Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей

Первые три заказа скоро превратились в десяток. Каждая красавица-квартеронка стремилась увековечить свои черты в красках, равно как и пощеголять в платье из шелка и бархата. Мэри и Ханна поместили объявление и на английской, и на французской страничках «Пчелы» и наняли двух женщин на простое шитье. Более тонкую работу выполняла Мэри. Она продолжала работать дни и ночи напролет без выходных. И Ханна продолжала тревожиться за нее.

В конце концов она уступила и позволила Альберту придумать для нее великолепное платье для приема у баронессы, а Мэри – сшить его. За свои двадцать лет Ханна ни разу не имела бального платья и никогда не была на вечернем приеме.

Она была четвертым ребенком в семье, где было девять детей, в маленьком городке в Огайо, ее отец держал там бакалейную лавочку и конюшню. С Альбертом Ринком она познакомилась, когда тот писал новую вывеску для магазина ее отца. Когда вывеска была готова и Ринк уехал в другой город, она бежала вместе с ним. Они успели обвенчаться до того, как ее отец настиг их, и с тех пор были нищими странствующими влюбленными. Где бы они ни жили, Ханна повсюду арендовала небольшой магазинчик. На ее заработки они и жили, в то время как Альберт старался завоевать репутацию художника, рисуя портреты вместо вывесок. До Нового Орлеана эта система работала довольно неплохо. Но здесь им стало казаться, что тучи на горизонте сгущаются.

Теперь же горизонт стал чист и ясен – их ждали процветание и покой. Все произошло так быстро, что Ханна не поняла, как, собственно, это случилось. Она и не старалась понять. Она довольствовалась тем, что Мэри с Альбертом все понимают, а сама сосредоточила усилия на том, чтобы наслаждаться нежданной удачей.

Все это она объяснила на приеме баронессе Понтальба. Баронесса нашла счастье Ханны безмерно скучным как тему беседы. «Надо было пригласить эту Мэри», – мимоходом подумала она и заговорила с другим гостем, начисто забыв самое имя – Мэри Макалистер.

Но спустя всего неделю ей вновь пришлось услышать это имя, и на сей раз она обратила внимание. В гостях у нее был Вальмон Сен-Бревэн. Варка сахара закончилась, и Вальмон приехал в город, чтобы отдать должное светскому сезону.

– Я так несказанно добродетелен, дорогая баронесса, что первым делом отправился позировать для вашего проклятого портрета. И, представьте себе, повстречал там проворную мадемуазель Макалистер! Да знаете ли вы, какая хитрая киска приютилась у вас под крышей? Ей всегда удается процветать. И продвигаться вверх в этом мире. Сначала она была одной из девочек в лучшем борделе города. Затем кем-то вроде почетной дочери у Берты Куртенэ. А сейчас, похоже, стала владелицей чрезвычайно элегантной модной лавки. Я ею восхищаюсь.

На Микаэлу это тоже произвело впечатление. Теперь ей определенно хотелось познакомиться с самой Мэри. Авантюристки никогда не бывают скучны.

А внизу Мэри возилась с витриной. Оформление витрины было выразительным и простым до аскетизма: на возвышении лежала длинная розовая атласная перчатка, в пальцах которой красовался полураскрытый веер из черного кружева с блестками. Сделать лучше было невозможно. Напротив, возня Мэри грозила уничтожить хрупкую соразмерность композиции.

Однако, если она пробудет у витрины подольше, ей удастся увидеть Вальмона, когда тот будет выходить. Мельком – на большее она не смела рассчитывать.

Движения ее обычно ловких рук, прикасавшихся к мягким складкам атласа и кружев, были резки и неуклюжи, поскольку она сердилась. Сердилась на себя.

«Как же ты могла выставить себя такой дурой, Мэри Макалистер? Когда ты пришла в студию Альберта и увидела его, почему ты не ушла сразу? Или уж поздоровалась бы, как подобает воспитанному человеку, и ушла сразу после этого. Зачем тебе понадобилось болтать, как ненормальной, выставлять себя напоказ, будто ты клоун, и пытаться произвести на него впечатление всякими глупостями о новых эскизах и заказах, которые надо выполнить? Кем ты хотела себя выставить? Мадам Альфанд? Баронессой?

Или тебе хотелось под любым предлогом остаться там подольше, полюбоваться, как красиво лежат его волосы, подобные черному блестящему шлему, как привлекательны под бровями его глаза, как он вытягивает длинные проворные ноги, как он опускает вниз уголки рта за мгновение перед тем, как поднять их в улыбке, по которой видно, что он понимает, какое представление ты перед ним разыгрываешь, торча где не следует, только бы увидеть эту улыбку?

Неужели ты не можешь владеть собой? Обязательно надо все испортить вконец, выставить себя в самом нелепом виде?

Разве нельзя оставить в покое витрину и заняться чем-нибудь другим? Ведь у тебя тысяча неотложных дел».

Мэри опрокинула композицию и в отчаянии посмотрела на нее.

«Нет, не могу, – ответила она себе. – Не могу. Я несправедлива, ведь он появился так внезапно, без всякого предупреждения. Если бы я знала, что он в студии, если бы я была готова, то мое сердце не стало бы рваться из груди и мое глупое, безнадежное стремление видеть его не возродилось бы. Ведь я уже пересилила его, уже излечилась, словно от болезни. А сейчас оно стало еще сильней. Я даже не в силах заставить себя сделать три маленьких шажка прочь от витрины. Не могу».

Она подняла подставку с перчаткой и веер и попыталась расположить их в витрине так, как было первоначально.

«Я не сумею разложить их так, как они лежали».

От расстройства она чуть не расплакалась.

На улице возле витрины появились две женщины средних лет и остановились, созерцая усилия Мэри. Сказав что-то друг другу, они зашли внутрь.

– Сколько стоит этот веер, мадемуазель? – спросила одна из них. – У вас есть такой же, только другого цвета?

– Это ведь здесь платья шьет жена художника? – спросила вторая. – Не покажете ли нам образцы?

Мэри благодарно улыбнулась им. Они спасали ее от глупого наваждения, против которого сама она была бессильна. Сердце перестало беспорядочно колотиться, разум прекратил бесплодные и несвязные самообвинения. Она вновь могла владеть собой. Почти могла. Она бросила последний взгляд в витрину. Платье, которое она сшила для Ханны, сделало свое дело. Перед ней стояли дамы-креолки, несомненно белые и очень респектабельные. Новые клиенты начали находить дорогу к заведению Ринков.

Покинув апартаменты Микаэлы де Понтальба, Вэл заглянул в витрину магазинчика. Мэри он не увидел, и она не увидела его. Она стояла на коленях за прилавком, вытаскивая очередную коробку с веером для показа новым покупательницам. На прилавке уже лежало восемнадцать вееров. Каждый из них подвергся тщательному осмотру и обсуждению, после чего был отвергнут.