Психолингвистика - P. Фрумкина

В спокойные времена между бесспорными ценностями и теми, которые еще только формируются как следствие изменений социального бытия, есть определенный баланс. В эпохи катастроф прежние ценности и нормы рушатся, а поиски новых ценностей (смыслов) и норм приобретают трагическую напряженность. Э. Дюркгейм, основатель современной научной социологии, еще в 1897 г. назвал аномией такое состояние общества, где происходит быстрое и массивное крушение социальных норм и ценностей.

Любое общество в известной степени аномично — иначе оно перестало бы развиваться. Но если а. становится тотальной, общество как таковое исчезает и начинает походить на стаю. Замечательная модель тотальной а. создана английским писателем Уильямом Голдингом в его романе "Повелитель мух". Группа добропорядочных английских мальчиков в результате кораблекрушения оказывается заброшенной на необитаемый остров. В борьбе за выживание дети быстро разбиваются на две группы. Одна группа признает власть сильного, другая, значительно более малочисленная, вначале пытается следовать нормам "старой доброй Англии". Грубая сила неожиданно быстро берет верх, и те, кто были как будто готовы следовать принципам защиты слабого и блага для всех, покидают своих лидеров. В тупом азарте дети убивают самого разумного и доброго мальчика, носителя нормы, — близорукого и беззащитного Хрюшу.

Важно, что даже в относительно благополучном обществе в состоянии а. могут пребывать обширные социальные группы. Когда в США начали последовательно воплощать в жизнь расовую десегрегацию, и в школах и университетах южных штатов чернокожие учащиеся сели на одну скамью с белыми, политики не подозревали, сколь глубока а. среди чернокожего населения. Поэтому такой неожиданностью для Америки в целом оказались события 1992 г. в Лос–Анджелесе, спровоцированные показом по телевидению досадного, но все же, казалось бы, рядового эпизода — избиения водителя машины полицейскими (сходные ситуации представлены чуть ли не в каждом американском боевике). Но водитель был чернокожим, а полицейские — белыми. Этого оказалось достаточно, чтобы из–под пепла вырвалось пламя ненависти, и в городе начались не просто массовые беспорядки, а настоящие погромы белых кварталов.

Нормы нельзя просто провозгласить. Исполнение норм должно быть обеспечено эффективно работающими социальными институтами — системой образования, судом, общественным мнением. Но еще более важно, чтобы социальные нормы стали лично осознанными и превратились в поведенческие стереотипы. Если человек честен на уровне поведенческого стереотипа, то ему не придет в голову прочитать чужое письмо, даже если он уверен в своей безнаказанности.

Наше общество, в прошлом — советское, рассталось с многими прежними нормами и ценностями, не подвергнув их должному анализу и не поняв, что именно должно прийти им на смену. Отсюда — глубокая аномичность постсоветского общества, проявляющаяся в растерянности одних, равнодушии других, беспредельном эгоизме третьих, в распаде социальных связей и непродуктивным поискам "козлов отпущения".

Это слово имеет два значения: оно употребляется как термин в психиатрии и психологии, но также и в обыденной речи, где оно имеет более размытый смысл, причем чаще можно встретить образованное от него прилагательное аутичный.

Психиатры и психологи много внимания уделяют "раннему детскому а.". Это психическое заболевание, причины которого до сих пор не вполне ясны. А. обнаруживается нередко уже у грудных младенцев, вначале — преимущественно в виде безразличия ко всем сигналам, поступающим из внешнего мира. Младенец лежит на руках у матери, как неодушевленный предмет, не реагирует на ее голос и ласки, у него практически не развивается речь. Года в три–четыре такой ребенок физически может быть неплохо развит, но он не говорит, а выражает свои потребности криком или тащит мать за руку к нужному ему предмету; может часами сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и не замечая окружающих. Это не значит, что такой ребенок безнадежен — при упорных и длительных занятиях умелый психолог может войти с ребенком в хороший контакт, развить элементарные навыки речи и самообслуживания.

