Газета Завтра 981 (38 2012) - Газета Завтра Газета

На асфальте белым тоненьким укором свернулась несчастная белая ленточка. Дама хотела пристроить её на свою сумочку, ленточка слетела. А тут эта сисястая корова шла… она чего. Ей под ноги лень было посмотреть. Наступила своим ботинком — на… святыню!

— Щас-щас, — но нужный телефон не находился. 

— Мы всё решим, — дипломатично вступил главный, тот, кто с мегафоном. — Всё решим.

— Нацам здесь не место, — дамочка круто развернулась и зашагала вперед, куда шли все, у кого с груди, с головы, с сумочек, с очков свисали белые ленточки — в начало колонны.

Вот уже прошёл Навальный. Кто-то бросился пожать ему руку. Прошел Немцов. К нему руки жать не бросились.

— О, глянь, Немцов! Давай за ним! — Две еще не определившиеся дамочки двинулись вслед за Немцовым. — Там точно интереснее. Потом туда вообще не пролезешь, — торопливо говорили они друг другу, торопливо шагая за широко шагающим Немцовым.

До начала "марша миллионов" считанные минуты. Вот уже и петербуржцы встали со своим огромным многоруким белым плакатом.

Перед плакатом мужичонка с гитарой хрипло пел новые революционные песни, разогревая толпу: 

— Медвед! 

— Писец! — хором откликались питерцы.

— Медвед!

— Писец!

— Путин, лыжи, Магада-а-ан! — нараспев и весело.

Весело мужичонка пел — с душой. Все радовались, все смеялись.

— Держать строй! — в мегафон командовал начальник имперцев.

— Путин, лыжи, Магадан! — радовались петербуржцы

— Держать строй! — командовал в мегафон начальник.

Строй не держался. Молодые имперцы еще не умели правильно держать строй. Потоптавшись, сделав несколько зигзагов, они, наконец, выровнялись в подобие линии. 

А маленький мальчик бегал под огромным флагом. Его уже не фотографировали. А ему и не надо. Ему нравилось бегать. Это большие дяди и тети кричали и специально демонстрировали свои транспарантики — достанет транспарантик, и сразу к нему две-три видеокамеры. А он гордо поднимет транспарантик повыше, голову красиво развернёт — снимайте меня, и скажет ещё: — Я против! 

Мальчик бегал просто так. 

— Ну, всё, иди сюда, — позвала его мама. — Сейчас начнется. Ну, иди же, кому говорю, — заглянула она под флаг. Мальчик, недовольный, послушно вылез, взял маму за руку.

— Держать строй! — вновь призвал разболтавшийся строй начальник.

Вверх взлетела стая белых голубей. Сигнал дан.

Перед имперцами — в колонне русских демократов -— вдарили барабаны. Вдарили по-армейски весело, многие неопределившиеся метнулись на их звук.

— Слушай, по-моему, там веселее, — парень потянул свою девушку, следуя за веселым армейским барабанным маршем.

— Русские, вперёд! — хором гаркнули имперцы, перекрикивая и барабаны, и хриплого петербуржского подпевалу, уже орущего: — Медвед! Писец!

— Русские, вперёд! Православные, вперёд! Слава Перуну! Слава Велесу! — хором орали имперцы.

— Ну, кричи же: русские, вперёд! — склонившись, учила мама.

— Луские, фпрёд! — старался мальчик. Но так вокруг все кричали и скандировали, что он смолк и всю дорогу шагал молча и сосредоточенно. Видимо, под флагом бегать было интереснее. А тут иди за ручку и иди. А куда иди, куда вперед…

— Свободу Пусси Райт! — орали с другой стороны антифа и содомиты. От имперцев их отделял сквер. Ровными колоннами они шли друг против друга, над одними высоко поднимались радужные флаги и флаги с черной анархической А на красном полотнище, над другими — бело-желто-черные стяги и красные квадратные флаги с языческой свастикой.

— Русский — значит трезвый! — кричали имперцы.

— Свободу Пусси Райт! — кричали антифы и педерасты.

— Россия — для русских! Москва — для москвичей! Не для черных! Не для пидарасов! Не для либерастов! Слава России! Русские, вперёд!

— Путин, лыжи, Магадан! — речёвкой, в мегафон, не желая погаснуть в русском боевом имперском ритме, надрывались петербуржцы.

— Мы тебя породили — мы тебя и уберем! — кричали петербуржцы. 

А мальчик понуро тащился за революционно настроенной мамой. Как было хорошо бегать под флагом. Вот он, он идёт рядом с ним. Но под флаг уже не забежать, и под ним не побегаешь. На Сретенском он уже и слезы еле сдерживал — еще бы — одно дело играть и радоваться, другое — идти. Куда идти, зачем идти…

— Я хочу на ручки.

— Иди — ты же русский, — усовестила сына мама. — Россия — для русских! — вторя хору, закричала она. — Русский — значит трезвый!

Через какое-то время колонны останавливались, чего-то ждали, кричали, скандировали. Шли дальше. 

