Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий

На улицах круглосуточно растут укрепления. Окна первых и третьих этажей угловых домов на всех существенных перекрестках закладываются кирпичами. В кирпичи вмуровываются деревянные конусы амбразур. Такие амбразуры смотрят глазами будущих своих пулеметов и противотанковых ружей на все стороны света: например, в домах вдоль Кировского проспекта – на юг и на восток; в доме на углу Ординарной и Малого – на запад; в доме на улице Щорса (где квартира отца) на две стороны – на восток вдоль того же Малого проспекта и на север. На днях финны активизировались у Лемболова, но наши их опередили, прошли два километра, были бои. Туда же на север глядятся и амбразуры Дома культуры промкооперации.

И если в центральных районах города такие амбразуры возникли еще в немногих домах, то на окраинах, особенно в южной стороне, все без исключения улицы, все вообще дома превращены в сплошные пояса сложнейшей системы оборонительных укреплений.

В систему укреплений города включен и сильнейший «оборонительный пояс» – Балтийский флот. Замаскированные пестрыми сетями боевые корабли попрежнему ошвартованы у всех набережных, и попрежнему в городе множество военных моряков.

Два ледокола, несколько транспортов высятся над строгими дворцами, над старинными домами между Кировским и Дворцовым мостами у набережной, и эти здания, рядом с кораблями, кажутся маленькими.

Дальше за мостом лейтенанта Шмидта – миноносцы, подводные лодки, крейсер «Киров». Я не был там и не видел его, но мне о нем знакомые командирыбалтийцы рассказали: в дни яростных воздушных налетов – в один из трех апрельских дней, когда немцы особенно стремились уничтожить корабли, стоящие на Неве, – в крейсер «Киров» попал тяжелый снаряд, а через минуту в то же место, в надстройки над машинным отделением крейсера, врезалась авиабомба весом в тонну. Разрушения оказались велики, но корпус < Кирова» выдержал, надстройки приняли на себя основной удар. Было сто сорок убитых… Отремонтированный в поразительно короткий срок, равно через месяц «Киров» вновь вступил в строй.

В ТАССе мне рассказали о действиях на Балтике. В наших руках в настоящее время находятся три острова: Котлин, Лавенсари и часть острова Сескар, на котором был высажен десант; этот остров занят нами пока до половины, па нем идут бои. Десять подводных лодок сумели выйти из Ленинграда в Балтику и хорошо действуют там. Одна или две из этих лодок погибли. Одна вернулась. Остальные продолжают действовать, но о некоторых из них сведений нет. По яростно простреливаемому Морскому каналу даже нескольким надводным судам удалось выйти в Балтику, – погиб в канале только один транспорт.

Сообщение с Кронштадтом производится главным образом из Лисьего Носа, где ныне морская база.

Ораниенбаум и весь его «большой пятачок» попрежнему в наших руках; положение на этом участке с осени неизменно.

Вот, кажется, и все мне известное о том, что происходило и происходит в дни июля вокруг Ленинграда…

… А сколько все-таки военного люда видно на улицах Ленинграда! Всегда можно отличить боевого командира и красноармейца, приехавшего в Ленинград только по служебным делам или на отдых, или только что выпущенного из госпиталя. Это люди, на которых отпечаток фронта, они ничуть не вылощены, они порою ободраны и грязны, они скромны, и они всегда торопятся…

На них смотрят с любовью, им уступают места в очередях, к ним внимательны… Те, кто проливают кровь, не кричат о своих подвигах, не любят рассказывать всем и всякому о своих боевых делах, малоразговорчивы: фронтовики – стыдливы…

Будь я командующим, я издал бы приказ: лишних писарей, интендантов, парикмахеров, половину штабистов, всех, кто в армейских тылах, – на передовые, на линию огня, в атаку!

Впрочем… Я ведь тоже человек, поддающийся настроениям!..

17 июля. День

За два прошедших дня побывал в горкоме партии у Маханова и Шумилова. Сидючи в горкоме партии (ныне переведенном, в целях рассредоточения, из Смольного в Деловой клуб), в момент встречи с Махановым попал под сильный артиллерийский обстрел. Снаряды ложились на Конюшенной, против ДЛТ[29], а два из них разорвались где-то совсем поблизости. Секретарши чуть заметно занервничали, но Маханов, вошедший в ту минуту в свой кабинет и пригласивший меня за собой, не обратил на обстрел абсолютно никакого внимания.

