Фраера - Валерий Горшков

Приблизив ко рту рацию, я медленно произнёс, с трудом разлепляя непослушные губы:

– Впрочем, я не столь кровожадный, как ты думаешь. В конце концов, ты же согласился на моё предложение и послал свою красотку за Марией. Пожалуй, я тоже могу сделать для тебя исключение. Если ты отдашь мне пульт и скажешь, где установлена взрывчатка, я дам тебе со своей подружкой возможность сесть в шлюпку и добраться до берега. Дальше, уж извини, не моя забота. А с милицией я разберусь. Для них же главное, чтобы не пострадал никто из иностранных туристов, верно? Только давай шевели мозгами быстрее, до прибытия вертолётов у тебя осталось максимум пять – семь минут! Ты меня слышишь, Боря?!

Спрятавшийся где-то на носу яхты русский гангстер ответил не сразу.

– А я тебя недооценил, сукин сын. Жаль… – После этих слов стало ясно, что все основные действующие лица перешли на язык Пушкина. – Но я не настолько глуп, чтобы всерьёз принимать твоё дурацкое предложение!

– У тебя есть другой вариант, как нам разойтись без лишних разборок? – поняв, что спонтанного истеричного решения поднять нас всех на воздух пока не последует, и чуть расслабившись, спросил я. – Готов выслушать. Но учти, время идёт.

– У меня есть самое лучшее предложение. Уверен, оно тебя очень обрадует! – Голос лысого гангстера доносился непосредственно из-за надстройки и больше не был искажён металлическим оттенком рации. – Ты слышишь меня, говнюк?!

– Слышу, мешок с дерьмом! – направив автомат туда, откуда доносился голос, крикнул я в ответ. А Хаммер не удержался и выпустил в ту сторону короткую очередь.

– Не надо делать резких движений! – едва стих звон от попавших в борт и переборку пуль, крикнул «итальянец». – Бесполезно! Тебе о чем-нибудь говорит такая цифра – пять килограммов пластида, а?!

Ещё как говорит – от этой сраной яхты останется только груда металлолома с кровавым фаршем!

Тронув меня за плечо, Павлов недвусмысленно кивнул в сторону противоположного борта, предлагая обойти толстяка с двух сторон и взять его в клещи. Я также молча указал стволом автомата на сидящую на палубе |у двери, бледную от болевого шока и потери крови раненую Барби, пожирающую нас мутным, полным яда и ненависти взглядом.

– Боря, они чего-то замышляют, будь осторожен! – вдруг, собрав остатки иссякающих сил, судорожно выдавила блондинка, откидываясь на переборку и едва не теряя сознание. – Чтоб все ваши дети от СПИДа попередохли, как лабораторные крысы! – прошипела она сквозь зубы, конвульсивно дёрнув щекой.

– Все, я её сейчас кончу!

Не в силах справиться с эмоциями, Павлов направил на Барби автомат, но я резким толчком в плечо в последний момент удержал его от расправы, хотя после таких слов готов был сам свернуть ей башку.

Но что-то мешало мне это сделать: то ли напрочь засевший в подсознании барьер, не позволявший вот так, запросто, валить женщин, даже если они превратились в нечто совсем иное, то ли какое-то другое чувство…

Возможно, побывавшие в Чечне ребята, насмотревшиеся там на сучек-снайперш и убитых ими наших солдат, посмеялись бы над моей шизой – «на войне как на войне, земеля». Но для того чтобы стать таким, как они, у меня не было ни соответствующего опыта, ни вызванного окружающей со всех сторон смертью психического излома.

Короче, выпущенная Хаммером длинная очередь вспорола настил палубы в нескольких сантиметрах от подружки Бори. А потом его «узи», захлебнувшись, тупым щелчком известил нас об опустевшем магазине. Без запасного боекомплекта автомат превратился в обычный кусок железа.

Виновница же инцидента Барби глубоко вздохнула, набрав полную грудь воздуха, а потом, запрокинув голову, разразилась истеричным смехом:

– Слизняк поганый, даже убить у тебя кишка тонка! Молокосос! Педик несчастный!

– Эй, вы, гондоны! – донёсся до нас пропитанный ненавистью надрывный голос бандита. – Мне терять нечего, я взорву весь этот корабль, не моргнув глазом! Что такое для меня два-три десятка никчёмных чужих жизней, если моей собственной все равно придёт конец?!

– Что ты хочешь, придурок?! – хрипло крикнул Павлов, дрожащими руками по-прежнему сжимая болванку-автомат и с трудом унимая усиливающуюся дрожь во всем теле.

Ещё немного, подумал я с сожалением, и он уже не сможет себя контролировать.

– Сейчас вы отойдёте от надстройки к борту и бросите игрушки в воду! – безапелляционным тоном потребовал толстяк. – И без фокусов! Прежде чем сдохнуть, я ещё успею нажать на кнопку, не сомневайтесь!

