Центурион - Саймон Скэрроу

— Дозволяю всем сесть!

Приглашенные торопливо заняли отведенные им места, и негромкий уютный рокот беседы постепенно возобновился. Макрон с Катоном, разместившись на ложах по правую руку от венценосца, помалкивали в ожидании, когда тот обратится к ним. Вабат, какое-то время поглядев на них, прокашлялся и сказал:

— Римляне! Выносим вам благодарность за прекрасную оборону крепостных ворот, что имела место сегодня утром.

Макрон преклонил голову:

— Благодарю вас, о правитель, но мы всего лишь исполняли свой долг.

Правитель жестом указал Макрону на руки:

— Ты ранен?

Тот в ответ покачал головой:

— Всего лишь несколько ожогов, венценосец. Через несколько дней они сойдут.

— Понятно. — Правитель перевел взгляд на Катона: — А у тебя?

— У меня ничего, о венценосец. Во всяком случае, сегодня.

— Мгм…

Король милостиво кивнул и пустым взглядом уставился через стену в направлении оазиса. Талое золото солнца жидкой полоской уже едва разбавляло горизонт, а по песку и темно-зеленым кронам пальм струились длинные тени. Макрон немного подождал в ожидании какой-нибудь фразы правителя, после чего, чуть заметно качнув головой, повернулся к Катону. Но тот уже смотрел в другую сторону. Юлия возлежала возле своего отца, в отрадном отдалении от князя Балта, пусть хотя бы временном.

— А скажи мне, префект, — обратился Семпроний на греческом и ровно на такой громкости, чтобы его слышали гости. — Что за воины эти повстанцы?

От такой явной преднамеренности вопроса Катон не мог сдержать улыбку и ответил тоже нарочито слышно:

— В основном это не более чем чернь; толпа, которой роздали оружие. Нам ее страшиться совершенно нечего. Более того, я уверен, что и с регулярным войском князя Артакса, если оно только дерзнет еще раз сунуться, нам сладить под силу. Однако сомневаюсь, что мятежники осмелятся на это раньше чем через несколько дней.

Семпроний глубокомысленно кивнул.

— А к той поре, я так полагаю, к городу со своими легионами уже подтянется проконсул Лонгин?

— Надо полагать, господин посланник.

— Хорошо. Тогда мы спасены.

Семпроний обернулся к царедворцу, стоящему невдалеке перед столом своего хозяина (пост распорядителя на весь вечер, так как именно ему предстояло надзирать и объявлять прибытие каждого круга блюд). Они обменялись едва заметным кивком, и Термон, пристукнув посохом, воззвал к укромной боковой двери в сад. Оттуда сразу же выдвинулась цепочка рабов с блюдами. Выбрать яства предлагалось прежде всего правителю, который остановился на каком-то мясном кушанье. После этого блюдами начали обносить гостей, причем перечень яств был уже не столь щедр. Макрон приподнялся на локте, выбирая подносимую на блюдах снедь.

— Конские колбасы, жареная конина на травах, котлеты конские в меду… — Выдавив улыбку, он во всеуслышание заявил: — Лучший рацион за многие месяцы!

Его рука замерла над небольшой чашей с чем-то похожим на странно волокнистые плоды.

— Прошу простить, — обернулся Макрон к посланнику, — а что это у нас такое, вы не знаете?

— Это? — посланник с лукавинкой глянул на чашу. — Отчего же, конечно, знаю. Это местный деликатес, центурион. Тебе следует попробовать. И помни, всегда пользуйся только правой рукой, — добавил он, когда Макрон подался вперед.

— Деликатес, значит? — расплылся в улыбке Макрон. — Стало быть, стоит отведать.

Он потянулся и подхватил один из плодов. Оглядев его, он неожиданно застыл.

— Отчего-то походит на… глаз.

— Это он и есть. Если быть точным, то овечий.

— Овечий глаз? О боги… Что ж это за деликатес такой?

— Тот, который тебе надо попробовать, — настаивал Семпроний. — И тебе тоже, префект. Если вы не хотите смертельно обидеть наших хозяев.

— Что? — в глазах Катона стоял плохо скрытый ужас. Тем не менее понукание посланника было вполне искренним. Но и при этом Катон покачал головой: — Я не могу.

Несмотря на собственную попытку отвертеться, пугливой брезгливостью своего друга Макрон был откровенно позабавлен. Он полез в чашу и достал еще один глаз.

— На-ка, — протянул он его Катону, который не отшатнулся только из боязни быть уличенным. — Гляди, какой он крупный да сочный.

Тут Катон обратил внимание, что гости поглядывают на него в ожидании, и с неохотой принял подношение. Макрон смешливо, с подмигом на него поглядел.

— Жуй, не отлынивай. — Он одним быстрым движением закинул глаз себе в рот и, сделав одно лишь жевательное движение, проглотил и даже причмокнул губами: — Ай да вкуснятина!

Катон почувствовал позыв к рвоте, но отказаться не осмелился из опасения вызвать недовольство. Он нервно сглотнул и в последнем отчаянном порыве, чтобы не стошнило, поднял глаз к губам и вдавил его в рот. Жесткая мышечная ткань, облекающая зрачок, была склизкой и немного отдавала уксусом. Зубы ощутили неподатливую, подлежащую долгому разжевыванию текстуру — то, чего он и боялся. Собрав всю свою храбрость, он через силу пропихнул глаз к пищеводу и проглотил.

Гости шумно возрадовались; кто-то, словно при тосте, специально поднимал те глаза напоказ и затем демонстративно их сжевывал. Катон схватил кубок налитого ему вина и сделал большущий глоток, которым омыл зубы и десны, чтобы уничтожить послевкусие.

— Молодец.

Катон обернулся и увидел, как ему кивнула Юлия. Он вымучил ответную улыбку и сказал на латыни:

— Не так уж и плохо, стоит лишь попробовать.

— Верю на слово. А теперь отведай тех фиников в меду. Они помогут отбить этот дух.

Начался непосредственно ужин, со всем его хором оживленных голосов. Катон на какое-то время переключил внимание с Юлии на двух князей, которые сидели бок о бок, но не перемолвились друг с другом ни словом, ни даже взглядом. Посадить их рядом было, в общем-то, ошибкой. Вероятно, распорядитель думал таким образом продемонстрировать гостям единение, но было видно невооруженным глазом, что оба брата друг друга как минимум презирают.

Макрон проследил за взглядом Катона и быстро ухватил мысли друга.

— Вот тебе и все единство, — сказал он вполголоса. — Как бы нам скоро не пришлось сражаться на два фронта.

— Будем надеяться, что до этого дело не дойдет.

Катон отвернулся и проворно подложил себе ломтиков конины со специями в густом соусе, пока Макрон не успел предложить ему еще один глаз.

Между тем правитель Вабат, зашевелившись, повернулся лицом к своим римским гостям.

— Ты везучий человек, посланник.

— В каком смысле, о венценосец?

— У тебя прекрасная дочь. И, несомненно, преданная.