Безупречный шпион (сборник) - Данил Корецкий

Не надо быть полиглотом, чтобы понять ее смысл. Обращения к божествам, как и к начальству, по содержанию всегда приблизительно одинаковы: сообщается, кто перед ним, за что благодарим, чего просим, и преподносится подарок, который может называться по-разному: жертва, взятка, «хлеб-соль». Последовательность действий в процедуре общения аборигенов с Макумбой нарушена не была, и после выступления жреца головы удава и крокодила были торжественно возложены на жертвенный камень.

Я думал, на этом все закончится, но оказалось, что нет.

– Подойди ближе, чужеземец, и вставь руку в рот Того, чье имя нельзя произносить! – приказал жрец Анан, повернувшись ко мне.

Стоящие вокруг туземцы смотрели с острым интересом, и на их раскрашенных лицах отражалось напряженное ожидание. Они наверняка знали, что сейчас что-то произойдет. Честно говоря, не надо иметь много фантазии, чтобы предположить, что произойдет с чужеземцем, сунувшим руку в разверстую пасть идола, олицетворяющего черные силы, довлеющие над племенем нгвама. И мне меньше всего хотелось это делать.

– Закон моего народа не позволяет мне, чужеземцу, вставлять руку в рот великому божеству, – сказал я. – Этот жест уважения первым должен сделать великий жрец, положив в рот покровителю народа нгвама какой-либо дар, например, этот замечательный банан.

Но жрец Анан не собирался следовать моему совету. Глаза его злобно заблестели.

– Чужеземец вставит руку в рот Тому, чье имя нельзя произносить! – угрожающе повторил жрец.

Стоящие за его спиной «скелетные» воины выдвинулись вперед. Острия копий нацелились мне в грудь.

Тогда я повернулся к вождю Твала.

– Вождь, мой Президент запрещает так поступать со святыми чужих народов! Ты своими ушами слышал его гневный голос. Гость не может совать руки в рот великому божеству! Первым это должен сделать жрец!

Я понимал, что Анана никакими силами не удастся заставить засунуть в идола руку. Поэтому придумал для него лазейку и добавил:

– Жрец, или тот, кого он назначит.

Использование противоречий между центрами власти племени принесло результат.

Вождь Твала выслушал меня благосклонно и кивнул.

– Да будет так!

Его воины выступили вперед и тоже выставили копья. Со стороны жреца торчали четыре копья, им противостояли пять острых каменных наконечников. И моя заточенная саперная лопатка, которой я небрежно крутил вокруг запястья. Поблескивающая сталь описывала круги с угрожающим безразличием пропеллера винтомоторного самолета.

Жрец Анан недовольно сморщился.

– Хорошо. Мы не будем класть дары повелителю духов.

Но вождь Твала был настроен по-другому.

– Нет, – сказал он. – Мы накормим Того, чье имя нельзя произносить!

Он указал пальцем на одного из «скелетов».

– Ты! Ты положишь в рот повелителю духов вот этот банан!

Воин побледнел и затрепетал, но теперь три копья сотоварищей и пять копий охранников вождя нацелились в него со всех сторон.

Дрожа всем телом, бедняга взял банан, на негнущихся ногах подошел к идолу и быстро засунул угощение в зловеще открытую пасть. Ему повезло: он успел отдернуть руку. В следующую секунду из темного зева выскочила голова разъяренной черной гадюки. И тут же спряталась обратно. Как будто на миг мелькнул смертоносный язык Макумбы.

– Смотрите все: жрец хотел убить белого гостя! – закричал я, обращаясь к вождю. – Жрец хотел убить посланника великого Президента! Жрец желает зла народу нгвама!

Вождь нахмурил брови.

– Я слышал гневный голос Президента, который властвует над нашим гостем! Он обещал явить свою силу. Зачем ты хотел убить чужеземца до назначенного срока? Ты хотел навлечь гнев его Президента на наш народ?

Среди туземцев раздался недовольный ропот.

– Нет, я не хотел его убить! – закричал жрец Анан. – Это было испытание. Если белый гость не замышляет зла против нашего народа, то ему ничего не грозило. Если же он вынашивает черные мысли, то Повелитель духов покарал бы его на месте.

– Значит, я невиновен! – сделал вывод я.

Жрец Анан был слаб в силлогизмах. И момент не позволял ему подобрать убедительное оправдание своему поступку. Поэтому ему оставалось только кивнуть.

– Нет, скажи вслух! – настаивал я. – Белый гость невиновен перед народом нгвама?

– Невиновен, – нехотя кивнул жрец. И быстро добавил: – Если он очистится, приняв на себя тень Того, чье имя нельзя произносить!