– А ведь он действительно нажмёт… – выдавил я, заглянув Хаммеру в глаза. – Вот с-сука…

– … И будете стоять там, подняв руки, до тех пор, пока за нами не придёт катер! – продолжал выдвигать требования доведённый до края пропасти, но ещё не потерявший способности логически мыслить плешивый убийца. – Все, начали! Теперь моя очередь считать! На счёт «пять» я жму кнопку!

«Итальянец» неожиданно вышел из-за угла надстройки и, совершенно не прячась, остановился недалеко от носового трапа, став идеальной мишенью даже для слепого Пью.

В одной руке он держал направленный на нас скорострельный пистолет-пулемёт, в другой, поднятой вверх, продолговатую чёрную коробочку с двумя тумблерами и большой красной кнопкой. На его коричневой круглой роже с отвисшим подбородком и бульдожьими щеками сияло торжествующее выражение законченного садиста. Без сомнения, это был совершённый безумец, способный на все, включая немедленный суицид.

– Предлагал же тебе пойти его мочить! – скрипнул зубами Павлов и, наверное впервые со дня нашего знакомства, окатил меня по-настоящему ненавидящим взглядом. – Переговорщик хренов!

– Заткнись! – скованный разрывающей сердце безысходностью, прошипел я, с ледяной пустотой в груди понимая, что мой друг был прав.

Я допустил ошибку, и вот наступила расплата…

Глава тридцать седьмая

Последние выстрелы

– Оружие за борт! – дёрнув стволом, приказал человек, которого я называл «макаронником». – Ну, живо!

Ещё раз посмотрев на меня и едва слышно фыркнув, Павлов размахнулся и швырнул свой бесполезный автомат в воду.

Чуть помедлив, я вынужден был сделать то же самое, в последний миг едва удержавшись от того, чтобы не надавить на спусковой крючок и не разрядить в широко расставившего ноги угрюмого толстяка остатки магазина. Но его указательный палец, лежащий на красной кнопке дьявольской коробочки, оказывал своё магическое воздействие.

Нет худа без добра? Возможно… По крайней мере сейчас, когда мы безоружны, этот Боря не станет взрывать яхту. Хоть и псих конченый, но ему тоже жить хочется. Лже-Манчини будет ждать сообщника, моля своего рогатого потустороннего покровителя, чтобы подельник прибыл к яхте раньше спецназа.

А если все же он не успеет – на борту пятнадцать заложников, чьё общее состояние наверняка превышает бюджет той же Санта-Каролины в несколько раз. В принципе, это вполне козырный шанс, чтобы уйти от возмездия.

И тут в моей голове словно грянул гром и сверкнула молния. Я неожиданно вспомнил о заткнутом за пояс джинсов Сергея и прикрытом рубашкой серебристом пистолете, который уже однажды помог ему отправить к праотцам усатого штурмана…

– А теперь пять шагов к борту и сесть на палубу! – продолжал отдавать приказы добившийся контроля над ситуацией подонок. – Вот так… Руки за голову и не двигаться!.. Как ты себя чувствуешь, киска?

Опустив руку с пультом, но продолжая держать нас на линии огня, толстяк двинулся к полулежащей у распахнутой двери и истекающей кровью сообщнице.

– Хреново, Боря, милый… – прошептала та, соорудив на лице вымученную улыбку. – Но ты у меня самый лучший… Сделал их, как последних лохов…

– Это точно! – довольно ухмыльнулся тот. – На их месте я не верил бы ни одному моему слову! Наивные придурки! А знаешь, дорогая, почему я не кончил их сразу, как они утопили пушки? Мне показалось, что тебе доставило бы огромное удовольствие раскроить их черепа собственноручно. Я прав?

– Борис, ты неотразим! Я действительно мечтаю об этом!

Лже-Манчини присел на корточки рядом с блондинкой и передал ей ствол.

– Давай, киска, сделай себе приятное.

– Пока, ребятки! – одарив нас ласковой улыбкой, промурлыкала Барби.

И тут словно кто-то открыл бутылку с лимонадом. Затем сжимающая направленный на нас «глок» Барби покачнулась, уронила оружие, выпучив глаза и широко разинув рот, медленно сползла по переборке и рухнула на палубу.

На лестнице, ведущей к каютам, за спиной ошалевшего от такого оборота событий плешивого толстяка я вдруг увидел спокойное и сосредоточенное лицо Марии.

– Ах ты, тварь! Я тебя… – взревел пришедший в себя «итальянец» и, выставив вперёд волосатые руки, бросился на Машу, но, наткнувшись на вылетевшую навстречу пулю, словно на сокрушительный апперкот невидимки, резко откинулся назад.