Том 3. Слаще яда - Федор Сологуб

– Молчать, хамка! Молчать!

Увидевши вошедших чужих людей, Евгений, побледневший, запыхавшийся, закричал странно-визгливо:

– Полицию, полицию позовите!

Шаня быстро вскочила с пола и убежала к себе, – одеться и привести себя в порядок. Вслед за нею ушла к себе Варвара Кирилловна, растрепанная и красная.

Евгений показывал всем свои исцарапанные руки и говорил взволнованно:

– Вот, вот, посмотрите! Это – фурия. Она с ножом на нас бросалась, она чуть нас не зарезала.

Среди пришедших слышался неопределенный ропот. Пожилая женщина с суровым лицом, стоя в дверях, говорила негромко:

– Хорошая барышня, простая, добрая. Видно, кровно ее обидели. Зайца мучь, и тот укусит.

Молодой любопытный чиновник осторожно ходил по квартире. Его бледное золотушное лицо заглядывало то в одну дверь, то в другую.

Шаня меж тем наскоро надела первое попавшееся под руку платье и вышла. Она сказала швейцару:

– Послушайте, Федот, зачем вы привели сюда всех этих людей? Евгений повернулся к Шане и закричал визгливым, плачущим голосом:

– Вон! Сейчас же убирайся вон! Обращаясь к швейцару, он неистово кричал:

– Ведите ее вон, сейчас же! Шаня засмеялась.

– Квартира моя, она только записана на имя Евгения Хмарова, да и то недавно.

Евгений бешено кричал:

– Нет, это моя квартира!

– Да ведь я за нее плачу, – отвечала Шаня. Она уже была как-то странно спокойна.

– Никто тебя не просит! – кричал Евгений. Он настойчиво требовал:

– Позовите полицию, – пусть ее выселят из моей квартиры.

– Полиция не может, – сказал швейцар, – надо к мировому.

– Нет, я к градоначальнику пойду, – закричал Евгений. – У меня есть связи, знакомства, я не первый встречный, я – Хмаров, тебя из Петербурга вышлют.

– Хорошо, я уйду, – говорила Шаня, – но возвратите мне мои вещи.

– Какие вещи? – кричал Евгений.

– Да здесь почти все вещи – мои, – сказала Шаня.

Вдруг распахнулась дверь и величественно вошла Варвара Кирилловна. Она сказала:

– Евгений, поедем к градоначальнику. А эти люди пусть уйдут. Швейцар, пусть эти люди уйдут. Катя, проводи.

Евгений пошел переодеваться. Квартира мало-помалу опустела. Скоро Евгений и Варвара Кирилловна куда-то уехали. Шаня ушла к себе, легла на диван и заснула. Спала до тех пор, пока не вошла к ней Катя.

– Барышня, – тихо сказала Катя, – барыня и барин вернулись, и с ними полицейский какой-то. Просят вас выйти.

Шаня молча поднялась, пригладила волосы, надела черные туфли на невысоких каблуках, поглядела на себя в зеркало, подпудрила свои синяки и пошла в гостиную. Лицо ее было сумрачно и как-то странно равнодушно. Ее знобило, она взяла черный вязаный платок и накинула его на плечи.

В гостиной сидел полицейский пристав. Шаня молча кивнула ему головою, села у окна, спиною к свету, и закуталась в платок.

– Извините, сударыня, – сказал пристав Шане, – вот господин Хмаров желает, чтобы вы оставили их квартиру.

Шаня спокойно отвечала:

– За квартиру я все время платила. Сначала она была на мое имя снята, потом уж второй контракт на его имя сделали.

– Никто ее не просит платить, – дрожащим голосом сказал Евгений.

– Мы сами будем платить, – важно сказала Варвара Кирилловна.

– Да хорошо, что спорить, – тихо говорила Шаня. – Вот найду другую квартиру и перееду. Только здесь многие вещи мои.

– Вам угодно указать ваши вещи? – спросил пристав. – Мы можем составить опись ваших вещей и выделить их.

Начали делить обстановку и все имущество. Из-за каждой вещи поднимались бесконечные споры. Варвара Кирилловна мелочно и скупо отстаивала каждую вещь, уверяя, что она куплена на деньги Евгения. Шаня чаще уступала и только спорила яростно из-за вещей, дорогих ей по воспоминанию.

Когда опись была составлена, позвали дворника и все Шанины вещи сложили в кухне. Варвара Кирилловна потребовала, чтобы Шаня ходила по черному ходу. Парадный ход оставлен был Хмаровым.

Пристав собрался уже уходить. Варвара Кирилловна остановила его и сказала:

– У нее визитные карточки с фамилиею моего сына. Она выдает себя за его жену. Потрудитесь отобрать.

Пристав посмотрел на Шаню строго и спросил:

– Где же они? Потрудитесь показать.

– Хорошо, сейчас я принесу, – спокойно сказала Шаня.

