Упражнения - Иэн Макьюэн

опасность, то она была слишком безопасная. В те дни он редко покидал Лондон. А чем занимались представители его поколения? Он не покинул дом, чтобы привлечь внимание общественности к осаде Сараево и зверствам войны, как это сделала отважная Сьюзен Зонтаг, поставив «В ожидании Годо» в Национальном театре Сербии[113].

Они с Дафной решили съехаться. Все четыре ребенка прыгали от радости. Питер, перебравшийся в Борнмут в запущенную квартирку на побережье, где он теперь жил с новой подругой, не возражал, что Роланд будет жить с его брошенной женой. Роланд подозревал, что Питер иногда поднимал руку на Дафну, но та не хотела об этом говорить. Оказалось, что они с Питером, в годы юности взбунтовавшись против условностей общества, не были формально женаты. Что бы между ними ни произошло, буря, спровоцировавшая их расставание, уже давно стихла. От этого снаряда Роланду и Алисе удалось увернуться. Он просто подписал подготовленные немецким и английским юристами документы, которые оплатила Алиса. Теперь, когда он соединился с Дафной, план дальнейших действий был ясен. Найти большой дом с садом, где Лоуренс, его лучший друг Джеральд и обе девчонки, Грета и Нэнси, были бы счастливы и чувствовали полную свободу. Роланд рассчитывал на организаторские таланты Дафны. Они долгое время доверяли друг другу свои секреты, теперь стали любовниками. Начало их отношений было чудесным, потом наступило недолгое охлаждение, и вот снова все было хорошо. Или вполне хорошо. Но он наконец осознал, что свободы нет нигде за пределами оборонительных насыпей вокруг лагеря Гурджи и что после умопомрачительного оргазма его вовсе не обязательно ждет новый, куда лучше прежнего.

До пятидесятилетнего юбилея ему оставалось чуть больше трех лет. Тем, кого он учил играть в теннис, было за тридцать, и в основном они вполне прилично владели ракеткой и обожали «гасить» мяч. Проведя по многу часов на корте, он замечал, как у него начинали ныть бедра и правое плечо пронзали, как будто удар током, болевые спазмы. Он проверил сердце, у него выявилась небольшая аритмия, но ничего серьезного. По совету врача он согласился на обследование полости толстой кишки на предмет полипов – и пока никаких признаков не обнаружили. Процедура колоноскопии была, прямо сказать, унизительной, но ему дали таблетку фентанила, напомнившую ему старые добрые деньки. Впервые в жизни серьезно задумавшись о своем здоровье и о неизбежном дряхлении, он укрепился в убеждении, что пришла пора по-другому организовать свое существование. Ему было поздно ехать в Сараево. Возникшее в его воображении будущее выглядело солидным, безопасным, благоприятным, упорядоченным, и наконец он, после многих проволочек и возражений, готов был в него шагнуть.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как они с энтузиазмом решили съехаться. Но Дафна работала по пятьдесят четыре часа в неделю и воспитывала троих детей. У нее часто менялись няни. Рынок жилья, увы, съеживался. Ее небольшая жилищная компания не могла удовлетворить гигантский спрос на недорогие съемные дома в Лондоне. Рабочие часы Роланда размазывались на весь день, но в половине четвертого он, как штык, должен был стоять у ворот начальной школы. За полгода они рассмотрели одиннадцать вариантов, но все предложенные им дома или оказывались лачугами, или сдавались по неподъемной цене, или были тем и другим. Пока что они обитали в двух домишках в Клэпхеме.

«Эпиталамиум кардз» не потерпела крах – ее продали крупному концерну за сумму, которую Роланд так и не узнал. Скоро он должен был получить все, что компания ему задолжала, уклончиво успокаивал его Оливер Морган на протяжении четырех лет. Нужно было только утрясти кое-какие юридические и финансовые проблемы. Ему не о чем беспокоиться – ведь капитализация его доли все это время росла. А его переработанные стихи по случаю дней рождения и поминок теперь продавались повсеместно корпорацией куда более крупной, чем «Холлмарк». Давным-давно, в школе, он начал читать одну книгу из обязательного списка – «Гаврского нотариуса» Жоржа Дюамеля, но ему хватило и нескольких страниц, чтобы уловить основную идею. Нуждающаяся семья ждет большое наследство. Вот-вот им на голову должно упасть несметное богатство. Но несбывшаяся надежда медленно уничтожала бедняков. Деньги так и не поступили. Или, может быть, поступили. Он прочитал не слишком много, чтобы это узнать. Но сюжет был поучительный.

