Русские банды Нью-Йорка - Евгений Костюченко

Швейцар, стоявший под козырьком на крыльце, спустился к ним:

— Она к вам пристает, мистер Уильямс? Прогнать ее?

— Нет-нет, все в порядке. Никто не может запретить человеку торговать. Особенно, если товар такой красивый.

Он вставил розу в петлицу себе, а потом и Кириллу.

— Вот теперь мы оба выглядим, как члены клуба. Как нам только что сообщила эта юная леди, мы далеко не первые участники сегодняшнего заседания.

Они вошли в просторный холл, наполненный мужчинами в хороших костюмах. И у каждого в петлице алел цветок.

Уильямс радостно хлопнул в ладоши:

— Какая удача! Надо же! Здесь сам Эдди Коэн, ваш будущий редактор!

Навстречу им от бара шел высокий угрюмый человек в черном костюме и белой, до горла застегнутой сорочке. Кирилл подумал, что он скорее похож на священника или полицейского, чем на служителя литературы.

— Все в порядке? — спросил он вместо приветствия.

Уильямс засуетился:

— Разрешите вас познакомить. Это Теодор Грин, писатель из Техаса. Тот самый, — многозначительно добавил он. — А это Эдвард Коэн, человек, прочитавший все сочинения Теодора Грина, от первой до последней строчки.

Коэн сурово смотрел на гостя, не протягивая руки.

«Ну и тип, — подумал Кирилл. — Представляю, что останется от моей повести, когда ее начнет кромсать эдакий редактор».

— Мне надо задать вам несколько вопросов, мистер Грин, — произнес Коэн. — Вопросы чисто формальные. Предлагаю пройти в курительную комнату, чтобы нам не мешали.

— Может быть, для начала осмотрим экспозицию в баре? — весело предложил Уильямс.

— Для этого у нас еще будет время, — отказался Коэн.

В курительной комнате они расселись в кожаные кресла вокруг низкого овального стола. Здесь царил приятный полумрак. Деревянные панели, картины на стенах, толстый ковер, массивные бронзовые пепельницы — все весьма солидное, основательное.

«В такой обстановке и последний голодранец сам себе покажется аристократом, — подумал Кирилл. — Вернусь, отделаю в таком стиле библиотеку. Кстати, здесь можно было бы прикупить картин. В городе полно художников, они сбивают цены. А у нас в радиусе тысячи миль живописца не отыщешь».

— Итак, мистер… — Коэн сделал паузу. — Мистер Грин? Предпочитаете, чтобы вас так называли?

— Так будет удобнее, — кивнул Кирилл.

— Вы бывали раньше в Нью-Йорке?

— Очень давно. Пять лет назад, когда я только что прибыл в Америку.

— Пять лет назад, — повторил Коэн. — Прибыли в Нью-Йорк, а затем…

— Затем уехал в Техас. Но я думаю, что такие подробности незачем сообщать читателям. — Он повернулся к Уильямсу, потому что тот казался более смыслящим в литературе, чем зануда Коэн. — Я даже думаю, что читателю нет никакого дела до автора с его биографией. Герои книг, их приключения — вот что занимает человека. Например, я понятия не имею, кто такой Вальтер Скотт или Стивенсон. И мне до этого нет дела. Но их герои более реальны для меня, чем живые авторы.

— Иногда авторы превращаются в героев, — усмехнулся Уильямс.

Кириллу показалось, что его речь привлекла внимание людей за соседним столом, находящимся за толстой пальмой в кадушке. Да, там сидели двое, и они обернулись, слушая его. Их лиц не было видно за перистыми листьями, но Кирилл точно видел — они его слушают. Ему стало неловко — какой аттракцион! Речи провинциала на столичной трибуне!

— Где вы жили в Нью-Йорке? — спросил Коэн.

— Мое пребывание здесь оказалось слишком коротким, — усмехнулся Кирилл. — Порт, несколько соседних улиц. Вряд ли я назову вам точный адрес. Но к чему эти расспросы?

— Простая формальность, — процедил Коэн.

Человек за соседним столиком встал с кресла и раздвинул ветви пальмы. Кирилл увидел, что он пристально смотрит на него. Кровь зазвенела в ушах. Лицо показалось ему знакомым.

— Да, это он, — сказал человек за пальмой.

Услышав его голос, Кирилл сразу вспомнил, где они встречались. На борту шхуны «Амазонка». Это шкипер. По кличке Красавчик. Пять лет назад Кирилл засадил в него пулю. Но не слишком удачно, как выяснилось.

Он соскользнул с кресла на пол, под ноги Коэну, который пытался схватить его за плечо. Перекатился, вскочил на ноги и едва увернулся от Уильямса. Кто-то рванулся наперерез, и Кирилл нырнул ему навстречу, боднув головой в грудь. Схватил латунную урну и кинулся к окну. Выбил стекло, вскочил на подоконник. Сзади кто-то вцепился, не оторвать. В лицо ударил прохладный ночной воздух. То был воздух свободы, и он придал ему сил. Кирилл перегнулся вниз и оттолкнулся, увлекая за собой преследователя. Они вдвоем упали на мостовую, а за ними посыпались осколки стекла.

Но тут на него навалились со всех сторон, подняли и скрутили руки.

— Что вы себе позволяете! — задыхаясь, возмутился он. — Это грубое насилие!

— Не более грубое, чем то, что позволяли себе вы, мистер Черный Испанец, — с ликованием заявил Уильямс.

В толпе зевак на тротуаре кто-то ахнул. Толпа загудела, раздался восхищенный свист.

— Вы меня с кем-то путаете, — крикнул Кирилл.

— В таком случае полиция Нью-Йорка и агентство Пинкертона принесут вам свои искренние извинения, — заявил Коэн, стряхивая с черного сюртука осколки стекла.

34. Самозванец

— Выпьешь? — предложил Салливан. — Похоже, тебе не помешает. Коньяк, виски?

Илья помотал головой:

— Сначала расскажу. Потом выпью. А то лишнего наговорю.

— Лишнее мне тоже хотелось бы услышать. Но — как знаешь, — Салливан отставил бутылку. — Ты их успел застать?

— Только четверых. Не знаю, может быть, там была большая сходка, но этих четверых я застал.

— Все верно, — кивнул инспектор. — Они обычно так и встречались, двое на двое.

— Вы давно за ними следили?

— С месяц. Осведомитель не мог подобраться к ним ближе, а сегодня утром его нашли в канаве, со свернутой шеей. Я решил, что пора вмешаться и тебе. Ну, о чем шли переговоры?

— Левый товар. Продажа с рук мимо общей кассы. Подробности будут известны завтра. Их сейчас допрашивают. — Илья посмотрел на часы. — Наверно, уже все выяснили. Но я не стал ждать, не хотел тратить ваше время.

— Что ты решил? Как будешь разбираться?

— Уже разобрался.

— Со своими — тоже?

— Они не свои.

— Катер пригодился?

— Да, спасибо.

— Что ж, хорошая работа, — улыбнулся Салливан. — Мне всегда нравилось, как быстро ты соображаешь. А действуешь еще быстрее. Давай теперь вместе подумаем, как нам ответить Французу. И надо ли отвечать? Может быть, сделаем вид, что мы ничего не заметили? Мало ли что могло случиться с его парнями?