Это было жаркое, жаркое лето - Алексей Князев

Подумав о пляже, Оля вскочила и бросилась искать объемистый альбом, где среди множества фотографий было и несколько пляжных, снятых во время отдыха с друзьями. Одна из них являлась предметом ее законной гордости, Оля очень любила ее показывать - ее засняли в момент игры в волейбол и фотограф очень удачно поймал момент, когда она, причудливо изогнувшись, тянулась за мячом. Эта фотография никого не оставляла равнодушной, даже ее завистницы, которых у нее как и у любой красивой женщины находилось немало, были вынуждены скрепя сердце признать, что здесь Ольга выглядит королевой.

А Чиж, который, пролистывая альбом, наткнулся на эту фотографию, так просто влюбился в нее до такой степени, что требовал либо немедленно ее подарить, либо переснять, иначе он при случае просто ее выкрадет. Но до снятия с нее копии у Оли как-то не дошли руки, а сейчас она подумала, что это будет прекрасным выходом - она переснимет и вышлет именно эту, удачную, пляжную.

И уже приняв такое решение, Оля только тогда сообразила, что подсознательно все-таки решилась принять участие в этом конкурсе - а вдруг для съемок выберут именно ее? Видимо, как попыталась она в себе разобраться, тут было замешано много чего - и возможность получить за это деньги, и для собственного самоутверждения, и еще что-то... Ведь если из той фирмы ей придет приглашение на участие в съемках, можно даже никуда и не ехать, а просто показывать его при случае всяким кумушкам - пусть лопаются от зависти! И Чижик тоже прочувствует, как оценивают ее другие пусть гордится тем, какое сокровище ему досталось. Хотя, как раз он-то без лишних подтверждений об этом знает - была уверена Оля.

Окончательно решившись, она заказала в фотоателье копию того удачного снимка, убедившись заодно и в том, что ее опасения оказались не беспочвенными - фотограф так уставился на принесенное фото, так долго не сводил глаз с самой Ольги, сличая снимок с оригиналом, убеждаясь, что именно стоящая перед ним женщина послужила для него моделью, что Оля могла себе ясно представить, каким именно образом он фотографировал бы ее в бикини, как она в какой-то момент и собиралась поступить... Да ведь он просто извел бы ее своим вниманием, - подумалось ей, когда она ощутила на себе его противный липкий взгляд.

И потом, уже опуская конверт с двумя фотографиями и коротенькими данными о себе в почтовый ящик, она так и решила - получу приглашение, а там посмотрим...

Но все это было уже неделю назад, а сейчас, доведенная до крайности таким отношением к себе любимого мужчины, она окончательно созрела для решения - надо ехать. Пусть он потом мучается, как мучается сейчас она. Да она ему специально даже записки в почтовом ящике не оставит - тогда он может быть поймет, как нехорошо с ней поступает...

А Чиж, не предполагая, что как раз в этот момент его любимая Оля изводится отчаянными мыслями о нем, мчался в Краснодол, чтобы окончательно убедиться, что он - это действительно он, и никто другой. Что его воспоминания о детстве на сей раз реальны, а не инспирированы каким-нибудь хитрым гэбэшником. Он специально не заходил к Ольге уже больше недели, намеренно избегая и случайной встречи, пока не разберется в себе окончательно. Он даже трубку телефонную не брал. Вот когда он узнает о себе все, тогда между ними и состоится окончательный разговор. Он расскажет ей обо всем без утайки и тогда она либо примет его таким, какой он есть, либо... Но об этом ему не хотелось даже думать. Чиж, стоя в тамбуре скорого поезда и выкуривая одну сигарету за другой, задумчиво глядел на проносящиеся мимо столбики, мерно отсчитывающие километр за километром. Когда же будет Краснодол? И когда он вернется к своей Оле?..

***

Когда, наконец, закончились все приготовления и уже можно было похвастаться первыми результатами, Мышастый с удовольствием сообщил радостную весть своим компаньонам, которые, окончательно пропитавшись предложенной им идеей, теперь уже просто изнывали от нетерпения, звоня ему едва ли не каждый день и интересуясь продвижением их общего дела.

Двумя днями раньше Мышастый точно так же изнывал от нетерпения, ожидая возвращения посланного в командировку Бугая. Все время, пока тот отсутствовал, он никак не мог на чем-либо сосредоточиться, даже выполняя обычную рутинную работу, не требовавшую приложения особых мозговых усилий. Его раздражало буквально все - шофер его дочери и машину водит гораздо хуже Бугая; и выглядит как-то неопрятно - слишком растрепанным; и еще от него исходит запах какого-то противного дезодоранта... В другое время ему и в голову бы не пришло придираться к таким мелочам, тем более, что все провинности Молчуна были скорее мнимыми, вызванными в основном его раздражительностью, исходящей, в свою очередь, от нетерпения - это он и сам прекрасно осознавал. Лишь огромным усилием воли Мышастому удалось кое-как взять себя в руки и ближе к вечеру, сидя в кабинете своего офиса и ожидая новостей, он выглядел уже почти спокойным...

