Нелетная погода (сборник) - Александр Бушков

– Это абсолютнейший нонсенс, – и впрямь без малейшего противодействия заговорил Шагарин. – В нынешнем обществе невозможно возникновение альтернативных существующей общественно-политической либо экономической систем, морально-этического комплекса, которые побудили бы одну из колоний отделиться от Ойкумены. Они и не отделялись, строго говоря. В меморандуме нет и тени намека на создание отдельного государства, на провозглашение независимости. Это и понятно – зачем, к чему? Просто потому, что захотелось иметь собственное государство? Чересчур уж по-детски… Любая населенная планета и так, если ей заблагорассудится, может обзавестись всеми атрибутами – флаг, герб, – только к чему? Мальчишки в летнем лагере на каком-нибудь островке еще могли бы провозгласить свое «государство», но и им это надоело бы еще до окончания каникул. Нет, ни о какой вспышке «космического сепаратизма» говорить нельзя. Сводя все к одной фразе, они почему-то решили на неизвестный срок запереться у себя в доме. Вот и все.

– Однако информация, собранная Сергачевым? – спросил Снерг.

– Это странно. И только. И заниматься этим должны не социологи и не общественные деятели. Кто-то другой. Может быть, как раз вы. Лично я отметил в происшедшем один любопытный и не поддающийся объяснению нюанс. Результаты голосования – единогласно. Понимаете, ни одного голоса против провозглашения экстерриториальности. Никогда еще не бывало в истории человечества, да и нашего общества, чтобы среди нескольких сот тысяч человек, пользующихся абсолютной свободой волеизъявления – а я не верю, что хоть в ничтожной мере был допущен отход от наших этических норм, – не нашлось хотя бы одного человека, имеющего особое мнение…

– Подождите, – сказал Снерг. – Пример: к Земле движется огромный астероид, способный затопить, как в свое время Атлантиду, целый континент. Кто же проголосует против уничтожения астероида?

– В первую очередь планетолог, который предложит не уничтожать астероид, а изменить его орбиту на безопасную с целью последующего изучения «гостя». Вы неудачно выбрали пример. Можно, конечно, хорошенько поломав голову, изобрести какой-нибудь казус, но речь-то идет о совершенно конкретном случае. Это единодушное голосование – самое темное место во всей истории, но оно как раз и убеждает, что рассуждать об атавистической вспышке сепаратизма глупо – уж в этом случае могли бы найтись оппоненты. А если, следуя традициям стереобоевиков, предположить, что кто-то фальсифицировал результаты голосования, то для вящей убедительности он проставил бы процентов пять-шесть – «против».

– Однако они задержали наших людей.

Шагарин взглянул внимательно:

– У вас там… застрял кто-нибудь?

– Любимая женщина, – сказал Снерг. – И друзья. Там ведь сейчас не одна сотня туристов.

– Но отчего вы решили, что их там задерживают силой? Молчите? Со всей уверенностью можно сказать только одно: что-то там произошло. Что-то очень серьезное, если все население единодушно проголосовало за временную изоляцию. С точки зрения социологии они – не социум. Всего-навсего еще один космический форпост, внеземная станция, какая разница, триста человек там или триста тысяч…

– Мне это уже говорили.

– Кто? – Шагарин машинально перевел взгляд на окружающих.

– Мозес Сайприст за несколько часов до смерти.

– Он занимался еще и Эльдорадо?

– Он многим занимался, – сказал Снерг. – И я тоже.

– И что же?

– У меня есть гипотеза, – сказал Снерг. – Я знаю, что вы, как и многие, относились к Сайпристу… ну, не как к пустоцвету, но как к насморку – он существует, хотя особо не вредит. Я никого не упрекаю, что ж… Алхимики, да. В какой-то мере. Только мы почему-то забываем, что алхимики, пусть и не найдя философского камня, тем не менее что-то да сделали для человечества. Бетгер, например, так и не добыл золототворящую тинктуру, но дал Европе фарфор. И это не единственный пример. Может быть, и в наш век впереди химии должна идти своя алхимия, впереди астрономии – астрология, впереди гиперфизики – флогистон…

– Что вы хотите всем этим сказать?

– У меня есть гипотеза, – сказал Снерг. – Грандиозная, не боюсь этого слова…

– Она как-нибудь объясняет сегодняшний сюрприз?

– Боюсь, что нет.

