Герцог и колдунья - Иван Афанасьев

Время было военное, преступник только что сознался в серьезных преступлениях, и молодого герцога решили по пустякам не беспокоить, тем более что тот бился с врагом за множество переходов отсюда. Тут же, у подвальной стены, грудь мастера Коробки пронзили пикой с серебряным наконечником. Потом, уже у мертвого, отрубили голову. И только после этого освободили обезглавленный труп от цепей. Тело зарыли возле дороги, словно собаку. Голову же, в соответствии со старинным ритуалом, вначале погрузили в воду, затем на четверть часа положили в костер. После очищения водой и огнем нагрели ковш с нарезанным стружкой свинцом и залили расплавленным металлом глазницы, нос, рот и уши опаленного черепа. Только после этого колдун считался по-настоящему мертвым.

Отчаявшись, Тарган достал кольцо и с ненавистью на него посмотрел. Белуанта была неподалеку, колдун чувствовал ее уже всем своим продрогшим телом. И все же она была для него столь же недоступна, как и для короля Сумура. Единственное преимущество Таргана состояло в том, что белое кольцо было с ним. И, наполовину не сознавая, что он делает, молодой колдун взял кольцо двумя руками, поднял и посмотрел сквозь него в ту сторону, где находилась Белуанта.

Перед его глазами открылся уходящий вдаль тоннель, вдали мелькнуло лицо молодой девушки, смотрящей ему в глаза — и тотчас по пальцам резанула дикая боль. Тоннель закрылся, белое кольцо оплавленной каплей упало на землю, а почерневшие пальцы на глазах вытягивались, теряя форму. Опомнивший колдун положил руки на ствол ближайшего дерева.

— Ирпет! Руби пальцы! Все руби! — крикнул Тарган зеленому байгу и закрыл глаза, ожидая неминуемой боли.

Он никогда не делал ставку на одного исполнителя, исключая случаи, когда другого нужного человека невозможно было отыскать. Тарган служил ему не из страха, и этого Ему — в облике Сумура — в первое время было достаточно, чтобы приблизить к себе и доверить важную роль. Но Он подстраховался. Призывал к себе, тайком, незнатных, рядовых мастеров заклятий, ведунов. Давал им в помощь опытных лесных охотников и дерзких бойцов с дальних границ королевства. Эти люди были всем обязаны лично ему, не имея никакой иной опоры в столице. Небольшие отряды сосредотачивались вдоль границ с герцогством, ожидая своего часа. И один из таких отрядов его дождался.

Термеку, старший, всегда имел при себе подаренный королем узорчатый обруч, который полагалось носить на голове, не снимая. Был в отряде еще один королевский подарок — старое неказистое седло. Конь под этим седлом всегда должен быть свободен от всадника.

— Когда понадобится, Термеку, я заговорю с тобой через этот обруч, — сказал тогда король. — После этого ты узнаешь и назначение седла…

Подстраховка не подвела и в этот раз. Уже не имело значения, что Тарган его подвел, погубив белое кольцо — его тайное оружие в борьбе с Юраем… или с Белуантой; с некоторых пор Он беспокоился, не умея точно распознать, кто из них Юрай истинный. Он выяснил, что отряд Термеку ближе всех к местонахождению Белуанты. Известны были Ему и мысли Таргана, столь недолго державшего в руках белое кольцо. И оттого без колебаний приказал Он отряду выйти на Охорку и спускаться вниз по ее течению. Любой человек, которого они встретят, объявлялся злейшим врагом короля и подлежал немедленной смерти. Но разведчикам отряда предписывалось первым делом доложить о любом встречном старшему, и только потом пускать в ход оружие.

— Ваше Высочество, я понимаю, что без него нам придется туго. Я же не совсем дурак, — изобразил обиду граф Косма. — И о том, что он нас обоих спас, я тоже помню.

Племянница герцога слушала его, нервно оглядываясь. Косма прислушался. Когда вдали раздался еще один удар топора, он успокоено продолжил:

— Сами рассудите — Уфелд служит Юраю и не скрывает этого. Юрай приказал Вас беречь — он бережет. Но бережет где? Не в столице, не посредине войска, даже не в удаленной деревне. В лесу, где и ворон Ваших костей не найдет, случись чего. И бережет зачем? А чтобы Вы никак в нынешней войне не участвовали. А если завтра он Уфелду прикажет уйти? Просто уйти, и топор с собой забрать…

Белуанта нервно дернула головой и прикрыла глаза. А бывший начальник тайной канцелярии продолжал:

— Ведь Юрай был здесь. Помните, байг говорил об этом. Но он сделал так, что Вы, Ваше Высочество, этот визит забыли. А Уфелд помнит, ему Юрай полностью доверяет. И по делу доверяет. Не сомневаюсь, получи байг приказ перерезать Вам горло, он его выполнит без раздумий. Для него, что герцогская наследница, что заяц, попавший в силки — все едино.

— Что же делать? — вконец испуганная Белуанта, наконец, сдалась, и воодушевленный этим обстоятельством граф с жаром зашептал ей на ухо:

— Меня он к себе не подпустит. Осторожный. Даже спиной каждое мое движение чувствует. Придется Вашему Высочеству самой себя спасать. Сейчас Уфелд из леса вернется, топор поставит, тут я его и отвлеку разговором. А Вы топор берите и обухом его по голове тюк… Потом мы его свяжем, заберем еду, шкуры, топор — и пойдем к югу. Ночью костер будем жечь, согреемся. Еды у нас на неделю хватит, если что, тетерок ловить будем. Я уже навострился.

— Топором, по голове… — пролепетала Белуанта.

— Так я и говорю — обухом бейте. Крови не будет, — повысил голос граф. — Вы его и не убьете до смерти, — с честными глазами солгал он. — Уфелд только сознание потеряет, тут-то мы и…

Очнулся Косма от холода, и с трудом припомнил, как он с жаром убеждал племянницу герцога шарахнуть Уфелда по голове топором. И вот сейчас он сам валяется, уткнувшись носом в снег, и руки у него связаны за спиной, а затылок прямо разламывается от боли. Байг, понял граф, тишком к ним подкрался, его речи услышал — и медлить не стал.

В избушке, куда граф с трудом доплелся, его встретил воткнутый в бревенчатую стену на высоте пояса нож. Топора, шкур, запаса продовольствия — ничего не было. От пут граф освободился уже в темноте, пришлось ночевать в избушке, а выпавший снежок запорошил всё вокруг, лишив Косму надежды догнать байга с Белуантой по свежим следам. Уфелд опередил графа, и Косма оказался в ситуации, в которую сам намеревался его поставить. Только байг смог бы выжить в лесу зимой, без теплой одежды и с одним ножом, а вот графа никто этому искусству не обучал. И теперь ему предстояло либо научиться, либо погибнуть.

Ирпет не запаниковал, не потерял самообладания. Точными ударами он отсек только те пальцы, что оплывали вниз черными кляксами по березовой коре, и сразу же прижег раны. Ошалевший не столько от боли, сколько от сильнейшего магического удара колдун в беспамятстве лежал возле костра, на котором байг спешно заваривал свои лечебные травки. Отрубленные, обожженные и измененные смертельным колдовством пальцы черными струйками катились вниз по белой коре, оставляя за собой глубокие борозды. Расплавленное кольцо, упав, своим жаром запекло землю на месте падения.