Прикосновение зла - Скарлетт Сент-Клэр

никогда прежде не бывала. Это был зал, походивший на пещеру, с рядами массивных обсидиановых колонн по бокам. Персефона не сразу заметила, что каждый промежуток между колоннами был закрыт воротами. Они были в темнице. Воздух здесь был тяжелым и тягучим от наполнявшей его древней силы. Персефона слегка откинула голову назад, пытаясь определить источник магии.

– Здесь находятся чудовища, – сказал Аид, словно объясняя.

– Какие… чудовища?

– Разные. – Кажется, ее вопрос его слегка позабавил. – Некоторых из них убили, остальных просто поймали. Идем.

Он взял ее за руку и повел мимо множества темных клеток. До нее доносились шипение, рычание и леденящие кровь завывания. Персефона взглянула на Аида, ожидая от него объяснений.

– Это гарпии, – сказал Аид. – Аэлло, Окипета и Келено. Они теряют покой, когда в мире царит хаос.

– Почему?

– Потому что чувствуют зло и желают карать.

Они миновали множество других монстров, включая полуженщину-полузмею. Изящные пальцы обхватили прутья клетки, а за ними показалась и ее голова. Она была прекрасна, с длинными волосами, что ниспадали ей на плечи красными волнами и закрывали обнаженную грудь.

– Аид, – прошипела она, сверкнув своими узкими глазами.

– Ламия.

– Ламия? – переспросила Персефона. – Детоубийца?

Чудовище зашипело, услышав ее слова, но Аид ответил:

– Она самая.

Ламия была дочерью Посейдона и царицы. За любовную связь с Зевсом Гера прокляла ее – та была обречена терять каждое рожденное дитя. Со временем она обезумела и стала красть младенцев у других матерей, чтобы вкусить их плоть. Ее история ужасала тем, что от отчаянного желания иметь собственное дитя Ламия дошла до их пожирания.

Аид с Персефоной шли дальше, пока не оказались у конца прохода, где за воротами клетки скрывалось драконоподобное существо. У него было семь змеиных голов, чешуя и перепончатый гребень на шее. Головы шипели, обнажая клыки, с которых капала черная жидкость, наполнявшая озеро под огромным круглым животом этого монстра. В жиже плавало несколько душ, и их лица были обожжены так, что их невозможно было узнать.

– Кто это? – спросила Персефона.

– Гидра, – произнес Аид. – Ее кровь, яд и дыхание ядовиты.

Персефона всмотрелась в озеро:

– А что там за смертные? Что они сделали?

– Это террористы, устроившие нападение на стадионе.

– Это их наказание?

– Нет, – ответил Аид. – Представь, что это камера предварительного заключения.

Персефона молча обдумывала его слова. Это значило, что у душ не было никакой отсрочки, когда судьи отправляли их в Тартар. Их наказание начиналось сразу же, и эти ожоги, яд, разъедающий кожу и мясо до костей, были лишь началом.

– И как ты их накажешь потом? – спросила она, наклонив голову, чтобы встретиться с Аидом взглядом. Бог посмотрел на нее:

– Может… ты хочешь сама решить?

И она снова усмехнулась, несмотря на весь ужас их разговора. Аид попросил ее назначить вечную кару для души – и ей это понравилось. Она чувствовала себя могущественной и пользующейся доверием. Лишь на короткий миг Персефона задумалась, кем это ее делало, – но она уже знала. Это делало ее его царицей.

Богиня снова перевела взгляд на души в ядовитом озере:

– Я хочу, чтобы они пребывали в постоянном страхе и панике. Испытывали то же, чему подвергли остальных. Они навечно отправятся в Лес отчаяния.

– Так тому и быть, – сказал Аид и протянул ей свою руку. Когда она вложила в его пальцы свои, души под гидрой исчезли.

– Позволь, я кое-что тебе покажу.

Он повел ее в библиотеку, к чаше, на которую Персефона наткнулась в один из своих первых визитов к нему во дворец. Увидев ее впервые, она решила, что это просто стол, но стоило лишь богине подойти поближе, как она обнаружила частичную карту подземного царства, отразившуюся в темной поверхности. Тогда ей открылись лишь дворец, Асфодель и реки Стикс и Лета. Когда она спросила Аида, почему карта не полная, он ответил ей, что оставшаяся часть откроется ей, когда она заслужит это право.

В то время видеть подземное царство целиком могли только Геката и Гермес.

Теперь же, заглянув в чашу, Персефона увидела каждую реку, луг и гору. Она знала – шансы, что карта останется такой же, были невелики, ведь Аид постоянно менял свой мир: добавлял, передвигал или убирал определенные места.

– Покажи Лес отчаяния, – приказал Аид, и вода покрылась рябью, а затем отразила неприятную сцену. Когда Персефона бродила между тех деревьев, она была одна и лес вокруг молчал, но сейчас она увидела его таким, каким он был на самом деле. Тысячи душ жили там – каждая в своем личном аду. Одни души сидели у корней деревьев, поджав ноги к груди и дрожа от страха. Другие охотились друг на друга, набрасывались и убивали, только чтобы снова воскреснуть и подвергнуться нападению.

– Те, что охотятся, – произнесла Персефона. – Каков их страх?

– Потеря контроля, – ответил Аид.

– А те, кого убивают? – тихо спросила она.

– Они были убийцами при жизни.

Были и другие: одни пили из ручьев и умирали медленной и мучительной смертью, другие оказывались в части леса, где беспрестанно полыхал пожар, третьи были привязаны и растянуты между деревьями, где их резали и протыкали, пока они не умирали от страданий.

Когда цикл заканчивался, он непременно начинался снова – в бесконечной замкнутой петле пыток и смерти.

Спустя несколько мгновений Персефона отвернулась от чаши:

– Я увидела достаточно.

Аид присоединился к ней, взяв ее за руку и поцеловав пальцы.

– Ты в порядке?

– Я… удовлетворена, – ответила она и встретилась с ним взглядом. – Пойдем в постель.

Аид не стал возражать, и, когда они вернулись в свою спальню, богиня поняла, что у мести был свой вкус – горький, металлический, с нотами сладости.

И он ей понравился.

– Персефона, – Аид произнес ее имя с оттенком беспокойства в голосе. Она поняла, что он хочет знать, не зашел ли он слишком далеко, показав ей Лес отчаяния.

Она сбросила с себя одежду, чувствуя напряжение. И повела плечом, прежде чем повернуться к Аиду лицом.

– Аид, – попросила она. Ей необходимо было почувствовать его внутри себя, отвлечься и испытать облегчение, которое мог дать ей только он.

– Тебе сегодня многое пришлось пережить. – В его глазах горело такое сильное желание, что у нее задрожали ноги. – Ты уверена, что хочешь этого сегодня ночью?

– Это все, чего я хочу, – ответила она.

Аид шагнул к ней, и их губы сомкнулись, а языки слились воедино. Персефона задрожала под его ладонями, изогнулась ему навстречу, снедаемая жаждой задвигать бедрами в едином такте с его телом. Она помогла ему раздеться и проложила дорожку из поцелуев вниз к его налившемуся члену.