– Тогда вам придется подождать, как бы грандиозна ваша гипотеза ни была. Сейчас нам нужно только одно…

Он был прав, и сердиться на него не следовало. Снерг откланялся и пошел к выходу.

– Стах! – остановил его Кадомцев. – Вы в Глобовидение? Лучше подождать несколько часов, иначе мы просто прибавим к двумстам ошеломленным людям еще несколько миллиардов…

– Я понимаю, – сказал Снерг. – Можно бежать и вопить: «Пожар!», а можно отвести в сторону первого встречного пожарного и тихо прошептать ему все на ухо. Второе, конечно же, гораздо благоразумнее. Я не на Глобовидение, я на космодром. И вы должны мне помочь, я вас прошу… Ближайший лайнер на Эвридику – через пять часов, а мне нужно торопиться. У вас есть дежурные звездолеты, которые все равно стоят без дела…

– Зачем вам на Эвридику? Замок?

– Гораздо серьезнее, – сказал Снерг. – Какие там замки в такую минуту… Вы только отнеситесь серьезно к моим словам. Если я не ошибаюсь, вы скоро получите работу, о которой могли только мечтать. Вы, как астроархеологи недавно, стряхнете с себя все насмешки и обвинения в безделье. Дайте мне звездолет, и, не исключено, в обмен вы скоро получите Вселенную… Если только я прав.

Кадомцев долго смотрел на него. Потом молча потянул из кармана браслет.

Снерг замолчал и жадно глотнул сока из запотевшей бутылочки. Он говорил почти час. Муромцев сидел с абсолютно безучастным видом – что всегда сопутствовало у него напряженной работе мысли, – Панарин ждал продолжения, Марина щурила глаза в непонятном раздумье. Снерг едва не поставил бутылочку мимо стола – так он волновался.

– Вот так, – сказал он. – Такие были у меня встречи, такие были события. Я не допускаю мысли, что попы правы, что мы имеем дело с какой-нибудь моделью бога, патриархальной или модернизированной. Я считаю, что они, опередив нас, всего-навсего собрали некоторые данные. Я не отрицаю работы Латышева, но убежден: нам следует внести одно-единственное изменение – подставить на место Бога некую сверхцивилизацию. И все встанет на свои места, освободившись от налета мистики.

Он сделал короткую паузу, давая им время осознать.

– Как ревизор? – воскликнула Марина тоном приятелей городничего.

– Так, ревизор… – сказал Снерг. – Главным камнем преткновения, из-за которого мы и не заговорили о пришельцах – хотя я уверен, что кому-то да приходила в голову такая мысль, – было бы: почему же они закрывают нам дорогу к звездам? Закрывают, все правильно. Но почему? Не потому ли, что мы наделали глупостей, считая венцом творения наши достижения? А если нет? Если ДП-корабли – не высшее достижение технической мысли, а паровые дилижансы, которые время от времени вваливаются на улицы современных городов, ежеминутно создавая аварийные ситуации? Представим сверхцивилизацию, научившуюся преодолевать трансзвездные, а то и трансгалактические расстояния каким-то иным способом. Представим, что ДП-корабли, начни мы на них носиться вдоль и поперек Вселенной, создадут массу помех, неудобств и прямой опасности для коммуникаций, функционирующих, быть может, тысячи лет? Технологиям и процессам, о которых мы и понятия не имеем? Что все эти годы мы, как тот чеховский герой, отвинчивали гайки с рельсов, а наши любительские радиостанции забивали рабочие частоты аэродромов. Суперцивилизация – это непременно и высокая этика, и высокая мораль, по которой, возможно, и недопустимо притягивать нас к суду за порчу путей и, явившись этакими светоносными пророками, растолковать нам нашу отсталость, ввергнув, может быть, в психологический шок ни много ни мало – целое человечество. Что же они делают? Разработана программа, имеющая целью поэтапно подвести нас к истине. Установлена Сфера Доступности. Убраны одни планеты и подставлены другие. Помеха Проекту «Икар», эти пресловутые «отражения», устроены так, чтобы мы наконец поняли: природа не может быть столь калейдоскопно-хаотичной, мы имеем дело с разумом. Но мы не понимали – для того, чтобы понять, нужно было слезть с пьедестала, который мы сами для себя воздвигли, а до чего же нам этого не хотелось! Вот и получилось, что первыми до многого докопались чернорясые – не от хорошей жизни, хватаясь за любую соломинку. И затруднили нам, надо признать, работу – из-за того, что к загадке причастны «святые отцы», многие будут скептически хмуриться…