ДАртаньян в Бастилии - Николай Харин

— Вам пора уйти со сцены. Но он не должен видеть меня, пока у нас не будет его расписки.

— Она скоро будет у нас, ручаюсь.

— Вы хотите укрыть их где-то в другом месте?

— Да. В надежном месте.

— Верно, теперь им нельзя оставаться здесь. Но где?

— Я попрошу герцогиню де Рамбулье…

— Вы знакомы с герцогиней?! — Удивление Сюффрена было столь велико, что Арамис улыбнулся. Было так темно, что он мог себе это позволить.

— Немного.

— Хорошо. Герцогиня не кардиналистка. Но дом ее обычно полон гостей…

— Я не сказал, что попрошу герцогиню оказать гостеприимство мессиру и его дочери в своем особняке, я только сказал, что попрошу ее помочь в атом деле. Быть может, я обращусь к преподобному Мерсенну из монастыря миноритов.

— Отлично. Я полагаюсь на вас. Но думаю, что лучше, если заботам герцогини или ее друзей будет поручена только девушка. Бежару же следует теперь неотлучно находиться во дворце.

— Но мы же не можем отправиться во дворец прямо сейчас, посреди ночи.

Сюффрену снова пришлось удивиться:

— Не хотите ли вы сказать, что нам удобно привести этих двоих в самую глухую пору в отель Рамбулье?!

— Допустим, — согласился Арамис, прилагавший титанические усилия, чтобы его собеседник не догадался о том, как ему хочется спасти Бежара от уготованной ему страшной участи. — Но зато мы легко найдем пристанище до утра в миноритском монастыре.

К счастью, Сюффрен был далек от того, чтобы заподозрить Арамиса в попытке противопоставить свою волю воле Ордена. Он легко согласился:

— Тем лучше! У миноритов строгий устав, и попасть к ним незваным гостям будет непросто. Но с одним условием.

Бежар должен дать расписку.

— Но не сейчас! — воскликнул Арамис. — Мы обнаружены и следует поторопиться.

Иезуит приписал излишнее волнение Арамиса естественному чувству самосохранения. Поэтому он лишь примирительно сказал:

— У нас есть возможность кое-что прояснить. Давайте допросим этого человека.

Он направился к пленнику, и Арамису не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

— Послушай-ка, любезный, — обратился Сюффрен к человеку, опасливо поглядывавшему на грозную дубинку в руке стоявшего рядом с ним рослого монаха в низко надвинутом капюшоне. Сюффрен тоже спрятал свое лицо. — Что вас привело на эту улицу? За кем вы следили?

— Нам было приказано выследить и арестовать некоего д'Эрбле, сударь, быстро ответил соглядатай. — Он вошел в этот дом, вот мы и остались караулить его.

— Что это за дом? Кто в нем живет? Отвечай, быстро! — отрывисто приказал Сюффрен.

— Этого я не знаю! — отвечал перепуганный соглядатай.

— А твой начальник? Как его имя?

— Граф де Рошфор.

— Известно ему что-нибудь?! Говорил он тебе или другим, что это за дом?

— Мне ничего сказано не было, а относительно остальных или намерений начальника — не могу сказать, сударь.

Не знаю.

Сюффрен переглянулся с Арамисом.

— Вы сами видите, — заметил последний, — никакой уверенности в том, что они не выследили Бежара, быть не может. Я немного знаю Рошфора, он никому ничего не доверяет и все решает сам.

— Кстати, — встрепенулся Сюффрен. — Который из них Рошфор? Пойдемте посмотрим.

С этими словами он повернулся, предварительно сделав какой-то знак монаху, и, переступив через два неподвижных тела, направился к первым жертвам, которые упали, сраженные дубинками святых отцов, в некотором отдалении. Не успел он сделать и нескольких шагов, как со стороны кладбища Сент-Инносен послышался конский топот. Арамис и Сюффрен замерли, а монах, повинуясь безмолвному приказу своего командира, поспешил опустить свою устрашающую дубинку на голову последнего агента, который уже ничем не мог им помочь, а следовательно, всякая надобность в нем отпала. Человек в черном, не успев даже охнуть, рухнул словно стебель под серпом косаря. Избавившись от обузы, монах стал прислушиваться к новому звуку.

Конский топот удалялся. Сюффрен сделал еще несколько шагов вперед и вдруг вскрикнул.

Арамис подбежал к нему:

— Что случилось?!

— Здесь только один!

— Вижу, вот он лежит возле дерева.

— Да, но я нигде не вижу второго. Рошфора!

Теперь вскрикнул Арамис.

— Он пришел в себя и ускакал. У них были где-то поблизости лошади! Мы упустили его в этой темени!

— Это меняет дело. Оставаться здесь больше нельзя, — быстро проговорил Сюффрен. — Поднимитесь и поторопите их!

Арамис уже скрылся в темном проеме дверей. Через некоторое время он снова показался в сопровождении Бежара и его встревоженной дочери.

— Помните мои слова и не бойтесь! — шепнул Арамис, сжав руку алхимика, прежде чем они переступили порог. Тот слабо кивнул в ответ.

Они быстро зашагали в сторону, противоположную той, откуда пришли. Улица Медников опустела.

Монах бесшумно скользящей тенью двигался впереди, указывая дорогу. За ним ковылял Бежар с несколькими узлами, девушка шла рядом, то ли поддерживая отца под руку, то ли держась за него… Арамис с Сюффреном шли сзади, переговариваясь вполголоса. Несколько раз мимо них проезжали кареты, сопровождаемые всадниками с факелами.

Они сочли за лучшее отступать в тень, прижимаясь к самым стенам домов с нависающими крышами. Раз или два на пересечении улиц слышались громкие голоса и видно было мелькание огней. Они не раздумывая поворачивали назад и обходили стороной опасные перекрестки.

Все эти предосторожности помогли маленькому отряду достичь ограды искомого монастыря без неприятных происшествий. Здесь Арамис попрощался с духовником королевы-матери и тихо постучался в калитку. Бежар с дочерью остались с ним, дожидаясь, когда калитка будет отперта, а оба иезуита двинулись прочь и, свернув на улицу Генего, скрылись из виду.

Часом позже улица Медников, которой не суждено было спать спокойно в ту ночь, была разбужена дробным перестуком копыт, отсветами огней и громкими голосами.

Отряд Рошфора ворвался в покинутый обитателями дом и, как показалось разбуженным всем этим шумом жильцам окрестных домов, перевернул там все вверх дном. В доме было обнаружено много тиглей, бутылок с различными неаппетитными жидкостями и банок с резко пахнущими мазями, пучков трав, связок кореньев, всякой посуды и прочих вещей того же рода, неоспоримо свидетельствующих, что дом этот служит или, вернее, служил пристанищем практикующему алхимику. Обнаруженные предметы и снадобья вызвали глубокую задумчивость графа Рошфора, который внимательно осмотрел все найденное.

На следующий день кавалер де Рошфор был вызван для отчета к кардиналу. Граф был предан Ришелье душой и телом, и тот знал и ценил это. По приказу кардинала Рокфору приходилось не раз проводить сутки напролет в седле, изменять обличье и рисковать жизнью.