Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II - Виктор Холенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зашла однажды в редакцию женщина. У неё большая радость: после двадцатилетней разлуки нашёлся сын. В розыске участвовало много советских людей с чуткими сердцами. Как об этом не рассказать читателям! Случай снова звал в дорогу. Виктор только что вернулся из поездки. Но прочь усталость! Сорок километров туда, столько же обратно на попутных машинах. А наутро следующего дня на редакторском столе лежала корреспонденция «Спасибо вам, люди!» В ней рассказывалось об интересной судьбе солдата В. Алексеенко и его матери Раисы Алексеевны Левиной, о человеческой чуткости.
Пришло письмо из Филаретовки: сосед не даёт покоя соседу. А вот жалуются строители: днями простаивают, не вовремя подвозят бетон. Звонят из села: просят навести порядок в магазине. В каждодневной редакционной сутолоке идёт "разнарядка". Районные газетчики намечают маршруты, отправляются в путь. Вместе со всеми начинает новый трудовой день и Виктор Холенко.
О разном приходится писать журналисту. Сегодня его волнует сплав древесины, завтра он будет познавать душевную красоту человека, послезавтра… Кто знает, может быть, позовёт в дорогу новое письмо, кому-то понадобится помощь, добрый совет, и, может быть, родится новый творческий замысел, и тогда снова в дорогу, и, как поётся в песне:
Трое суток шагать,
Трое суток не спать,
Ради нескольких строчек в газете…
Как ни тяжела журналистская доля Виктор Холенко, мой собрат по перу, не согласен поменять её ни на какую другую профессию. Надо же так влюбиться в свою беспокойную профессию, в дело, которому предан!
П. РУБАН, (Соб. корр). 5 мая 1965 года.»
Незамысловато и довольно приукрашено, но всё-таки приятно: ведь далеко не о каждом журналисте районного масштаба так хорошо пишут в «больших» газетах. На моей памяти, например, такого не было вообще ни раньше, ни позже в нашей краевой газете. Но, самое главное, совсем неожиданно для меня и в самый, наверное, нужный момент: после недавнего шока со знаком минус – нате вам, пожалуйста, шок новый, но со знаком плюс. Как говорят у нас в народе: клин клином вышибают…
Правда, несколько позже меня неожиданно осенила и такая мысль: видимо, Пётр Макарович, написавший эту заметку обо мне, грешном, тем самым положил на меня свой глаз в плане перспективного использования меня на работе в его собственной редакции, то бишь «Красное знамя». А случилось это уже в середине лета этого же такого насыщенного года, когда мне неожиданно позвонил заместитель редактора краевой газеты Пётр Иосифович Бобыкин, заведующий в редакции корреспондентской сетью, и предложил от имени «Красного знамени» съездить в Ханкайский район Приморья в качестве спецкора, чтобы сделать там несколько материалов. Мой редактор не стал возражать, я съездил туда в командировку, в Камень-Рыболов, что на берегу большого озера Ханка, и выполнил задание краевой газеты. С того времени я стал постоянным нештатным корреспондентом этой газеты.
Да, той весной я снова заработал в прежнем ритме и с прежним настроением. Писал всё так же много и в самых разных жанрах, порой так смешивая их классические формы, что было очень трудно даже определить, в каком из них именно был написан очередной материал. Помню, как горячо спорили у нас в редакции при моём молчаливом присутствии Мирон Бунин и забежавший в гости Пётр Рубан о том, к какому жанру принадлежит мой материал «Обыкновенный рейс»: что это – репортаж с элементами очерка, или очерк с элементами репортажа? Так и не пришли к общему мнению. А я писал легко и, правда, легко, часто даже не задумываясь о жанровых особенностях своих материалов. Практически получалось всё как-то автоматически, и жанровую форму чаще всего выбирало или, точнее, определяло само конкретное содержание. И, что самое удивительное, меня по-прежнему никто не правил. А это ведь так здорово для каждого журналиста! Вот предлагаю для примера ещё один свой материал, чудом сохранившийся с той ранней поры в моих старых папках:
«НЕУТОМИМЫЙ МУХТАР
Где пасёт Мухтар Абляев? Это не праздный вопрос. Он действительно волновал меня несколько дней тому назад и не только потому, что я мерил шагами вдоль и поперёк поля и луга Курского отделения в поисках стада известного в районе пастуха. Александр Андреевич Василец, осведомившись о цели моего приезда, был, как мне показалось, и обрадован, и несколько озадачен.
– Значит, о Мухтаре нашем решили написать? Стоит. Хороший пастух. В его стаде самый большой среднесуточный привес: этак граммов по 850. Пасёт он нетелей – 75 голов. Как добивается таких высоких привесов, лучше спросить у него самого. Только вот найти его трудновато: угоняет стадо полседьмого утра, а пригоняет поздним вечером…
Александр Андреевич беспомощно разводит руками, как бы говоря, что он бессилен помочь мне чем-либо. Потом добавил:
– Понимаете, ни в каком другом стаде совхоза нет такой упитанности животных. Что ещё характерно: все пасут верхом на конях, а он пешком. Пастухи его промеж себя «колдуном» называют…
Тогда-то я и спросил главного зоотехника, на каких таких особенных лугах пасёт Мухтар Абляев, добиваясь фантастических привесов стада.
– В том-то и дело, что на самых худших, – был ответ. – На хороших мы дойные стада пасём, а что похуже – нетелей и молодняк…
* * *
На ферме мне с сомнительной определённостью показали в сторону Глазовки и Кабарги.
– Или там, или там. – Показал бригадир животноводов в почти противоположные стороны. – Никто другой в этой стороне не пасёт. – И посочувствовал: – Трудненько вам будет найти Мухтара…
Полностью я оценил эту реплику много позже, когда прошагал битый час по полям и лугам в сторону Кабарги и, увешенный репьями, поднялся на невысокую сопочку с геометрическим знаком на вершине. С тоской я окидывал взглядом просторную долину, уже тронутую осенней желтизной. Напрягая зрение, я пытался обнаружить за купами деревьев и кустарников, во множестве разбежавшихся по долине, хотя бы какой-нибудь намёк, говорящий о присутствии стада, но тщетно…
Вдали, там, где белеют строения фермы, на фоне одинокой сопки замечаю какие-то чуть приметные белые точки. Мне даже кажется, что они медленно движутся вдоль подножия сопки, сходятся вместе, исчезают за деревьями и появляются вновь. Стадо!
Снова бреду по сухой траве, скорбно шелестящей под ногами, пробираюсь по кромке водоотводной канавы. Из-под ног огненным факелом выстреливает зазевавшийся фазан и, испуганно хлопая крыльями, исчезает в зарослях ивы. У противоположной кромки поля