Вот три основных положения, высказанные мне Махановым, как «руководящее указание» для всех политработников и военных корреспондентов (я их записал дословно):

«… Первое. У нас слишком часто и много, слишком фетишистски повторяют в печати неправильно выдернутые и неправильно понимаемые слова о том, что мы победим в 1942 году, разобьем фашистов. Такая трактовка дает возможность некоторым не работать, а отсиживаться; кто-то победит, до конца года осталось столько-то месяцев, – значит, я могу притаиться, увильнуть от опасности на эти месяцы и – уцелею. Надо не бессмысленно повторять это, а помнить, что это не фраза. Значит, надо акцентировать не на том, что «победа будет в 1942-м», а на том, что и как должен делать каждый, чтобы этот приказ был выполнен.

Второе. Враг не оставил мысли о взятии Ленинграда. Он готовит штурм. Штурм может начаться каждый день. У нас вполне достаточно оружия, чтобы отразить врага. Задача агитации и пропаганды состоит теперь в том, чтобы воспитывать дух людей, воспитывать в них стойкость, мужество, чтоб они не бросили оружия, не побежали в трудный момент. В Ленинграде много войск из пополнения, не ленинградцев, людей, не знающих Ленинграда. Надо воспитывать в них любовь к Ленинграду. Тема Ленинграда везде должна выступать на первое место.

Третье. Надо воспитывать чувство мести. Надо чтобы любая статья, любая заметка призывала к мести.

Это – Директива правительства. Это – директива с самого верха!..»

Формулировка, высказанная мне Махановым, заставила меня крепко задуматься. Она объяснила мне многое в тех «июльских» настроениях некоторых людей, какие я наблюдал в городе. Особенно – первый пункт этой формулировки: слова о «фетишистском понимании», о «разгроме немцев в 1942 году…»

«Приказ о разгроме в 1942 году» или обещание, что «враг будет разгромлен именно в 1942 году»? То обещание, которое армия приняла как непреложную истину в начале мая этого года!

Да, события на фронтах Отечественной войны происходят явно никем не предвиденные!

Приказ… Не много времени осталось, чтобы его выполнить!

Во всяком случае, сейчас везде в газетах все три положения этой формулировки выступают уже на первый план, стали центральным стержнем пропаганды и агитации…

А мне, в частности, велено поинтересоваться ладожскими перевозками – эвакуацией ленинградцев и обеспечением снабжения Ленинграда. Дать об этом серию корреспонденции. Это сейчас важнее, чем сообщать о боевых эпизодах действий 8-й армии, куда я еду опять…

Оформил командировку и другие документы.

Ночь на 19 июля

Плывем, медленно рассекая темные воды Ладоги. Стучит автомобильный двигатель нашего катера – «плашкоута No 12».

В 22 часа 15 минут я сошел с поезда на станции «44-й км». В 22. 30 погрузился в машину с эвакуируемыми. Прямо на пристань, и вот через пятнадцать минут сижу на палубе, на корме; катер за катером, груженные полностью, отходят. Все организовано хорошо; но те эвакуируемые, с которыми я ехал в машине, сидели на станции «44-й км» в поезде с 15 июля: погода была штормовая, катера не шли. Эвакуируемых кормили обедом раз в сутки, выдавали по пятьсот граммов хлеба. Мой катер принимает груз и пассажиров уже с шестой машины.

В 23. 00 отвалили. На борту катера я насчитал пятьдесят четыре пассажира, в том числе детей, и шесть человек команды – пять краснофлотцев и одна женщина-матрос, одетых в венцерады и клеенчатые брюки. Вещи переполняют трюм, пассажиры теснятся на вещах и на палубе.

Смеркается. Впереди небо очистилось от облаков. Справа – густая облачность. Сзади, слева по корме – маяк Осиновец, мы садились па пристани южное его в полукилометре.

Посадкой распоряжался капитан-лейтенант с четырьмя золотыми нарукавными полосками. Краснофлотцы помогали пассажирам грузить вещи.

19 июля, 6 часов. Кобона

Вот и порт на восточном берегу Ладоги. Подошли к пирсу No 5. Впереди – мотовоз и вагоны. В них грузят раненых – носилки на вагонетках. Раненые сидят и лежат. Окрик с пирса:

Не швартуйте сюда! Идите на третью пристань!

У меня коробки скоростей не работают, куда я пойду?

Идите на третью пристань, или на гауптвахту пойдете!

Переходим к другому пирсу, швартуемся. На пирсе сотни людей, высадившихся до нас. Гигантские груды вещей…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

НАВИГАЦИЯ НА ЛАДОЖСКОМ ОЗЕРЕ

ИЮЛЬСКИЙ ДЕНЬ.