Она пошла в свою комнату. Варвара Кирилловна двинулась за нею. Шаня оглянулась на нее и холодно сказала:

– Ведь я вам сказала, что сейчас вынесу.

Варвара Кирилловна остановилась. Шаня вошла к себе. Вынула из письменного стола пачку заказанных в Крутогорске карточек и из них штуки две сунула себе за ворот. Варвара Кирилловна меж тем подкралась к ее дверям и подсматривала.

Шаня вернулась в гостиную и молча подала карточки приставу. Вслед за нею вошла таившаяся в коридоре Варвара Кирилловна и закричала:

– Она сунула себе за лиф несколько карточек. Отберите, пожалуйста, и эти.

Шаня опасливо запахнула на груди платок. Пристав глянул на ее бледное, испуганное лицо. Ему стало жаль Шаню. Он сказал:

– Вам показалось, сударыня. Варвара Кирилловна закричала на Шаню:

– Отдай, Александра! Сейчас же отдай! Я тебе приказываю отдать! Я тебе запрещаю оставлять у себя имя моего сына!

Шаня молча стояла, прижавшись к косяку двери, придерживая обеими руками платок. В свете недавно зажженных ламп странно и жалко синели и желтели на ее лице пятна, следы недавних побоев. Варвара Кирилловна, выкрикивая бранные слова, бросилась на Шаню отнимать карточки. Схватила Шаню за ворот.

Пристав остановил ее.

– Сударыня, так нельзя. Они отдали карточки, больше у них ничего не осталось. Раз что они отдали добровольно, у нас нет основания не верить их заявлению.

Дня за два до этого скандала был срок месячного платежа за квартиру. Поэтому утром, когда все еще были дома, пришел старший дворник. Как всегда, Катя сказала Шане:

– Старший дворник с контрактом пришел, спрашивает, можно ли получить.

Шаня сказала было привычное:

– Пусть войдет.

И уже взялась за ключ ящика в письменном столе, где лежали ее деньги, но вспомнила: «Да ведь меня из этой квартиры гонят».

И сказала Шаня:

– Катя, скажите барину. Пусть они платят.

Катя отправилась в столовую. Там сидели Евгений и Варвара Кирилловна и чинно совершали обряд своего первого завтрака. Варвара Кирилловна пила кофе со сливками и ела нарезанный тонкими ломтиками и поджаренный с тертым сыром белый хлеб. Евгений пил чай и ел с сепиком мед, – привык к нему в Швейцарии. Катя сказала:

– Барин, старший дворник пришел. За квартиру требует. Евгений визгливо закричал:

– Что ты ко мне лезешь! Ведь ты знаешь, что она за квартиру платит!

– Барышня к вам послали, – говорила Катя.

– Какая нахалка! – воскликнула Варвара Кирилловна.

– Вот еще! – пожимая плечьми, говорил Евгений. – Она ведь нанимала эту берлогу, пусть она и платит. У меня сейчас нет денег. Пусть она платит, – ведь она здесь жила.

– Конечно, – поддакивала Варвара Кирилловна, – раз что она здесь жила, то, понятно, что она обязана и платить.

Катя, ухмыляясь, вышла из комнаты. Отправилась к Шане.

– Барышня, барин говорит о квартире, чтобы вы за нее платили, а они не хотят, и у них сейчас денег нет.

Шаня захохотала. Закричала:

– Ах, я, я плачу. Да, я плачу. Я за все плачу. Если им есть нечего, – я плачу. За все я плачу.

Крик ее перешел в истерический вопль. В столовой услышали его. Переглядывались, пожимали плечами и говорили:

– Опять скандалит!

– Хамка!

Евгений сказал злобно:

– Если она не замолчит, я пойду и заткну ей глотку.

Катя побежала за водою. Шаня посмотрела на рыжебородого дворника, который ухмылялся на пороге, и сделала над собою усилие, чтобы удержаться от крика и от слез. Она вынула из ящика сумочку и достала из нее свой кошелек.

Дворник сказал дипломатично:

– Мы бы разве сами пошли! А все дело потому, что управляющий требует, так как нам никак тоже невозможно. Вишь ты ведь дело-то какое! Вы, барышня, плюньте, ну его, – лучше найдете. Что в нем хорошего? Одно слово – шантрапа!

Шаня истерически хохотала, повторяя:

– Шантрапа!

Дворник, ухмыляясь, говорил:

– Известно, шантрапа. Да и что вам, барышня, в нем? Вишь он лядащий да неладный какой!

Шаня хохотала неудержимо. Из глаз ее полились слезы. Она отвернулась к окну.

Дворник говорил, ухмыляясь:

– Так-то лучше, барышня. Лучше смеяться, чем плакать. Катя в это время вошла со стаканом воды. Она сердито сказала дворнику:

– А ты бы лучше помолчал.

Дворник сообразил, что барышня не в себе. Он смущенно сказал:

– Да я что ж…