Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

Томас взглянул на мессира Гийома. Он полюбил этого француза, чья загрубевшая в боях внешность скрывала доброе сердце, и знал, что влюблен в его дочь, однако у него был более важный долг – долг верности.

– Я не могу сражаться против Англии, – сказал он, – как и вы не можете поднять копье против короля Филиппа.

Мессир Гийом только пожал плечами:

– Тогда сражайся против Вексиев.

Но Томас не мог чуять, слышать и ощущать на вкус Вексиев, он не мог видеть их и потрогать. Он не верил, что южный король пошлет свою дочь на север. Не верил, что святой Грааль укрыт в каких-то еретических крепостях. Он верил в силу тисового лука, натяжение пеньковой тетивы и мощь стрелы с белым оперением, поражающей врагов короля. Думать о темных владыках и еретиках было все равно что заигрывать с безумными видениями, терзавшими его отца.

– Если найду человека, убившего моего отца, – уклонился он от предложения мессира Гийома, – я убью его.

– Но будешь ли ты искать его?

– Где же мне его искать? Где вам его искать? – спросил Томас и сам же ответил: – Если Вексии действительно еще существуют, если они в самом деле хотят уничтожить Францию, то с чего бы они начали? Пошли бы в английское войско. И я буду искать их там.

Такой ответ был отговоркой, но он отчасти убедил мессира Гийома, который ворчливо признал, что Вексии в самом деле могли присоединить свои силы к Эдуарду Английскому.

В ту ночь путники нашли пристанище в руинах сожженной фермы. Они собрались вокруг небольшого костра и поджарили подстреленного Томасом кабана. Латники относились к чужаку настороженно. Он был одним из ненавистных английских лучников, чьи стрелы пробивали даже латы. Не будь он другом мессира Гийома, они бы отрезали ему указательный и средний пальцы в отместку за все те неприятности, которые стрелы с белым оперением доставляли французским всадникам, а так приходилось относиться к нему со сдержанным любопытством.

После ужина мессир Гийом сделал знак Элеоноре и Томасу, чтобы они отошли с ним. Его оруженосец был начеку, и мессир Гийом отвел их подальше, на берег ручья, где со странной торжественностью взглянул на Томаса.

– Значит, ты покидаешь нас, – сказал он, – и будешь сражаться за Эдуарда Английского.

– Да.

– Но если увидишь моего врага, что будешь делать?

– Убью его, – сказал Томас.

Стоявшая чуть в стороне Элеонора внимательно смотрела и слушала.

– Он будет не один, – предостерег мессир Гийом, – но ты клянешься мне, что он и твой враг?

– Клянусь, – сказал Томас, удивленный, что нужно задавать такой вопрос.

Мессир Гийом протянул ему правую руку:

– Ты слышал про братство по оружию?

Томас кивнул. Титулованные рыцари часто заключали такие договоры, давая клятву помогать друг другу в бою и делиться добычей.

– Тогда я клянусь тебе в братстве по оружию, – сказал мессир Гийом, – даже если мы будем сражаться на разных сторонах.

– И я клянусь в том же, – неловко произнес Томас.

Мессир Гийом отпустил его руку.

– Что ж, – обратился он к Элеоноре, – я обезопасил себя от одного проклятого лучника. – Потом помолчал, не отрывая глаз от девушки, и вдруг сказал: – Я снова женюсь и снова заведу детей, и они будут моими наследниками. Ты понимаешь, о чем я, верно?

Стоявшая с опущенной головой Элеонора быстро взглянула на отца и опять потупилась. И ничего не сказала.

– А если у меня милостью Божьей будут еще дети, – проговорил мессир Гийом, – что останется тебе, Элеонора?

Она чуть заметно пожала плечами, словно говоря, что этот вопрос не представляет для нее большого интереса.

– Я никогда ничего у вас не просила.

– А чего бы хотела попросить?

Девушка посмотрела на рябь на воде и немного погодя ответила:

– То, что вы и так мне давали. Доброту.

– И больше ничего?

Она помолчала.

– Я бы хотела называть вас отцом.

Мессиру Гийому как будто стало неловко от такого ответа. Он посмотрел на север.

– Вы оба незаконнорожденные, – проговорил он после небольшой паузы, – и я завидую этому.

– Завидуете? – спросил Томас.

– Семья – она как берега у реки. Берега не дают реке менять русло. А незаконнорожденные прокладывают собственный путь. Они ничего не ждут и могут двигаться куда хотят. – Мессир Гийом нахмурился и бросил в воду камешек. – Я всегда думал, Элеонора, что выдам тебя за кого-нибудь из своих латников. Твоей руки просил у меня Бенуа, и Фосса тоже. Тебе пора замуж. Сколько тебе лет? Пятнадцать?

– Пятнадцать, – кивнула девушка.

– Ты зачахнешь так, девочка, если и дальше будешь ждать, – угрюмо проговорил мессир Гийом. – Так кого же ты выберешь? Бенуа? Или Фосса? – Он помолчал. – Или предпочитаешь Томаса?

Элеонора ничего не сказала, и Томас тоже молчал в смущении.

– Хочешь ее? – грубо спросил его мессир Гийом.

– Да.

– А ты, Элеонора?

Она посмотрела на Томаса, потом снова взглянула на ручей и просто ответила:

– Да.

– Конь, кольчуга, меч и деньги – приданое моей незаконнорожденной дочери, – сказал Томасу мессир Гийом. – Береги ее, иначе снова станешь моим врагом.

Он отвернулся.

– Мессир Гийом! – окликнул его Томас.

Француз обернулся.

– Когда вы пришли в Хуктон, – продолжил Томас, сам удивляясь, почему спрашивает об этом, – то забрали с собой одну темноволосую девушку. Она была беременна. Ее звали Джейн.

Мессир Гийом кивнул:

– Она вышла за одного из моих воинов. А потом умерла при родах. И ребенок тоже. А что? – нахмурился он. – Ребенок был твой?

– Она была моей подругой, – уклончиво ответил Томас.

– Хорошенькая подружка, – сказал мессир Гийом, – я ее помню. Когда она умерла, мы отслужили двенадцать месс за ее английскую душу.

– Спасибо вам.

Мессир Гийом перевел взгляд с Томаса на Элеонору, потом снова на Томаса.

– Хорошая ночка, чтобы поспать под звездами, – сказал он. – А на рассвете мы уходим.

Рыцарь пошел прочь, а Томас с Элеонорой сели на берегу ручья. Небо еще не совсем потемнело, в нем оставалось матовое мерцание, как от свечи за роговой пластиной. С другого берега ручья соскользнула в воду выдра. Она вынырнула, и ее шкурка заблестела в вечернем свете. Зверек поднял голову, взглянул на Томаса и, снова нырнув, скрылся из виду, лишь на темной поверхности осталась полоска серебристых пузырьков.

Молчание прервала Элеонора; она произнесла единственные известные ей английские слова:

– Я женщина лучника.

– Да, – улыбнулся Томас.

На рассвете они поскакали дальше, а к вечеру увидели на горизонте на севере столб дыма и поняли, что английское войско продолжает свое дело. Утром следующего дня они расстались.

– Не знаю, как вы доберетесь до этих ублюдков, – сказал мессир Гийом, – но, когда все закончится, отыщите меня.