Темный рыцарь Алкмаара - Алексей Чернов

Так что всем пришлось ехать верхом: Цесарея села на свою кобылу, Торм устроился позади следопыта на жеребце Нигеля. Гоар вынужден был уступить свое место во главе отряда монахине: как ни надувался заносчивый рыцарь, но сидеть со сломанной рукой в седле ему было трудновато. Цесарея своей магией попыталась срастить его руку — впрочем, как и раны и ссадины остальных — но Всевышний не откликнулся, а оставшихся у нее магических сил хватило лишь на то, чтобы снять боль. Так что пришлось прибегнуть к банальной немагической медицине — наложить лубок на левую руку заносчивого рыцаря. Чем и занялась Цесарея, пока Ренард зашивал ниткой кожу на руке и боку Даргана и замазывал прорехи остатками состава из флакона. Где не хватило, кожу залили сосновой смолой. Дарган не чувствовал боли и невозмутимо переносил все операции на своем мертвом теле, а вот Гоар ругался и плевался, не в силах терпеть.

— Ты похож на мертвеца, который помер от чумы много дней назад, — сказал следопыт алкмаарцу, заканчивая накладывать стежки.

— Магия смерти — сильная вещь, — заметил Дарган. — Только «Свет души» оберегал меня, но теперь он слишком далеко.

Эмери и Джастин тем временем сложили трупы разбойников и сектантов в одну кучу и закидали ветками: сооружать более солидную могилу не было времени.

— Всех козлоголовых разбойники прикончили? — спросил Ренард.

— Похоже, всех. Даже Ирг погиб, хотя и пожег человек пять, не меньше, — отозвался Эмери. — Вот только Меченого мы не нашли.

— Сбежал? — предположил следопыт.

— Или его сожрала эта тварь? — Эмери покосился на Бешеного.

— Он жрет плоть, а кости выплевывает. Как и одежду. Судя по жвачке из черных капюшонов и плащей, он слопал четыре трупа разбойников, — рассудил следопыт. — Сектантов почему-то не трогал.

— Может, разбойники слаще на вкус, — неестественно хохотнул Эмери.

— Может быть. Но это означает одно: Меченый сбежал, — заметил Ренард.

— Поглядите, что он прихватил с собой… он же вор… с пустыми руками наверняка не ушел… — заметил Дарган.

— Исчезла моя сумка, — сказала Цесарея. — Та, в которой лежали бумаги и золотые монеты…

Опа! У монахини было при себе золото. Отлично. А Дарган экономился на каждом медяке, закупая продовольствие для отряда.

— Да, золото, как всегда, досталось ворам, — по своему обыкновению пошутил Ренард.

— Хорошо, что в сумке… — начала было Цесарея, но не закончила, прикусила губу. — Золота там было совсем немного… — Она попыталась улыбнуться. — И потом… мешочек с травами и бинтами остался при мне.

— Ну, тогда о чем печалиться! — пожал плечами Джастин.

Наконец сильно поредевший отряд тронулся в путь.

Дорогу указывала Цесарея — она ощущала следы темной магии Идразеля, как если бы демонолог отметил свой путь черными точками на камнях и придорожной листве. Но даже этот след то и дело пропадал. Тогда отряд останавливался, и вперед выезжал Дарган. Закрыв глаза, несколько секунд он сидел неподвижно в седле, потом поднимал неповрежденную правую руку и указывал путь — «Свет души» даже на таком расстоянии звал своего хозяина за собой. Впрочем — иначе и быть не могло. Если Дарган еще мог двигаться и сидеть в седле, если он не упал на землю недвижно — то лишь благодаря тонкой нерасторжимой связи с медальоном. Армию нежити двигала вперед магия Мортис, его — свет собственной души. Только героям нет нужды постоянно подпитываться чужой силой, но Дарган был обычным алкмаарцем, медальон и сбереженная в нем душа сделали его равным герою, наделенному собственной волей и собственной силой.

Но с каждым часом силы Даргана таяли. Ему казалось, что чума вновь сжигает его тело, будто он умирает во второй раз, умирает долго и мучительно.

Иногда ему непреодолимо хотелось поднять в воздух коня смерти и устремить в полет — в погоню за демонологом. Один он бы сумел за час-другой догнать предателя. Несколько раз он уже дергал за повод, но всякий раз себя останавливал. Да, настигнуть бы он настиг, а вот справиться с Идразелем — это вряд ли. Пожалуй, сейчас бы Дарган не смог победить даже одного-единственного слабенького сектанта.

— Ну что, я же говорил, что демонолог тебя обманет! — напомнил о своих подозрениях Ренард. Он подъехал к алкмаарцу, и теперь Ветер и Бешеный шли по тропинке голова в голову. — Так и вышло. Странно только, что он так долго хитрил, ждал чего-то и только теперь завладел талисманом.

— Ничего в этом нет странного, — отозвался Дарган. — Меченый уже пытался украсть медальон и сжег при этом руку по локоть. Так что Идразелю пришлось отложить похищение — до тех пор пока он не сплел перчатку из серебряной проволоки. Никто даже не заметил, что он занят рукоделием… ловкач…

— Я заметил, — отозвался едущий впереди Джастин. — Еще спросил его — зачем? А этот тип ответил: чтобы защититься от демонов. Якобы, если держать меч рукой в серебряной перчатке, то можно поразить самого герцога Преисподней. И добавил: это я тебе по секрету сказал.

— Ловкач! — хмыкнул Ренард.

— Мерзавец, — подтвердил Джастин.

— Но все равно ему пришлось дожидаться удачного случая, — заметил Дарган. — Он сильно рисковал. Я ведь мог в любой момент вас освободить и натравить на проклятого.

— Чего ж не освободил-то? — буркнул Гоар.

— Я ничего не подозревал.

— Угу, все мозги в башке сгнили… — Гоар заржал, но тут же скривился от боли.

— Я не зомби, — сухо ответил Дарган.

— А вдруг серебряная перчатка — в самом деле, талисман? — У Эмери загорелись глаза. — Вот здорово, мы же сможем обезглавить так легионы… а меня… на меня… — Эмери задохнулся. — На меня сразу изольется милость Всевышнего, и я превращусь в паладина Империи.

— Ну почему же только в паладина? Сразу в светлого мстителя! — хмыкнул Гоар.

— Можно и в мстителя, — ничуть не смутился Эмери.

— Мне с самого начала показалось странным, что демонолог решил кому-то помочь, — заявил следопыт. — Для проклятого он вел себя слишком по-человечески.

— Но он же человек… — напомнил Дарган. — Хотя нет, он в прошлом не человек, а эльф.

— Неважно, кто он в прошлом. Ныне он — проклятый и служит Бетрезену. Только ему. Я не помню вообще, чтобы кто-то из проклятых предал Падшего. Человек может предать, эльф может предать. Нежить, судя по тебе, может предать, коли обзаведется малой толикой воли.

— Я — предатель? — изумился Дарган.

— А кто же еще?

— Алкмаар я не предавал, а Мортис не присягал. Я просто шел за ними…

Дарган замолчал, нахмурился. Он молчал долго. Просто смотрел вперед — на дорогу, что серой лентой стлалась перед ними, огибая очередной холм.