Гонки с дьяволом - Владимир Кузьменко

— Как она подросла…

— Она будет красивее меня, — сказала Беата.

— Да, Елена очень похожа на тебя, — согласилась Евгения, — она станет повыше тебя, уже сейчас, обрати внимание, ноги какие длинные.

— Худощавая…

— Ребенок еще… Я вот тоже была как щепка, — усмехнулась Катя, — были бы ровные кости, а мясо нарастет.

— Ты видел Виктора? — Беата взяла крупного рака и стала лениво его чистить.

— Да, он сегодня заходил.

— Ильга родила?

— Девочку.

— Еще не переехали?

— Дом достроен, идет внутренняя отделка.

— Я скучаю по Ильге. Почему Виктор не хочет переселиться сюда?

— Ты же знаешь. На него до сих пор косятся. Особенно подруги Оксаны.

— Приходил снова этот поп, — Евгения протянула мне большущего рака, — я ему сказала, чтобы зашел часов в пять. Беата, а ты что не ешь? Вчера умирала из-за них!

— Уже не хочется. Пойду, отдохну.

— Подожди-ка, — Катя сходила на кухню и вернулась с блюдом, полным вареников.

— Кто желает?

— После раков? — я поднялся из-за стола, — нет уж, спасибо!

— С черникой!

— Уже поспела?

— Поспевает, ешьте. Что я, напрасно комаров кормила? — обиделась Катя.

— Если с черникой, то устоять трудно…

— Грибы появились…

— Вы в лес далеко не ходите одни.

— Собак же нет.

— Зато есть зубры. У них сейчас телята и, вообще, характер скверный.

— Да нет, мы тут недалеко, почти возле дома.

— А когда будет разрешена охота? — поинтересовалась Евгения, — хочу попробовать…

— Думаю, что осенью можно будет немного поохотиться на лосей и зубров. Но это не женское дело.

— Вот еще! — Евгения надула губы.

— Ладно, что-нибудь придумаем.

— А я бы не могла стрелять в зверей. Мне их жалко, — Катя помогла Беате встать со стула. — Пойдем, милая, я помогу тебе подняться по лестнице.

Попик оказался не такой уж пожилой. Его старила солидная борода с густой проседью и длинные, по самые плечи, волосы. Была на нем поношенная ряса, или как она там называется. Не та ряса, в которой попы отправляют службу, а повседневная, длиннополая одежда, в коей служители божии появляются в миру, ходят по улице, заходят в общественные заведения, если в том имеют нужду, или в дома своих прихожан. На груди у него висел дешевый крест на медной цепочке. Я вспомнил, что среди вещей, захваченных в банде, был массивный серебряный крест. Только вот католический или православный? Я в этих делах не смыслил. На всякий случай шепнул Елене, чтобы она отнесла записку нашему завхозу.

— Как величать вас, батюшка?

Попик сидел погруженный в свои мысли и не заметил, как я вошел. Засуетился, вскочил, отвесил поклон.

— При крещении удостоился имени Серафима.

Он был небольшого роста, сухощав. Я еще раз убедился, что он не старый, ему было не больше пятидесяти.

— Судя по вашему имени, вы потомственный служитель Божий. Не так ли?

— Истинно так! И отец, и дед, и прадед удостоены были духовного сана и я вот, недостойный слуга Божий, по стопам предков своих несу людям слово Господне в час испытаний великих и бедствия народного.

— Семья ваша?

— Вдовец я. Супруга моя, блаженной ее памяти, раба божья Анна лет шесть назад преставилась. Рак. А дочь замужем была, в Чернигове жили. Что с нею — не знаю. Один я остался, как перст на белом свете.

— Ну, вы еще не старый!

— Спаси меня, Господи, от соблазна мирского и плоти алчущей, — он перекрестился, — не о мирской жизни помыслы мои, а о спасении душ заблудших. Великое испытание послал нам Господь и предупреждение последнее. Истощилось терпение Создателя и решил Он детей своих наказать за непослушание и грехи их тяжкие.

— Что до грехов, то я с вами согласен, батюшка. Грешен человек перед Природою, его питающей и пестующей, и перед самим собой, перед теми, кто жил до него и перед теми, кто еще родится.

— Сие отрадно слышать из уст личности столь незаурядной, — поп явно приободрился, — Господь бесконечен в доброте своей…

— Вы ко мне по делу, отец Серафим? Мне говорили, что вы хотите открыть церковь?

— Да. Хотел получить разрешение у светской власти на открытие храма Божьего в селе Грибовичи.

— Для этого не нужно разрешения. Что касается меня и моего окружения, то мы питаем глубокое уважение к чувствам верующих и никаких препятствий отправлению обрядов культа чинить не будем.

Вошла Елена и протянула мне сверток. Я открыл его и вытащил крест.

— Примите, отец Серафим, скромный дар в знак моего к вам уважения и доброжелательства.

Отец Серафим вознес глаза к потолку и начал шептать молитву. Елена стояла, переминаясь с ноги на ногу, стараясь привлечь мое внимание.

— Ну, что еще?

Я подошел к ней. Она поднялась на цыпочки и быстро зашептала.

— Неси! — разрешил я, выслушав ее.

Она выбежала во двор и тотчас вернулась, неся в руках большой сверток. Я развернул его и перед глазами, сверкая серебром, золотом, расшитыми крестами и узорами, засверкала парадная ряса священнослужителя.

— Вот вам, отец Серафим, для первого торжественного богослужения подарок от светской власти.

Отец Серафим остолбенело смотрел на нее, не решаясь прикоснуться.

— Это же митрополитское облачение! — наконец вымолвил он.

— А вы и будете у нас митрополитом.

— Не удостоен, — возразил поп.

— Ну, как хотите, — я повесил рясу на спинку кресла. По всему было видно, что батюшке очень хотелось примерить ее, но…

— Думаю, — решил я ему помочь, — в церковной иерархии открылось сейчас множество вакансий. Вы можете смело взять это. Знаете, во время сражения, когда убивают командира полка, то его место занимает один из командиров батальона, а место комбата — ротный и т. д. Бывали случаи, когда дивизиями командовали лейтенанты, а полками — сержанты. При этом не ждали утверждения сверху. Это происходило потом. Надо действовать сразу, по обстановке.

— И то верно, и то верно… — быстро заговорил поп.

— Да вы примерьте.

Отец Серафим переоделся и сразу преобразился. Это был уже не заштатный попик из провинции, а высший иерарх церкви. Вид его стал величественен, и мне показалось, что пройдет минута-другая, и он протянет мне руку для поцелуя. Решив, что все вопросы исчерпаны, я поднялся, чтобы пожелать отцу Серафиму всего доброго, но он, по-видимому, был расположен продолжать разговор. Тон его, однако, стал наставляющим:

— Отрадно видеть, — с едва скрываемыми нотками покровительства, начал он, — изменение отношения светской власти к духовной. — Может быть, — продолжал поп, — настала пора, чтобы исправить вопиющую несправедливость, которую допустило государство по отношению к церкви.