Бог войны - Дэвид Вебер

во сне, но его отдых был неспокойным. Предсмертные раскаты грома погрузили его в мир грез, полный незнакомых зрелищ и звуков - зрелищ и звуков, которые он знал даже во сне, которые он должен был узнать... и не смог бы ясно вспомнить, когда проснулся. И он не мог. Его единственными воспоминаниями были образы войны: удары и контрудары, смерть и разрушения, а также навязчивое, парализующее чувство вины, как будто он был лично ответственен за всю кровь и страдания мира...

Его постель пропиталась потом, он постоянно наполовину просыпался, но всегда снова впадал в затравленный сон. Все это ничего для него не значило, но он с тревогой чувствовал, что так и должно было быть. Было заманчиво приписать все это битве в таверне, но он не мог. Каким-то образом он знал, что смутные, ужасающие сны напрямую связаны с его искалеченной памятью... или с его неизвестным будущим.

Когда Лиана наконец позвала его завтракать, он был, по крайней мере, немного отдохнувшим физически, но его внутреннее истощение было еще хуже. Это было видно по его усталым глазам и медленным ответам, и Лиана сочувственно склонила голову набок, глядя на него.

- Ты плохо спал? - спросила она, когда они с Гвинной суетились на кухне. Готовить могли бы другие, но только она и ее дочь подавали еду своим гостям. Это была такая кухня.

- У меня были сны, - уклончиво ответил он.

- Сны? - Венсит выгнул бровь. - Какого рода сны?

- Неприятные, - коротко ответил Кенходэн.

- Лично мне никогда не снятся плохие сны, - весело сказал Базел, уплетая толстый кусок прожаренной говядины. Он проглотил и осушил половину кружки эля. - Случалось ли так, что они рассказывали тебе что-нибудь о твоем прошлом?

- Не знаю, - медленно произнес Кенходэн. - Может быть. Если бы они это сделали, я больше не удивляюсь всем этим шрамам. Они были... жестокими.

Венсит бесстрастно жевал, и Кенходэн почувствовал новый укол разочарования. У него не было выбора, кроме как признать, что какая-то веская причина удерживала Венсита от того, чтобы рассказать ему больше, но какая возможная угроза могла заставить главного белого волшебника мира хранить молчание по столь важному вопросу?

Вспышка юмора пришла ему на помощь, когда он обдумал то, о чем только что спросил себя, и переоценил свою собственную значимость для мира. Но это все еще было жизненно важно для него, подумал он с иронией, даже если никому больше не было дела.

- Вы с папой собираетесь в путешествие, не так ли? - голос Гвинны ворвался в его мысли, когда она забралась на скамейку рядом с ним.

- Да, это так. - Он освободил место для длинноногого ребенка, в очередной раз пораженный представлением о прекрасной женщине, которой она однажды станет.

- Мама рассказала мне, - призналась Гвинна. - Она тоже хотела пойти, но папа сказал "нет". У них по этому поводу было то, что мама называет "дискуссией". Очень громко.

Она ухмыльнулась, и Кенходэн чуть не подавился аппетитно прожаренным картофелем. Он сглотнул, затем посмотрел на нее.

- "Дискуссия?" - осторожно повторил он.

- Да. Это когда они проводят час, рассказывая друг другу одни и те же вещи снова и снова, а затем решают сделать то, что, как они знали, они собирались сделать с самого начала. Когда я веду подобную дискуссию, мама называет это ссорой.

- Понятно. - Кенходэну удалось сохранить свой голос на удивление ровным, но его лицо болело от подавления усмешки, когда он попытался представить Базела в роли измученного мужа, "обсуждающего" что-то с холодной и независимой Лианой. Это было на удивление легко. Что было трудно, так это представить, что он выиграет спор, но следующие слова Гвинны все объяснили.

- Мама не путешествует с папой так часто, как раньше. Я думаю, она беспокоится о том, чтобы оставить меня с Фармой и Лентосом. Она говорит, что я сведу с ума любого, если им придется долго заботиться обо мне без того, чтобы их спасали.

- Я могу это понять, - сказал он с чувством.

- Я тоже.

Она пошевелила ушами, пугающе похожая на своего отца, и озорно ухмыльнулась.

- Дай мне взглянуть, - сказал Кенходэн. - Я встретил Фарму - это она вон там, не так ли? - Он указал на темноволосую женщину-градани средних лет в клетчатом фартуке, и Гвинна кивнула. - Но я не думаю, что встречался с Лентосом.

- О, он уехал на этой неделе. Он мой учитель из Академии. Он милый, но ему, должно быть, почти столько же лет, сколько Венситу, и он дает такие хорошие советы, что я едва могу их вынести.

- Понятно, - вежливо сказал Кенходэн. Ему не приходило в голову, что Гвинна может быть достаточно взрослой для обучения. Он улыбнулся ей, тронутый сочетанием ее не по годам развитого ума и причудливости - и втайне сочувствуя воспитателю, ответственному за нее. - Наверняка он делает это только потому, что это тебе нужно знать.

- О, я знаю это. - Гвинна беззаботно махнула рукой. - Но я действительно хотела поговорить о прошлой ночи. Я хотела извиниться за то, что уронила твое рагу.

- Все в порядке. Ты же принесла мне еще одну миску.

- Знаю. Я просто хотела, чтобы ты понял, что это было только потому, что твои шрамы удивили меня. Я имею в виду, у папы тоже много чего есть, но не такие. - Ее брови обеспокоенно нахмурились, но его улыбающийся кивок волшебным образом стер это. - Хорошо! Я бы не хотела, чтобы ты думал, что они напугали меня или что-то в этом роде. Ну, во всяком случае, не так уж много. - Она наклонилась ближе, чтобы прошептать ему на ухо. - Раньше я думала, что у папы все шрамы, какие только бывают, но у него их не так много, как у тебя. Хотя я не думаю, что они уродливые или что-то в этом роде. Они просто удивили меня, вот и все.

- Они меня самого удивили, - сказал он ей с определенной долей искренности.

- Значит, ты не злишься на меня? Правда?

- Правда, - заверил он ее, и она вздохнула с облегчением и улыбнулась.

- Хорошо! Потому что я бы хотела, чтобы ты кое-что сделал для меня, когда пойдешь с папой.

- Сделал что?

Его позабавило ее предположение, что он идет