Сотворение брони - Яков Резник

Однако положение становилось критическим. Снаряды Т-3 и немецких противотанковых пушек прошивали насквозь тонкую противопульную броню последних БТ и Т-26, пламя охватывало машины, перекидывалось на кустарники. Гитлеровцев устраивал лесной пожар — им приказали пленных не брать. Вырвется охваченная пламенем «бетушка» или Т-26 — снарядами их, выскочит экипаж — поливают из пулеметов. А тропки лесные перекрыли автоматчики — везде смерть, выбирай, какую хочешь…

И вдруг — «тридцатьчетверки»! Возникли, будто из недр, из самого огня, ударили в лоб, подминая под себя бронетранспортеры, пушки с тягачами, расстреливая танки.

Внезапный, ошеломивший врага удар решил исход боя. Немцы отступили, оставив на танкодроме и просеках почти полтора десятка своих сожженных танков и бронетранспортеров.

Из леса на центральную поляну, где догорал полковой клуб, выходили, выползали танкисты, таща на себе товарищей.

Жезловцы помогали перевязывать раненых. На руках принесли старшину-знаменосца. Сняли с него простреленные комбинезон, гимнастерку, нательную рубаху и намотанное вокруг туловища знамя. Майор с обожженным лицом поднял над головой окровавленное полотнище:

— Поклянемся памятью мертвых и живых…

Оперативная группа генерал-полковника Гудериана — он на командирском танке Т-4, за ним — две радиостанции на бронемашинах и несколько штабных автомобилей повышенной проходимости — мчалась на Белосток. Впереди двигались взвод автоматчиков на мотоциклах и отборная, вышколенная во всех походах вермахта рота Т-3 с неизменным на башнях танков гудериановской армии знаком G.

Командирский танк подпрыгивал на выбоинах давно не ремонтировавшегося шоссе, Гудериана подбрасывало на сиденье, но он продолжал дремать, уставший и от этого длинного знойного дня, и от всей почти бессонной недели.

В субботу 14 июня он вместе с высшим командованием вермахта присутствовал на совещании у Гитлера, а на следующее утро вылетел на самолете в Варшаву, где находился его штаб.

Не зная отдыха, объезжал Гудериан дивизии и полки своей танковой группы, проверял развертывание, подтягивание к исходным позициям, проводил рекогносцировки.

С наблюдательных пунктов Гудериан несколько раз рассматривал Брестскую крепость. Он был доволен: русские проводят разводы караулов под оркестр, значит, ничего не подозревают… На этот раз он вернет Германии эту крепость, которую уступил осенью тридцать девятого года русскому комбригу Кривошеину, он возьмет ее за минуты и — на века. Здесь начало безостановочного, величайшего похода его танков на Москву. Он совершит рейд, который будет запечатлен на скрижалях истории!

…В 4 часа 45 минут танки 18-й танковой дивизии форсировали Буг. Через два часа и сам Гудериан переправился на штурмовой лодке.

Но тут неожиданно произошла осечка. Гарнизон Брестской крепости оказал упорнейшее сопротивление танковым частям Гудериана. Взять крепость с ходу не удалось, пришлось ее обойти.

Осечка у Буга оказалась не единственной, но другие были менее значительными, и Гудериан не замечал их или не хотел замечать в первый день наступления.

Дух захватывало у него от организованности, с какой вермахт осуществил внезапный прорыв границы от Балтийского до Черного моря. Свыше пяти миллионов солдат Германии и ее союзников, пять тысяч самолетов, три тысячи семьсот танков и штурмовых орудий вышли на исходные рубежи, и эта исполинская сила обрушилась на большевистскую Россию, которую он, Гудериан, ненавидел всеми фибрами души. Как же можно думать об «осечках», если его бронированное детище, которое он вырастил, закалил в огне, движется в авангарде единственной силы, способной сокрушить русского великана.

Близорукие политики называли Россию колоссом на глиняных ногах — абсурд, глупость невежд. Он, Гейнц, писал пять лет назад об этом гиганте, имевшем тогда больше танков, чем Германия. Да, он знал это неопровержимо, как знает сейчас, что Россия отстала от Германии в развитии танковой техники, не сделав ни шага от БТ и Т-26, которые воевали еще в Испании, что трехбашенные и пятибашенные русские танки годны сегодня для музея, а не для боя с победоносной бронетанковой техникой вермахта. Не случайно за весь день он не видел русского танка — попрятались или их уже унесло за сотни километров на восток…

Гудериан разорвал слипшиеся в дремоте веки, глянул через раскрытый люк на несущееся под танк шоссе, отсвечивающее багрянцем заходящего сзади солнца, и снова прикрыл глаза.

Он представил себе, как 18-я дивизия его танковой группы заходит в тыл белостокскому выступу, соединяется с танками Северной группы и вместе с авиадесантом, сброшенным на рассвете в район восточнее Белостока, начинает уничтожать попавшие в окружение советские войска. И все это по его замыслу! Никакая армия в мире не могла себе поставить такой задачи в первый же день наступления, никакой полководец за всю историю войн не пытался такое свершить. Браухич и Гальдер, конечно, преподнесли Гитлеру идею окружения Белостокской группировки как свою — пусть тешатся, история каждому воздаст по заслугам.

Воображение Гудериана разыгралось. Ему мерещилось танковое кольцо вокруг советских войск, тщетные контратаки русских, рассечение их на малые группы и истребление до последнего человека, как приказал Гитлер. Мерещились сотни захваченных советских машин устаревших марок — он лично обещал Круппу прислать их на переплав в мартенах Эссена и Магдебурга.

И вдруг дремоты как не бывало — Гудериан вздрогнул от внезапных пушечных выстрелов и всполошных криков:

— Russische Panzer!

Выскочив вслед за командиром из машины, он увидел впереди, на изгибе дороги, охваченный пламенем Т-3. С люка в левом борту корпуса сорвало дверцу. Словно из огненной проруби, выскакивали из машины танкисты — на них горели комбинезоны.

Мясистое лицо Гудериана побагровело. Он обочиной шоссе побежал к Т-3, чье пламя и дым мешали вглядеться в русский танк. А тот, словно чувствуя желание генерал-полковника, стал медленно разворачиваться, показывая свои наклонные бока, низкую башню с длинным пушечным стволом. Будто и не боясь, что пушки Т-3 и Т-4 найдут в нем слабинку, русский танк несколько секунд покрасовался перед первым танкистом рейха и, возможно, словив его в прицеле вместе с Т-4, послал в их сторону снаряд.

Гудериан упал в кювет вниз лицом. Нет, ему не стыдно было, что лежит сейчас в канаве — истинный солдат не считает унизительным вжиматься в землю, когда рядом рвутся снаряды. Его распирала злоба, что поверил разведчикам генштаба и другу своему военному атташе, — поверил, что нет у русских нового танка. «Захватить! Сегодня же!» — приказал сам себе Гудериан и пополз к радийной машине.