Тринадцатая реальность - книга закончена - Геннадий Ищенко

- Ничего, князь, будет у вас еще возможность поговорить и что-нибудь спеть, - улыбнулся император. - Помните, что я вам обещал?

- Значит, приняли? - спросил я. - Очень надеюсь, что все получится, и вам не придется меня костерить. А насчет советника... Может, я вам буду советовать частным образом? Мои знания об этом мире ограничиваются тем, что знала моя молодая половина, а для советника этого мало. Я вам такого насоветую...

- Это не страшно, - засмеялся император. - У меня есть своя голова, и я принимаю не все советы, а с разбором. У вас большой жизненный опыт, а нужное будет нетрудно узнать. Специалистов много, они вас чему угодно научат. Так, осталось совсем немного времени, а мы до сих пор слушали только вас, а ваша жена осталась незаслуженно забыта. Но мы это поправим. Приглашаю вас на обед, там у нас будет время пообщаться и на другие темы.

На обеде, помимо нас и императорской четы, присутствовало еще несколько придворных, с которыми нас познакомили, когда перешли к десерту. Тогда же завязался разговор, до этого все ели молча. Большое оживление вызвало замечание Владимира Андреевича о присвоении мне за заслуги перед отечеством придворного чина камергера и ордена Святого Владимира второй степени. Тем самым он дал понять, что наше присутствие не связано с пением песен. Зря, лучше бы все так и думали. Разговаривали с полчаса, после чего император встал и подал руку жене. Все остальные тоже поспешили покинуть стол. После этого нас не задерживали. Когда вышли в коридор, там уже стояли слуги с нашими шубами, которые помогли нам одеться и проводили к тому выходу, где ждал Машков. Процедура отбытия была проще и не сопровождалась проверками, поэтому уже через пятнадцать минут были дома.

- Я все-таки немного замерзла, - пожаловалась Вера, когда я в прихожей снимал с нее шубу. - Можно было надеть теплое платье, а то вырядилась так, что неудобно перед императрицей. И за обедом все были одеты скромней.

- Она не молодая дурочка, а умная и опытная женщина, - ответил я, - поэтому на тебя не обидится.

- А молодая дурочка - это я? - уточнила жена.

- Ну не старая же? - пошутил я. - Ты уж выбирай что-то одно: или умная, или красивая - одно с другим не сочетается.

- Нашли место выяснять отношения, - сказала заглянувшая в прихожую мама. - Вера, перестань его душить и оба идите за мной. Были у императора и занимаетесь всякой ерундой вместо того, чтобы отчитаться!

- Мама, скажи, чтобы Нина поставила чай, - попросил я. - И пусть сделает погорячей. Вера замерзла, поэтому будем ее отпаивать чаем, а я тебе все расскажу. Сейчас мы переоденемся и придем.

- Какой чай? - недовольно сказала она. - Вам давно пора обедать!

- Мы были на обеде у императора, - похвасталась жена. - Я так наелась, что для чая нет места. Лучше сейчас теплей оденусь и поговорим в гостиной.

Новости маму поразили.

- Ты обогнал отца! - сказала она. - Камергер это же четвертый класс, а у отца только седьмой! Это же тайный советник?

- Если я и буду тайным советником, то не из-за моего камергерства, - засмеялся я. - Это чисто почетный чин, не дающий право на гражданское или воинское звание.

- Все равно, - покачала головой мама. - У камергера много привилегий. И этот орден... А ведь тебе еще нет девятнадцати!

Глава 19

- Если вы не возражаете, ваше высокопревосходительство, объект проверят мои люди, - сказал канцлеру Вяземскому мужчина лет семидесяти с приятными чертами лица, небольшими усами и редкими, зачесанными назад волосами.

- Никаких проблем, господин Болен, - согласился Борис Леонидович. - Пусть работают столько, сколько нужно. Но нам с вами тогда лучше сесть в машину. В начале мая у нас прохладно, а вы еще легко одеты.

Разговор велся на немецком языке, которым канцлер владел в совершенстве. Густав Георг Фридрих Мария Крупп фон Болен унд Гальбах не стал возражать и направился вслед за Вяземским к стоявшему в двух десятках шагов "мерседесу". Чуть ближе к объекту стояла вторая такая же машина с его помощниками, а русский канцлер приехал со своей охраной на двух бронированных "Медведях". Объект представлял собой аэродром с двумя взлетно-посадочными полосами, забитыми сейчас старыми самолетами, ангаром и несколькими кирпичными строениями. Болен сел на свое место и по радио передал Майеру, чтобы начинали. Стоявший на обочине "мерседес" выехал на шоссе и умчался к аэродрому. Ждать его возвращения пришлось около часа.

- Никакой взрывчатки не обнаружено, - докладывал Болену севший в его машину невысокий широкоплечий мужчина. - Бетон старый, в самолетах нет боезапаса или горючего. Конечно, мы их не разбирали, и что-то можно было спрятать, но такое будет видно по характеру повреждений. Закопанные цистерны для горючего пусты, а в домах только старая мебель.

- Передай, что можно начинать, - приказал Болен и выбрался из салона.

Свою машину покинул и Вяземский, который не спеша подошел к гостю.

- Убедились? - усмехнувшись, спросил он. - Нам нет ни малейшего смысла водить вас за нос, потому что вы начнете только при условии фактического уничтожения нашей авиацией войск ваших союзников. Сейчас тяжелый бомбардировщик сбросит на аэродром всего восемь бомб весом по полторы сотни килограммов каждая. Сегодня низкая облачность, но он будет идти на высоте две тысячи метров, так что увидим.

Ждать пришлось минут десять, и они успели немного озябнуть на ветру.

- Может, все-таки сядем в машины? - предложил Вяземский. - Хоть мы и далеко, но от них будет сильная ударная волна. Не хотите? Ну тогда хотя бы станьте за одно из тех деревьев или прикажите, чтобы вас подстраховал кто-нибудь из ваших людей. Я это сделаю, хоть моложе вас.

Он прошел немного вперед к нескольким растущим отдельно соснам и взялся рукой за одну из них. Немного поколебавшись, его примеру последовал и гость. Вдалеке возник еле слышный гул, который постепенно усиливался.

- Вон он! - показал Вяземский свободной рукой. - Сейчас откроет люки. Бомбы пошли!

- Вижу, - сказал Болен, провожая глазами несущиеся к земле точки. - У них, кажется, парашюты?

- Совсем маленькие, - ответил Вяземский. - Немного тормозят падение и придают бомбе нужное положение.

Первые бомбы взорвались в дальнем конце аэродрома, а все остальные падали вдоль взлетно-посадочной полосы и взрывались с задержкой в доли секунды. Для наблюдавших за бомбежкой людей возникшее вдали пламя рванулось вперед и за пару секунд охватило весь аэродром. Когда оно погасло, перед глазами еще несколько секунд мелькали цветные пятна, не позволившие увидеть взметнувшееся над объектом огромное черное облако дыма. Почти сразу же по ушам ударил грохот разрывов, а несколько секунд спустя налетела волна воздуха, чувствительно ударившая собравшихся людей. Охрана канцлера пряталась за машинами и не пострадала, а двух людей Болена сбило с ног. Он сам не упал только потому, что обеими руками вцепился в дерево.