Трудно быть хорошим - Ричард Форд

Но однажды Эмма все же решилась. Посадила Этона в старенький «плимут», что увез ее так далеко от родного дома, и поехала с ним в город.

Бульдозеры, словно доисторические чудища, уже расчищали пустошь. Дом ее представлял собой груду развалин: балки сломаны, перекрытия — покосились. И камин, ее камин — сердце дома, был похоронен под руинами. Это добило ее вконец. Не покидало странное чувство, будто это она виновата в гибели дома. Навязчивая мысль, что не поддайся она уговорам сына, дом стоял бы и сейчас, не давала покоя.

Малыш, тихо, как мышка, сидящий сзади, привстал, чтобы взглянуть на работающие машины.

— Когда-то все это было моим домом, — грустно сказала Эмма. Этон не ответил. Господи, с кем же поделиться? Миссис Элис уехала и живет теперь у своей дочери. Да и Гриер, почтальон, тоже вряд ли заглянет сюда. Она не знала, что стало с остальными соседями. Все они остались в прошлой жизни.

Но необходимо было с кем-то поговорить.

— Знаешь, твоя мама часто гостила здесь, когда ей было столько же лет, сколько тебе. Славной она была девочкой! Очень любила качаться на качелях.

Непонятно почему, Эмма вдруг вспомнила, как миссис Элис рассказывала о ребенке своей племянницы. «Он никого не любит. Не умеет любить. Всегда замкнут, один, — говорила она и при этом очень нервничала, качала головой и теребила платье на коленях. — Нет, не будет из него толка. Это вроде болезни. И называется…» Но никак не могла она вспомнить. Не одну чашку кофе выпила тогда, но название так и не всплыло в памяти.

Дня три Эмма не могла успокоиться, все оплакивала свой старый дом и прошлую, ушедшую навсегда жизнь. Слезы все время стояли в глазах, делая расплывчатой фигуру Этона и все вокруг. Они были единственной отдушиной и в то же время позором. Слезы о прошлой жизни, об одиночестве, слезы о холодности и равнодушии этого ребенка.

Но надо держать себя в руках. Усилием воли Эмма заставила себя встряхнуться, позвонила Хаггану из бакалейной лавки и попросила прислать человека скосить разросшуюся у дома траву. Мужчина пришел, споро выполнил работу. Эмма заплатила ему пять долларов и напоследок спросила, не продается ли где собака. Размышляя, он окинул взглядом поле, сплюнул в траву и ничего не ответил, но на следующий день принес щенка. Янтарного цвета, с коротенькой шерсткой и длинными поникшими, словно отжившие осенние листья, ушами, тот был очень хорош. Эмма не знала, что это за порода. Возможно, он беспородный, этот щенок, заблудившийся и бездомный, как Этон. Собаку звали Бин.

Желая доставить Этону удовольствие, Эмма наняла одного негра, и тот сделал качели из валявшейся в сарае старой шины. Повесил их во дворе, со стороны кухни, на ветке огромного камедного дерева.

Занимаясь домашними делами, Эмма теперь часто наблюдала за мальчиком. Он мог часами качаться на качелях, а Бин, визжа и лая, крутился и прыгал вокруг, пытаясь схватить Этона за босую ножку. Иногда до Эммы доносилось слабое, неотчетливое бормотание. Неужели Этон говорит с Бином? Или это обычная детская возня с животными? Слушая бормотание Этона, Эмма мучительно остро ощущала, как изголодалась по общению, нежности и ласке. И поймала себя на мысли, что с радостью поменялась бы сейчас местами с Бином, чтобы только иметь возможность бегать вокруг ребенка и слушать его голос.

Целыми днями Этон проводил на качелях. Как-то днем прибираясь в доме, Эмма вдруг услышала громкий плач. Сначала ей показалось, что это визжит Бин. Выскочив на улицу, она стремительно подлетела к ребенку и тщательнейшим образом осмотрела все его маленькое тело, пока, наконец, не нашла на ручке след от укуса пчелы — маленький красный волдырь с черной сердцевинкой. Вытащив жало, протерла ранку раствором питьевой соды. Все это время мальчик стоял, отвернувшись и от боли затаив дыхание.

— Тихо, тихо, мой маленький. Ну, вот и все. Скоро пройдет. Не волнуйся, — шептала Эмма, обрабатывая ранку и ласково поглаживая ребенка. Закончив, она обняла хрупкое тельце малыша и осторожно коснулась губами его волос. От Этона исходил еле уловимый запах земли, листьев и Бина. Точно так пах Джимми. Ей даже показалось на мгновение, что это его она держит в своих объятиях. Но тут же опомнилась, почувствовав, как напрягся Этон. В каждой клеточке его тела Эмма почувствовала враждебность по отношению к себе, к своему голосу, рукам, губам, посмевшим поцеловать его. Ну как, как мог он, этот четырехлетний ребенок, быть таким несгибаемым, таким холодным и равнодушным? Почему за столько времени ни разу не почувствовал он потребности в ней?

