Сокровенные тайны - Сандра Браун

Она выпрямилась.

— Не собираюсь делать никакого слона, но мне известно, что этот аэродром законно принадлежит вам и вы строите большие планы по его расширению и модернизации.

С его лица исчезла улыбка; он медленно слез с табурета и встал, возвышаясь над ней. Его глаза холодно смотрели на Алекс.

— Как вы узнали об этом?

— А я прилежно поработала сегодня. Представившись вашей секретаршей, я позвонила в три пассажирские авиакомпании и спросила, рассмотрели ли они наше заявление. Если бы они ничего о вас не слышали, я бы поняла, что мое подозрение необоснованно. — Она сухо рассмеялась. — Они прекрасно знают о вас. Расточали свои поздравления по поводу того, что «Минтон Энтерпрайзес» получила лицензию на строительство ипподрома. Всем им очень понравилась ваша идея начать чартерные рейсы, и они готовят свои предложения. Свяжутся с вами, как только закончат изучение рынка спроса. Кстати, вы должны мне десять долларов за междугородные переговоры.

Он схватил ее за руку.

— По какому праву вы лезете в мои дела? Они не имеют никакого отношения к вашему чертову расследованию.

— Я имею полное право вести расследование так, как считаю нужным.

— Если мне принадлежит аэродром, который станет очень прибыльным, когда построят бега, то отсюда еще не следует, что Селину зарезал скальпелем я.

— Но вполне может следовать, что вы защищаете того, кто это сделал, — крикнула она.

— Кого? Ангуса? Джуниора? Чушь собачья, и вы это сами прекрасно знаете. Она вырвала руку.

— С самого начала вы постоянно мешаете расследованию. Вы носите звезду шерифа, и предполагается, что служите закону. Ха-ха! Вот это уж действительно чушь собачья! Вы не хотите, чтобы я нашла убийцу, кто бы он ни был, потому что в любом случае для вас это будет означать одно: прощай, ипподром, и адью всем вашим планам быстрого обогащения. Что ж удивляться, что ваша преданность Минтонам столь непоколебима. — В ее голосе звучало презрение. — Она не имеет ничего общего с дружбой или благодарностью за прошлое добро. Вы просто эгоистически защищаете собственные финансовые интересы.

Она прерывисто вздохнула, отчего грудь ее под тонким свитером затрепетала.

— Могу даже сказать вам: считаю, что это сделали вы.

— Что, я — убийца? — зловеще прохрипел он. Он припер ее к фюзеляжу самолета, над которым возился до ее прихода.

— Да, я считаю, вы убили ее. И догадываюсь, почему.; — Я весь внимание.

— Вы безумно любили Седину, но она предала вашу любовь. К тому же я постоянно напоминала о ее предательстве, еще даже до рождения. Вы не могли ни простить, ни забыть. А Джуниор смог. Он ухватился за возможность занять ваше место. Стал ухаживать за ней, и его усилия возымели успех. Вы заметили, что она готова полюбить его, вы просто не могли вынести того, что она уходит к вашему лучшему другу и главному сопернику, и убили ее. Если она не досталась вам, то пусть не достанется никому, особенно Джуниору.

Он одобрительно подмигнул ей.

— Очень хорошо, прокурор. Но в этой куче чепухи не хватает одной маленькой детали. — Он шагнул к ней и, наклонившись, заглянул прямо в лицо. — Вы ничего не можете доказать, хрен вы найдете доказательства. Одни только предположения. У вас нет улик ни против меня, ни против кого-то другого. Так что не лучше ли вам закрыть это дело, и всем нам станет намного спокойнее.

— Нет, я не могу.

В ее словах он услышал отчаяние и понял, что почти сломил ее.

— Почему не можете? — насмешливо спросил он.

— Потому что я хочу наказать того, что ее убил.

— Ага, — сказал он, покачивая головой. — Значит, вы делаете это не ради Седины. Вы это делаете ради себя самой.

— Нет!

— Ваша бабушка создала в ваших глазах недосягаемый образ Седины, и вы не можете себе простить, что появились на свет в неудачный для Селины момент и испортили ей жизнь.

— Ну и кто теперь несет психологическую ерунду? — сердито спросила она. — Я достаточно узнала вас, Рид Ламберт, и знаю, что вы эгоист. Сама мысль о том, что женщину, которую вы считали своей, будет ласкать другой, была бы невыносима для вас.

Она смотрела на него торжествующе и с вызовом.

— Кого вы не могли простить, Рид? Седину за то, что переспала с другим? Или себя за то, что не спали с ней?

— Почему вам не дает покоя вопрос, с кем я спал и с кем не спал? — Он слегка подтолкнул ее бедром, затем подался вперед и прижался к ней животом. — Я ведь предупреждал тебя не давать воли своему любопытству, — прошептал он. — Ты этим занималась с Джуниором — удовлетворяла свое любопытство, желая узнать, чем именно он нравился твоей мамочке.

Рид увидел, как кровь отхлынула от ее лица, и это было ему приятно.

— Нет, — хрипло сказала она.

— Думаю, что да.

— Вы явно нездоровы.

— Не я, малышка. — Она чувствовала его дыхание на своих губах. — Это ведь ты все любопытствуешь.

Он наклонил голову и поцеловал ее. Она сопротивлялась, упрямо сжала рот, но в конце концов ему удалось раздвинуть ей губы. Она почувствовала его язык на своих зубах, внутренней поверхности губ.

Алекс перестала сопротивляться. Он почувствовал, как она прерывисто выдохнула. Ощутил своим ртом этот влажный, теплый, нежно пахнущий выдох. Почувствовал нарастающее напряжение в паху, ему стало тесно в джинсах. Он сунул руку ей под жакет, положил ладонь на грудь. Под его большим пальцем сосок отвердел, а когда он легонько погладил его, она издала тихий стон.

Он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Запрокинув голову и обнажив шею, она опиралась затылком на корпус самолета и тяжело дышала. Грудь быстро поднималась и опускалась. Он чувствовал, как билось под рукой ее сердце, маленький дикий испуганный зверек, попавший в ловушку его ладони. Ее влажные блестящие губы были слегка раскрыты. Веки опущены. Она медленно подняла их и взглянула на Рида, Они смотрели друг на друга ошеломленно, словно не веря самим себе.

"О господи», — было последней отчетливой мыслью Рида. Он снова припал к ней своим еще более ненасытным ртом. Уже с большим самообладанием он целовал отдавая, не беря. И ласкал ее грудь еще нежнее и искуснее.

Наконец, потеряв терпение в борьбе с ее одеждой, он поднял ее свитер и оттянул вниз чашечку бюстгальтера, ее теплая мягкая плоть заполнила его ладонь. Непроизвольно выгнув спину, она теснее прижалась к его шершавой руке. Он ласкал ее грудь, продолжая поглаживать твердый сосок подушечкой большого пальца.

Целуя так, словно это было в первый и последний раз в его жизни, он коленом раздвинул ей ноги и прильнул к ее телу. Смутно, сквозь томную пелену, он услышал, как она что-то тихо и беспомощно пробормотала, обнимая его за шею. Но он уже был не в состоянии сосредоточиться на чем-либо, кроме ее рта, и черт возьми! Как же ему хотелось остаться там навсегда.