наших с Богом в ночи.

ХОЛЬГЕР ДРАХМАН{273} (1846–1908)

Лишь только пал туман

Сокрылось всё, лишь только пал туман.

За сей завесой чудится сиянье.

В траве, сырой от слез, глуша стенанье,

Притихший ветер прячет свой орган.

Страна тумана… Близь — один обман,

А дальнее доходит как дыханье,

Как древних драных стягов колыханье

У входа в незапамятный курган.

Иль это храм, прикрывший древле сечу,

Где прах лежит забытых, неотпетых,

Невидимый, в молчании застыв?

Но голоса мне движутся навстречу.

Я спрашиваю их, и вот ответ их:

«Про нас забудь! Живи, покуда жив!»

Венеция

Синеет. Трепещут тихоПологие лагуны.В песке вырезают молчаСтруи странные руны.

Где с ордами встал АларихИ Аттила не мог пробиться —Объезжая гудящие волны,Теперь паровоз там мчится.

Трава морская — как рыбаС преогромными плавниками,И плещет, и никнет, и бредитВо сне былыми веками,

«Переселеньем народов»,И снится в мечтах ей сноваТрава, что когда-то увялаПод тяжелой гуннской подковой.

Синеет. Трепещут тихоПологие лагуны.И зыблются почва и водыВ грезе странной и лунной.

Остров ли там, на водах,И мачты ль вокруг нам зрятся?Поднимаются к небу из моряСтены, башни, дома и палаццо.

Из глуби всплывает город —О призрак на дальном дне! —И море в мечтах о прекрасномВздыхает там, в глубине.

СИГУРДУР БРЕЙДФЬОРД{274} (1798–1846)