– Что это значит?

Тонкие губы жреца змеились коварной усмешкой.

– На белого гостя нанесут изображение Повелителя духов. Если оно тебе не повредит, значит, ты невиновен!

– Это будет уже второе испытание! Разве одного недостаточно?

Но жрец уже отвернулся.

Через некоторое время процессия двинулась в обратном направлении. Все, кроме голов удава и крокодила, возвращались восвояси.

На следующий день в поселок прибыла дочь вождя. Выглядело это довольно необычно: вдруг лесные заросли раздвинулись, и на поляну вынырнул небольшой живописный отряд. Впереди шел пленивший меня бородач в армейском жилете-разгрузке, следом – автоматчик в пилотке и крепкий абориген в офицерской фуражке, с винтовкой «М‑16» наперевес. Четверо мускулистых парней несли на плечах легкие, сплетенные из гибких ветвей носилки, с которых грациозно спрыгнула темнокожая девушка в желтой майке, синих джинсах, белых кроссовках и желтой бейсболке с красной рекламой Макдональдса.

– Бегиме! Бегиме! – с радостными криками встретили ее женщины, сбегающиеся со всех концов поселка.

Встреча проходила тепло, но без фанатизма и излишеств: никто не падал на колени, не целовал девушке руки, не трогал одежду. И вождь встретил дочь довольно сдержанно: потерся нос об нос – и пошел себе дальше. А она осталась в окружении бойко щебетавших подружек, которые, очевидно, сообщали ей последние новости. Судя по тем самым жестам удачливых рыболовов и быстрым взглядам в мою сторону, можно было легко догадаться, что, или, точнее – кто являлся новостью номер один.

Как вежливый человек, я дал им наговориться, после чего подошел и скромно представился:

– Я Большой Бобон. Здравствуйте.

– Хелло…

Бегиме приветливо улыбнулась и опустила глаза вниз. Я думал – от смущения. Но нет, это был ознакомительный взгляд, какой европейские девушки бросают на нового знакомого. Но ничего необычного она, естественно, не увидела и перевела взгляд на лицо.

– Поможете донести вещи?

Я поднял небольшую и довольно легкую дорожную сумку.

– Вы что, не привезли подарков?

– Нет. Подарки – табу. Отец и Анан запрещают привозить что-либо из Большого мира. Особенно Анан.

Она прекрасно говорила по-английски. Вопреки романтическим стандартам, которые насаждаются в книгах и фильмах, Бегиме не была красавицей. Хотя существенно отличалась от остальных женщин племени. Кожа напоминала не жгуче-черный африканский кофе, а европейский кофе с молоком. И черты лица помягче: изящный носик, аккуратные губы. Похожа на мулатку.

– А далеко этот Большой мир?

– Не очень. Три пеших дневных перехода и двенадцать часов на автобусе.

Я знал, что африканские автобусы представляют собой чудовищную помесь шасси грузового автомобиля высокой проходимости и будки пассажирского салона, забираться в который надо по высокой и узкой железной лестнице. Сделать это без тренировки очень нелегко. Да и три дня через джунгли, даже в носилках – тоже не сахар. Однако, судя по всему, Бегиме подобные трудности не смущали.

Тропинка вывела к райскому уголку: впереди показался падающий водопад и белый трейлер.

– А это здесь откуда?! – поинтересовался я.

Бегиме небрежно взмахнула рукой.

– Купили в Большом мире.

– А как же табу? И откуда деньги? И как доставили?

Дочь вождя повторила свой жест.

– Это особый случай. И отдельный разговор. А доставили обычно: двадцать сильных воинов рубили дорогу и катили. Рубили и катили. Целый месяц. Специально для того и железные мачете купили.

Когда мы подошли ближе, из кустов вынырнули давешние охранники, один в желтой, другой в красной раскраске. На этот раз они не трясли своими копьями, а радостно улыбались и кланялись дочери вождя. Она погладила каждого по голове, и воины удовлетворенно опустились на корточки.

– Они охраняют твой дом? Чтобы ничего не украли?

Бегиме покачала головой.

– У нас нет краж. За кражу суровая кара. Поэтому вещи можно оставлять повсюду – никто не возьмет чужого.

– Но я видел у некоторых воинов форму и оружие, которые они взяли у других людей.

– Значит, вначале их убили. Это совсем другое дело. Когда хозяина убивают, вещь становится ничьей, и тогда ее может взять каждый…

Я подивился своеобразному представлению о пределах допустимого, которые творились в этом племени, но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Тем более в такой монастырь, где тебя могут съесть. При нарушении устава.