Словом "аутичный" нередко характеризуют подростков в переходном возрасте. В этом случае речь нередко идет не о болезни, а о поведенческих проявлениях, которые в будущем могут закрепиться и стать определяющими, а могут практически сойти на нет, оставшись на уровне интроверсии (см. интроверт). Аутичный подросток молчалив и замкнут, он плохо понимает других людей и не слишком интересуется ими, да и вообще окружающим миром. Этот мир ему непонятен и потому заведомо враждебен. Он чувствует себя как бы отгороженным от других стеклянной стеной и, как правило, неосознанно испытывает противоречивые желания — пробить эту стену и быть как все и вместе со всеми, но одновременно и наоборот — сделать эту стену не стеклянной, а бронированной.

В зависимости от уровня развития и среды, в которой сформировался их внутренний мир, аутичные молодые люди выбирают разные способы жить одновременно среди людей и как бы без них. Это могут быть как продуктивные для личности пути компенсации — любовь к животным, погружение в мир природы, коллекционирование, так и разрушительные — бродяжничество, наркотики.

Одно из краеугольных понятий психоанализа, которое продолжает плодотворно использоваться в современной психологии и психиатрии. В. — это механизм, посредством которого "Я" старается не допустить в сферу сознательного ("вытеснить") или удержать в сфере бессознательного (путем психологической защиты) все то, что угрожает цельности и психическому равновесию индивида. "Я" вырабатывает механизмы защиты, вытесняя в область бессознательного не только предосудительное или морально неприемлемое, но также желанное, но неисполнимое.

Важно иметь в виду, что наше "Я" не осознает механизм в. как таковой. Когда Скарлетт О"Хара, героиня романа "Унесенные ветром", в ситуации неразрешимого конфликта говорит себе "Я займусь этим завтра", она осознанно выбирает наименее болезненный способ справиться с ситуацией. Так она защищает свое "Я" от чрезмерных психологических нагрузок, но именно в силу осознанности мыслей и действий Скарлетт нельзя в данном случае говорить о в.

Яркий пример массивного в. — это настроение и поведение Наташи Ростовой в момент ее увлечения Анатолием Курагиным. Соглашаясь быть тайно похищенной, Наташа вытесняет в область бессознательного все: не только то, что она невеста Андрея Болконского, но и свои представления о долге перед семьей, и даже самые глубинные поведенческие навыки, свойственные любой девушке ее возраста и круга.

Согласно Фрейду, чем больше объем вытесненного, тем меньше шансов у "Я" сохранить свою гармоничность или, по крайней мере, психическое равновесие. Неудивительно, что после эпизода неудавшегося похищения у Наташи развивается тяжелая депрессия (см. ниже).

Аналогично глубоко религиозный человек, который усомнился в догматах своей религии, стремится не допустить в сознание возникший конфликт. Если это и удается, то, с учетом весомости и массивности подобного в., едва ли у такого человека есть шанс избежать психического расщепления личности, невроза или даже психоза.

В. — главный механизм, обеспечивающий психологическую защиту "Я" и от содержания "Оно", и от давления цензуры "Сверх–Я". Чтобы избежать конфликта между удовольствием — а "принцип удовольствия", согласно Фрейду, движет нашими стремлениями — и очевидной невозможностью достигнуть желанной цели (действие "принципа реальности"), "Я" продуцирует оценки, отраженные в поговорке "зелен виноград". Если эта бессознательная оценка — искренняя, то плод из недоступного превращается в ненужный, в результате чего напряжение снимается. Но нельзя говорить о в. тогда, когда человек ради достижения душевного комфорта осознанно понижает уровень притязаний — например, предвидя неудачу, отказывается от ситуации состязательности.

В романе В. В. Набокова "Лолита" главный герой Гумберт Гумберт отдает себе отчет в моральной неприемлемости сексуальных отношений с двенадцатилетней Лолитой. Будучи не в силах противостоять своей страсти, он, тем не менее, ощущает себя преступником. Именно это и спасает его от безумия. В терминах Фрейда мы бы сказали, что "Я" Гумберта было достаточно сильным, чтобы принять импульсы, исходящие от "Оно", вместе со всем позором, о котором постоянно сообщало его "Сверх–Я". Как известно, Набоков отрицательно относился к Фрейду. Но большое искусство говорит само за себя, и страсть Гумберта закономерно перерастает в любовь, для которой уже не имеет значения, что обращена она теперь к предавшей его некрасивой женщине, беременной от другого.