Сначала ей казалось, что она поймала какую-то дикую птичку или существо, до сих пор не виданное. Но с течением времени поняла, что сама странным образом взята в плен. Она была полностью в его власти. В каком бы уголке дома ни находилась, что бы ни делала, спокойствие обретала, лишь когда Этон находился в поле ее зрения. Наблюдать за ним доставляло ей истинное удовольствие. Мальчик был чудо как хорош. Подвижный, ловкий, гибкий. Нежный румянец появлялся у него на щеках, когда он носился по саду или гонял рябых цыпляток, устроивших себе гнездо в сарае. Эмма запрещала ему подходить к кромке пруда, если ее нет поблизости. Но, стоя на достаточном расстоянии от воды, он все же умудрялся длинной веткой выуживать из пруда ряску, скатывал ее в шарики и бросал в кур. Ножки и руки его, все в комариных укусах, были исцарапаны колючим кустарником. Когда Этон кушал, сидя перед ней на кухне, Эмма жадно вдыхала исходящие от него запахи пыли, резины и собаки. Даже после того, как из их жизни ушел Бин, запах остался. Случилось это где-то в первых числах июня.

Выглянув в окно, Эмма вдруг увидела, как Этон наклонился над чем-то у дороги. И почему-то сразу поняла, что произошло. Даже не взглянув, поняла. И поспешила к Этону, стоящему на коленях перед съежившимся телом собаки. Мальчик тихонько дотрагивался пальчиком до носа Бина и его длинных ушей. Слава богу, машина не изуродовала и не окровавила несчастного пса. Была лишь небольшая ранка на голове. Эмма бережно подняла собаку и перенесла ее с дороги в кювет.

— Иди домой, Этон, — сказала Эмма. — Бину мы уже ничем не сможем помочь.

Но Этон не двинулся с места. Впервые он не подчинился. Подождав еще немного, Эмма поднялась и, оставив Этона у собаки, пошла к дому. На крыльце остановилась. Она была совершенно подавлена, ничего не видела и не слышала. В голове вертелись обрывки воспоминаний о дне, когда погибла Рэчел. Наконец, очнувшись, увидела идущего по дороге негра, поспешила к нему и попросила, чтобы тот похоронил собаку. Где-нибудь в лесу, неподалеку от дома.

Этон стоял будто в оцепенении и молча наблюдал, как старик достал кусочек проволоки и положил Бина на тачку, привязал его к ней и медленно двинулся к лесу. Тачка с Бином тряслась и подпрыгивала, катясь по гравию, до того мал и легок был щенок. Старик толкал тачку перед собой и с трудом волочил ноги. А Этон, как во сне, следовал за ним.

— Возвращайся, — умоляюще сказала Эмма.

Но ребенок продолжал идти, ускоряя шаг. Она не могла заставить себя следовать за ними, а стояла в саду под открытым солнцем и ждала, чувствуя себя очень старой и слабой. Подошло время готовить завтрак, но она не двигалась и все смотрела на маленькую бегущую фигурку, вот-вот скроющуюся за деревьями.

— Смотрите за мальчиком! — из последних сил крикнула она старику, но тот не расслышал.

Вдруг, не добежав нескольких метров до леса, Этон остановился, резко развернулся и пошел обратно. Пристально вглядывалась Эмма в его лицо. Но ничего не удалось ей увидеть: ни тени ужаса, скорби, печали — ничего. Лицо его было спокойно и равнодушно, как всегда. Он молча подошел к пруду, набрал веточек и стал бросать их в воду.

И никогда больше не вспоминал он Бина. Будто его и не было вовсе. А вот Эмма, напротив, горевала по собаке, не могла объяснить почему, но горевала. Будто себя оплакивала. Представляла невысокий холмик в лесу — его могилку, длинные уши, поросшие мхом и засыпанные землей…

Где-то через неделю после гибели Бина произошел любопытный инцидент, сильно подействовавший на Эмму.

Обычно она брала Этона с собой, когда ездила за продуктами в магазин, находящийся в миле от их дома на перекрестке дорог. Как и всегда, Эмма оставила ребенка в машине и вошла в магазин. Через некоторое время она вдруг услышала голоса на улице. Грант Эрис, заправщик газовых баллонов, разговаривал с Этоном. И тот отвечал ему! Слова лились и журчали, как вода из ведра. Эмма слушала в изумлении. Его голос был сильным и звонким, точно как в ее снах. Голос Джимми. Эмма подошла к стеклянной двери и выглянула. Разговор шел о рыбе, которую поймал Грант. Он привязал ее к ветке, поднял высоко над головой и сейчас протягивал Этону.

Прячась в тени душного загородного магазинчика, Эмма никак не могла успокоиться и вспомнить, зачем приехала сюда, что именно хотела купить. Не могла и выйти к ребенку; так и стояла у прилавка, теряя сознание от духоты, жуткой смеси запахов табака, уксуса и средства от мух, притворяясь, будто читает ценники и инструкции к употреблению на многочисленных упаковках и банках.