Маг в законе - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отлично.
Интересно другое: откуда, из каких кадетских корпусов поступают в училище эти молодые люди, будущие облавники? Во всяком случае, ты ничего о таких корпусах не слышала. И была не слишком уверена, что это вообще корпуса, причем кадетские.
Третий... ах, как летит время! — скоро четвертый год ты наблюдаешь их вплотную: облав-юнкеров, «щеглов» с первого курса и «портупей-вахмистров» с курса второго, если пользоваться училищным сленгом. Разных; и в то же время — одинаковых по сути. Высокие, сильные, с хорошо развитыми телами, отчего юноши больше кажутся мужчинами, настоящими мужчинами, у которых по недомыслию природы и попущению Божьему плохо растут усы с бородой. Спокойные, слишком бесстрастные для людей их возраста, облав-юнкера никогда не ссорились между собой, крайне редко попадали в карцер, — и даже традиционный, веками взлелеянный обряд «цукания» старшекурсниками младших здесь не прижился.
Поначалу что-то такое всегда наклевывалось, еле-еле дымилось и угасало само собой без видимых причин. Кстати, на твой вопрос «Почему?» Джандиери (помнишь?..) лишь растянул губы в улыбке.
Столь же похожей на настоящую улыбку, как похожи были здешние облав-юнкера на своих сверстников, юношей из хороших семейств, или даже на молодых кавалеристов Чугуевского военного поселения.
И еще: они вызывали у тебя симпатию.
Не по годам сдержанные в проявлении эмоций, они нравились тебе. Чувство, удивительное для экс-каторжанки, мага в законе. Может быть, это потому, что у тебя нет своих детей — да, Княгиня?
Все может быть.
— К обеду распогодится... как полагаешь, милочка?
— Да. Кетеван, ты скоро?
— Заканчиваю, тхавади.
Поначалу думалось: ничего особенного. Даже мысль: «Из таких, не попади они в училище, вышли бы славные крестники...» — даже эта тихая, вполне обычная мыслишка выглядела как есть, тихой и обычной. Что с тобой, Княгиня?! Почему из темных глубин все чаще всплывает былой разговор с Феденькой? стакан перед лицом твоим? слова простые, всей жизнью выношенные?!
Почему?!
Боишься?!
— ...ты сейчас на меня сквозь стекло глядел, а другие — они на тебя, как на стекло, смотрят. И видят за Федькой-стеклом — меня. Старую, злую; умную. Жизнью битую. Разную. Просто они слепые...
Хочешь, я подскажу тебе, Княгиня: кто видится тебе за Федькой-Феденькой?!
Кто — через кривое стекло облав-юнкеров?..
Не хочешь?
II. ДРУЦ-ЛОШАДНИК или НЕПРАВИЛЬНЫЙ РОМ
Глаза твои пусть прямо смотрят,
и ресницы твои да направлены будут прямо пред тобою.
Книга притчей СоломоновыхВсей дороги от училища к дому — минут пять-семь. Ну, десять, ежели от самых конюшен считать, наискось мимо манежа. Опять же, без спешки: задержаться в умывальне, ополоснуться с душой, до пояса, переодеться в цивильное... или лучше сказать — в домашнее? И так ведь не в мундире ходишь. На фига попу гармонь, а конюху — мундир, пусть даже зовется он не конюхом, а «старшим смотрителем конюшен»?
Ты и не спешил.
Никуда.
Раньше и не подумал бы мыться-переодеваться — чай, не барин! Так бы и подался хоть на гулянку, хоть «на дело»; а притомился — здесь же и отдохнуть прилег бы, на соломке.
Было — сплыло.
Другим ты стал, баро, ай, совсем другим, будто уж и не ром вовсе, не маг в законе, не Валет Пиковый! А верно подмечено: и закон тебе не писан, и кудри ромские в парикмахерской месье Жиля обстрижены; разве что Валетом — остался. Это на всю жизнь, до краешка смертного. Думал ли раньше, гадал ли, каким боком жизнь эта самая обернется?
Не думал, не гадал, баро. И сейчас не гадаешь: пустое это дело, даже для козырного бродяги — самому на себя гадать, если только не «видок» ты. Да и «видоку» не все видно... Гадать не гадаешь, зато думать — думаешь.
Так ведь, Друц, душа непутевая?
Все так, все верно. Отродясь столько не думал, сколько сейчас. Стареешь, должно быть. Вон, и домом на старости лет обзавелся. Виданное ли дело: дом у таборного рома?
Ан, выходит, бывает, что и дуб кивает...
* * *— Завтра у «щеглов» из второй роты пробная выездка. Как, Ефрем Иваныч? — покажешь джигитовку, тряхнешь стариной?