Когда раздался звонок и секретарша доложила ему о появлении Бугая, он почти неотличимым от обычного голосом поблагодарил ее и уставился на дверь кабинета. Вошедшему подчиненному он предложил сначала выпить с дороги кофе, поинтересовался, не голоден ли тот, и только тогда, испытывая гордость за свою выдержку, которая только что успешно прошла очередную проверку на прочность, попросил того отчитаться о поездке... Моментально проглотив пару принесенных Татьяной булочек, казавшихся совсем крохотными в его огромных лапах, Бугай коротко отчитался своему патрону о том, как проходил его визит в Благогорск.

- Значит, все проскочило гладко, никаких накладок не произошло и ничьего внимания ты там не привлек? - подвел итог Мышастый.

- Именно так, шеф. Все прошло отлично, - заверил его Бугай, нисколько не покривив при этом душой.

- Ну, давай сюда письма, - будничным, несколько суховатым тоном, стоившим ему определенных усилий, произнес хозяин кабинета. - Сколько их там?

- Тридцать пять, - четко, по-военному отрапортовал бывший боцман и выложил на стол целлофановый сверток с конвертами.

- Ну что ж, Борис Афанасьевич, - уже который раз продемонстрировал свою демократичность и прекрасную память на имена хозяин кабинета, - иди отдыхай; с дороги, наверное, устал. В общем, жду тебя на работу завтра, с утра. - И не давая возможности возразить открывшему было рот помощнику, жестом направил того в сторону двери.

Затем, намеренно устраивая еще одну проверку своей выдержке, заказал Татьяне еще кофе и терпеливо его дождавшись, выпив половину чашки и будучи удовлетворенным результатом своей проверки, опять же нарочито не спеша распаковал столь вожделенный пакет. И только тогда, уже давая некоторую волю своему нетерпению, он не затягивая более своих действий, вскрыл каждый из конвертов специальным канцелярским ножом для бумаги и вскоре уже раскладывал их содержимое на поверхности своего широкого стола на манер карточного пасьянса...

Три послания отсеялись сразу - он отбросил их в мусорную корзину, едва взглянув на верхние строчки: "Это письмо принесет Вам счастье. Если вы перепишете его от руки столько-то раз..." Осталось тридцать два послания, каждое из которых сопровождалось цветными и черно-белыми фотографиями различного формата. Мышастый намеренно не стал сортировать претенденток по возрастному критерию, вполне логично рассудив, что если бы он отобрал самую красивую женщину из всех тридцати двух, а потом, взглянув на сопровождающий фотографии листок с ее данными, обнаружил бы, что ей больше лет, чем другим, не столь красивым как она, эта деталь его выбор ни в коей мере не поколебала бы. Если красавице тридцать, а крокодилу двадцать один, то неужели из-за одного только возраста необходимо предпочесть крокодила? подумал он с усмешкой.

Кстати, нашлись и таковые. Где-то порядка пяти-шести претенденток уже на портретных снимках выглядели настолько ужасно, что он даже усомнился в их умственных качествах - ну неужели они сами не осознают, что им не только съемки в рекламных роликах, им даже работа в детских садах противопоказана, дабы несчастные дети не выросли заиками. Преодолев искушение немедленно отправить все эти непристойные художества прямиком в мусорное ведро, Мышастый на всякий случай, ради любопытства, решил сначала поглядеть и на их фигуры. Все они, словно сговорившись, прислали фотографии в микроскопических бикини, и все как одна приняли на них самые что ни на есть раскованные позы, видимо пытаясь таким нехитрым способом скрыть многочисленные дефекты своих полных, в основном, фигур. Констатировав про себя, что те вполне соответствуют их лицам, кроме одной, спорной, он, поколебавшись, все же отложил их в отдельную стопку, решив показать такое диво Воловикову с Желябовым - пусть ребята тоже повеселятся. Итак, оставалось еще двадцать четыре претендентки...

На какой-то краткий миг он вдруг почувствовал замешательство - а если и там ничего достойного не найдется? Ведь тогда придется придумывать что-то новое - не посылать же опять Бугая, чтобы тот подобно мелкому шкоднику таскал из чужих ящиков почтовую корреспонденцию. Это и так был, в общем-то, каприз художника, повторять который он был не намерен. Неужели не найдется хотя бы одной толковой?.. Он опять углубился в изучение женских прелестей, изучая пока только портретные фото - он делал это намеренно, оставляя самое лакомое на десерт. Он медленно перебирал оставшиеся снимки, раскладывая их по кучкам, перетасовывая и так и сяк, пытаясь определить, где получше, но вскоре поймал себя на том, что его взгляд упорно возвращается к одной из них. Это лицо его словно чем-то приворожило, а взгляд выразительных карих глаз этой неординарно красивой женщины словно манил в какие-то прекрасные дали, приглашая именно его, Мышастого, разделить с ней далекий путь познания этого восхитительного, неведомого чего-то... Отложив пока конверт с этим завораживающей красоты лицом в сторону, чтобы не сбиваться с толку, он принялся изучать оставшиеся. К нему он вернется несколько позже, сейчас оно мешает оценивать достоинства других.