Вдоль пути — и слева, и справа — железная ограда, за ней — бесконечный ряд дружинников и полиции. Казалось, их было если не больше, то и не меньше, чем самих демонстрантов. А демонстрантов: тех, у кого не было видеокамер, планшетов и смартфонов; тех, кто держал флаги и транспаранты, — их было так мало… Точно, это был марш миллионов репортеров и журналистов, освещающих шествие самих себя. 

И среди всего этого бодро-утомительного марша ныл маленький мальчик. 

— Я хочу на ручки и домой! 

Таких маленьких мальчиков и девочек было много. Вначале оживленные, обрадованные новизной, пестротой флагов и плакатов, они шагали бодро, даже подгоняли своих мам и пап… Не пройдя и середины… они уже тоскливо плелись, просясь на ручки и домой.

— Мама, — просил кучерявый мальчуган лет шести, — когда закончится, когда домой?

— Мы работаем, — сурово ответила мама. — Свободу Юлии Осиповой и политзаключенным! — отвернув от сына лицо к народу, кричала она, высоко поднимая фотографию какой-то женщины с ребенком. — Верните мать сыну! — кричала она, глядя на бесконечный ряд полицейских.

Хорошо было лишь тем мальчикам, кто вышел выразить свою гражданскую позицию на папиных плечах. Свесив оттуда ножки, они деловито, сверху вниз, разглядывали толпу. Почему-то у всех таких мальчиков на груди красовались белые ленточки, а в руках были белые шарики. Дети имперцев смотрели на них с завистью — хорошо им — этим… либералам. 

Вышли на проспект Сахарова. Широченный перекресток. Впереди бьют барабаны, развиваются флаги: красные, синие, оранжевые, радужные, — педерасты держали свои флаги выше всех, чтобы все видели, кто идет! Позади — жиденькое малолюдье не определившихся, но очень стремящихся к свету людей. А слева и справа — солдаты. Страшные! В бронежилетах и касках солдаты-срочники, маленькие мальчики, которых привели сюда за ручки папы-офицеры и поставили их здесь охранять вот всех этих… митингующих. А митингующие… 

А митингующие, увидев солдат, бросились на них со своими видеокамерами и смартфонами, и давай фотографироваться на фоне страшных солдат. Как они только ни фотографировались — только в обнимку к солдатам не лезли, а так — в такие невозможные позы вставали, что и говорить совестно.

А в середине, уже и не шел, плелся, тот самый мальчик, который еще час назад бодро и беззаботно бегал под бело-желто-черным флагом — трехлетний мальчуган. Он плелся и, забыв, что он русский, что он на Марше, что у него на плече флаг Российской империи, ныл:

— Пить хочу, мама, я пить хочу, — мужественно ныл, не ревел, не орал, просто тихо по-детски ныл, как ноют трехлетние дети, — пить хочу.

Он еще не знал, что через каких-то полчаса, он будет в страхе смотреть, как знакомые его мамы будут, под прицелом видеокамер, драться с какими-то дядьками с черной буквой "А" на красных флагах — драться за Россию.

Лучше б он с бабушкой во дворе остался гулять, на детской площадке...

Из огромных динамиков звучал голос Цоя. 

Проспект Сахарова опустел.

Вся толпа сгрудилась у сцены. У полукруглого дома, на ступенях размахивали своими, подло украденными у детства, радужными флагами педерасты. 

Словно подводя черту, страшным заградотрядом, ровным строем шли ОМОНовцы. Высокие, плотные, хорошо сложенные, они шли, подгоняя своим строем последних демонстрантов.

— Граждане, поторопитесь, освободите дорогу, сейчас будет восстановлено автомобильное движение, — предупреждал усталый голос из полицейского громкоговорителя. — Граждане, освободите дорогу…

Строй ОМОНовцев прибавил шаг.

Вот бы кому — этим здоровым, плечистым, сильным, свежим парням — нести имперские флаги и кричать:

— Россия — для русских!

— Русский — значит трезвый!

— Слава России!

— Россия, вперёд! 

Но они шагали молча и скоро. Впереди были те, кто радел о России. Нужно сохранить для России их революционные сердца.

Пока они друг друга… не перемочили

Денис КОВАЛЕНКО

О предстоЯщей акции 15 сентября я     узнала, будучи в шестистах километрах от Москвы — в маленьком городке Курской области. От местного сапожника, который оказался самым политизированным горожанином, встретившимся мне там. Зашла в малюсенькое помещение сапожной мастерской. Была распознана как приезжая. А когда призналась, что из Москвы, сапожных дел мастер пафосно сообщил: "15 числа у вас там состоится великая революция. Переворот". Я ответила, что мы уже и без того двадцать лет вверх головой стоим, какой ещё переворот? План мне обрисовали в деталях: многомиллионная толпа штурмует Кремль, выкидывает окопавшихся там… Воодушевление у сочувствующего революционерам было нешуточное, он как-то заговорщицки подмигивал, намекая, что всего рассказать до поры до времени не может. Но 15 число уже недалеко. Против "окопавшихся" у меня самой невесёлые мысли. Но не каждый, заявляющий себя ныне революционером, — мне друг, товарищ и брат.