Он по несколько недель даже не вспоминал об этом долге. Он был слишком занят и полагал, что обладает большей стойкостью, чем семья из Гавра. Но иногда, просыпаясь задолго до рассвета, бессонными часами пытался найти причину задержки. И ему на ум приходили ободряющие слова Моргана из их последнего по времени разговора. Роланд, будь терпеливым. Верь мне. Лежа в темноте на спине, он словно был зрителем разворачивавшихся драм – сочиненных и разыгранных неизвестно кем. Он не был виноват в том, что какие-то нанятые бандюганы из Ист-Энда выволокли Оливера Моргана из его машины и отвезли на заброшенный беконный завод в Ипсвиче, где вскоре он и какие-то шишки из «Крейзикардз инкорпорейтед», голые, болтались вверх ногами на цепях с крючьями, вонзившимися им в лодыжки, и эти цепи свисали с конвейерной ленты, которая двигалась вместе с ними к стальным дверям гигантской доменной печи. При их приближении двери распахивались, и из печи с ревом вырывался язык белого пламени, вздымавшийся на шестиметровую высоту. Узники извивались на своих цепях и визжали, как свиньи, моля о пощаде. Все было похоже на то, что Оливер окажется в печи первым. Настала пора Роланду вмешаться, остановить конвейер. Он говорил на ухо висевшему вниз головой Оливеру. Он выдвигал некоторые условия. Как скоро деньги окажутся у него в руках? Но теперь ему стало жарко лежать на смятой простыне, а шумно бившееся сердце не давало ему уснуть.

В первые дни, когда старинные друзья стали любовниками, Дафна изложила ему свою теорию порядка в доме. Центром современного дома являлась не большая гостиная, не малая гостиная и не кабинет отца семейства. Им была кухня, а сердцем кухни – стол. За этим столом дети обучались азам приличных манер, включая неписаные правила беседы, поведения в обществе, за столом дети все время упражнялись в ритмах и ритуалах приема пищи и начинали воспринимать как нечто само собой разумеющееся свои простейшие обязанности, например, помогая убирать посуду со стола. Здесь была открытая площадка, вокруг которой собирались друзья побеседовать и выпить, покуда хозяйка была занята приготовлением ужина. Но почему-то за твоим столом, упрекнула она его, все вынуждены тесниться, сдвигаясь к одному краю, потому что почти все пространство стола занимает гора мусора. А ведь под этой жуткой горой скрывается уютная сосновая столешница. Очисти стол, и ты увидишь, как это благотворно скажется на всем облике дома. На расчистку стола у него ушло два выходных. Большую часть горы мусора он выбросил, остальное рассовал по дому. Она была не права, никакого благотворного воздействия на облик комнат это не оказало, но вид кухни существенно улучшился. Как новообращенный адепт домашнего порядка, Роланд прилагал немало усилий, чтобы содержать стол в чистоте. Стол превратился в своего рода домашний очаг. Даже Лоуренс это приметил.

Вокруг этого стола в течение всего 1995 года не раз собирались друзья. За ним одновременно могли втиснуться десять человек. В те дни, когда Дафна работала не допоздна, она заезжала в полдесятого. Ее девчонки занимали свободную комнату Роланда, а Джеральд подселялся к Лоуренсу. Роланд обладал скромными кулинарными навыками и амбициями. Собственно, у него было одно меню: бараньи отбивные, жареная картошка, зеленый салат. Чтобы накормить ужином десятерых, он мог бы пожарить сорок отбивных. Они мало влияли на сумму его задолженности перед банком. Вино приносили с собой гости. Они представляли собой непостоянную, разношерстную группу. Многие работали в государственном секторе – учителями, чиновниками, врачами. Джо Коппингер приходил с Софией – врачом, на которой собирался жениться. Были среди гостей изготовитель виолончелей, владелец несетевого книжного магазинчика, строитель и профессиональный игрок в бридж. Их средний возраст составлял сорок пять лет. Большинство из них имели детей, никто не был богат, хотя все