Любовник ее высочества - Хейвуд Смит

Совсем недалеко, у самого края утеса, она заметила заросли кустов. Сочные ягоды оттягивали низкие ветки. А Жак не говорил, что на краю утеса есть ягоды! Энни осторожно подобралась к кустам. Земля под ногами казалась твердой, но ей хотелось подойти еще ближе, чтобы заглянуть вниз.

Еще пару шагов вперед – сердце колотится почти так же громко, как морской прибой, – и она осторожно взглянула вниз. Из скалы выступала широкая площадка. Другой выступ, поуже. Встав на него, она благополучно дотянется до кустов и наполнит свою корзинку.

Спустя час ее корзина была полна ягодами, которых хватило бы и на два пирога, и она уже почти забыла, кто она и где находится, как неожиданно две руки в черных перчатках вцепились в ее предплечье и резко дернули ее назад.

Святой отец! Сюзанна была права. Люди Мазарини нашли меня!

Неистово борясь, чтобы высвободиться, Энни зарылась пятками в землю, но нападавший тянул ее с почти нечеловеческой силой. Наконец он остановился, она обернулась и оказалась лицом к лицу с запыхавшимся, разъяренным Филиппом.

Он кричал:

– Что вы тут делаете, так близко к краю? Вы что, сошли с ума? Вы не знаете, что эти утесы высотой в тысячу футов?

Чувство явного облегчения немедленно сменилось у Энни вспышкой гнева. Она вырвала левую руку, рассыпав большую часть ягод из корзины.

– Святые угодники, Филипп! Вы напугали меня до полусмерти!

Вместо того чтобы отпустить ее, Филипп рванул ее ближе к себе, складки возле его рта стали еще глубже.

– А где Сюзанна?

Она вызывающе посмотрела ему прямо в лицо.

– У нее была работа, так что я приказала ей остаться дома. Я, прежде чем отважилась открыто выйти, удостоверилась, что вокруг никого нет. Я – взрослая женщина, Филипп, и вполне в состоянии собрать немного ягод самостоятельно. – Ее глаза сузились. – Или вы намерены держать меня остаток жизни под присмотром?

Филипп прорычал:

– Вам нужна охрана. Если бы я оказался одним из людей Мазарини, вы бы сейчас сидели в мешке на дне повозки, и вас везли бы пытать в Париж. – Он жестко смотрел на нее, ветер трепал темные волосы вокруг его лица.

Она не отвела взгляд, но от того, что она увидела в его глазах огонек желания, спрятанный под маской гнева, у нее перехватило дыхание.

Все ее томление, которое она пыталась подавить в себе, вырвалось из-под контроля. Она обвила руками его шею и поцеловала его долгим и жадным поцелуем. Он был таким сильным, вкус его губ таким сладким.

На секунду Филипп замер. Затем он обнял ее, приподнял и прижал к себе. В этот момент ничего не существовало. Ни прошлого, ни будущего, ни вопросов, ни ответов.

Она не отрывалась, пока не ослабла от нехватки воздуха. Только тогда она отпустила его. Она приникла к его плечу, ее волосы щекотали его подбородок. Она слышала неровный стук его сердца, столь же сильный и неистовый, как и у нее. И он стоял, как каменный, тело его подобралось от напряжения. Или от гнева?

Эта мысль привела ее в чувство. О святые небеса, что она наделала? В одном необдуманном порыве она поставила на карту все доверие, возникшее между ними. Ей не перенести, если она снова все разрушила.

Энни боялась взглянуть в лицо мужу. Все еще прижатая к нему, она прильнула головой к его груди, продлевая ощущение близости.

Он никак не отозвался. Энни вздохнула и попыталась высвободиться, от ветра ее голос охрип:

– А теперь нам надо возвращаться.

Левая рука Филиппа напряглась, прижимая ее с такой силой, что она едва могла вздохнуть. Правая рука, скользнув по ее шее, решительно сжала ее подбородок, вынуждая посмотреть вверх. Ее глаза встретились с пронзительным взглядом сверкающих голубых глаз Филиппа.

– Нет. – Его дыхание было жарким, его хватка – столь мощной, что она поняла, он так же легко может сломать ей шею, как ребенок – веточку. Но он не причинил ей боли. Он просто смотрел в ее глаза. На его лице отражались нежность и страсть, замешательство и удивление, отчаяние и уязвимость. Он срывающимся голосом прошептал: – Мы никогда не будем возвращаться. Пойдем только вперед.

Он поцеловал ее вновь, пронзительно-обжигающим поцелуем, который грозил свести ее с ума. Закрыв глаза, она наслаждалась страстной настойчивостью его губ.

Потом внезапно железная хватка его объятий пропала. Энни открыла глаза и увидела, что Филипп садится верхом на Балтуса, приподнимается в седле, окидывая ее странным, вызывающим взглядом полуприкрытых глаз.

Он кивнул на пустую корзину, висящую у нее на руке, и озорно улыбнулся.

– Придется вам остаться и собрать ягоды. У меня вдруг появилось огромное желание поесть пирога. – Он, пришпорив Балтуса, промчался через плато и исчез в ущелье.

Энни глядела ему вслед. В ней медленно пробуждалась надежда. Их поцелуй навсегда разрушил иллюзию. Они не смогут удержать свои отношения в искусно ограниченных рамках, которые установил Филипп. Теперь это стало ясно им обоим.

Улыбаясь, она прикоснулась к своим губам. Если она не ошибается, сегодня они с Филиппом разделят нечто большее, чем пирог с ягодами.

29

Энни, что-то напевая себе под нос, влетела с корзиной, полной ягод, во дворик, но при виде повозки во дворе мелодия замерла на ее губах. Сюзанна уже давно говорила, что когда-нибудь этого следует ждать. Жак заводил в сарай Балтуса. Он коротко кивнул Энни и отвел глаза.

– Что-то случилось?

Не успел Жак ответить, как вмешался Филипп.

– А вот и вы! – Энни обернулась и увидела, что он выходит из кухни. – Я уже собирался идти за вами. – Он забрал у нее корзину и повел Энни в дом. Понизив голос, он сказал: – Пойдемте. Нам надо поговорить.

В кухне Сюзанна с Мари суетливо собирали еду, но оторвались от дела, когда вошла Энни. На столе лежали раскрытые сумки. Значит, он куда-то уезжает. Ее грудь болезненно сжалась. Вслед за ним она пошла в свою спальню.

Он прикрыл за ними дверь и повернулся к ней.

– Когда Жак пришел в деревню пополнить припасы, на площади к нему подошел священник и спросил, не видел ли он поблизости каких-нибудь приезжих.

В ее груди сердце тревожно екнуло.

– И что?

– Жак отрицательно покачал головой, но священник продолжал. Он сказал, что в монастыре Сен-Кур в Провансе для приезжего из Парижа есть письмо.

Энни почувствовала, как кровь стынет в жилах.

– Если этот священник знает, кто мы такие, рано или поздно об этом станет известно и Мазарини.

Филипп заходил по комнате.

– Не обязательно. Если бы священник хотел найти нас и донести кардиналу, зачем ему говорить с Жаком? Почему бы просто не выследить нас?

– Может быть, кто-то пытается связаться с нами. Но кто?

– Это может быть кто угодно. Никто из нас не делал секрета из вашего прошлого. – Он погладил подбородок. – Настораживает, что он из этого монастыря.