— Отчего ж не показать, Илларион Федотыч? — обернулся ты навстречу пожилому вахмистру, как всегда неслышно подошедшему сзади. Вернее, это вахмистр полагал, что неслышно; и ты не разубеждал его. — Когда выездка-то? Как обычно, в девять?
— В девять. Только ты гляди, Иваныч, рупь-за-два, без этих твоих... Без конфузиев, значит. Как в тот раз... Чтоб не увлекался, значит.
— Обижаешь, Федотыч, — с вахмистром ты давно был на короткой ноге. И звал его по-свойски, зачастую без труднопроизносимого «Иллариона», просто «Федотычем», взамен уставнго «ваше рвение». Надо сказать, что и сами училищные дядьки-наставники уставного обращения не любили. — Да ведь и ты рядом будешь. Одернешь, ежели что?
— Одерну. Только пока я тебя, кучерявого, дергать кинусь... Постарайся, рупь-за-два? «Щеглы» ведь, они «щеглы» и есть, желторотики! Пока разберемся: у кого нюх, у кого глаз, у кого хватка... ну, ты меня понял...
Морщинистое лицо Федотыча съежилось печеной картошкой; он оглушительно чихнул, трижды перекрестив рот.
Чтобы бес не влетел.
По сей день тебя мучили сомнения: есть ли у вахмистра допуск к спискам негласных сотрудников. Намекает ли? знает ли, с кем имеет дело? просто делится сомнениями?! Федотыч был не из «нюхачей», не из старших преподавателей, но служака опытный, тертый жизнью, у таких не в звании счастье, не в чине дело.
Может, и знает, да виду не подает.
Бросает тихую натырку: «Пока разберемся, у кого нюх... ну, ты меня понял...» А если не понял ты его, значит, не понял. Бранить начальство не станет — прямой команды не поступало; а вахмистрова блажь с ходу учинить «щеглам» двойную проверку...
Или ты все-таки лишнее заподозрил?!
— Буду стараться, Федотыч. Ну, бывай, до завтра.
— До завтра, Иваныч.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХПри первом, мимолетном взгляде глаза вахмистра Федотыча похожи на оловянные пуговицы. И при втором — тоже. Но вы не поленитесь, взгляните в третий раз:
...пристань.
Не какие-нибудь там покосившиеся рыбачьи мостки, хотя, конечно, и не каменный причал для морских судов. Речная пристань в тихой затоке — старая, надежная, крепкая. У пристани баркас покачивается. Краска на баркасе выцвела, облупилась, названия не разобрать, но по всему видать — справная посудина, проверенная.
Еще послужит хозяевам.
* * *Дожил, каторжник беглый?! «Рад стараться!» — вахмистры по отчеству кличут, кочевать бросил, обстоятельным человеком стал, мещанского сословия! Степенный, неторопливый... набожный даже. Ты приложил ладонь к груди, нащупал под рубахой нательный крестик. Уж года полтора, как окрестился — а до сих пор привыкнуть не можешь, ром гулящий!
Шиш вам — гулящий!
Оседлый.
И не «Драда-ну-да-най!», а честно-благородно: «Ехал казак за Дунай...»
Ты направился к воротам: мимо тщательно выметенного плаца, турников, лесенок, гимнастического бревна, мимо серого трехэтажного корпуса администрации. Открывая врезанную в стену калитку из узорчатого чугуна, привычно махнул рукой выглянувшему в окошко знакомцу-караульному — бывай, мол!
Вышел на улицу.
Вот и закончился еще один день. Брат вчерашнего, сват завтрашнего... Брат? сват?! Врешь ты себе, баро; сам знаешь, что врешь. Вроде бы по кругу ходишь, на привязи: лица, стены, конюшни, конюхи, лошади, за которыми нужен твой наметанный глаз (а за людьми вдвое того!) — и все равно каждый день что-то, да меняется.
Не вокруг. В тебе самом.
В таборе — наоборот. Шум, гомон, разноцветный водоворот красок, звуков, запахов, новые лица, новые дороги, новые города; вот только сам ты остаешься прежним. Друцем-лошадником, лихим ромом, магом в законе. В тридцать лет, в сорок, в пятьдесят — пока не сдохнешь на обочине, в канаве. Сколько ты коней свел на своем веку, Друц? Пожалуй, добрый табун наберется. А счастья-ума ни украсть, ни нажить так и не сумел.
Не пора ли остепениться?
Спасибо Шалве Теймуразовичу: остепенил. Счастья от этого, ясное дело, не прибавилось (хотя жив остался, грех Бога гневить!) — зато умишко понемногу наживать стал. Выходит, в пояс надо кланяться ихней светлости господину Циклопу; а земной поклон — отцу Георгию, епархиальному обер-старцу при училище.
С отцом Георгием вы сошлись на удивление быстро. Впрочем, были на то свои причины, о которых не всякому знать надобно...