Время Волка - Юлия Александровна Волкодав

тогда понял смысл поговорки «И вместе невозможно, и врозь никак», она наилучшим образом характеризовала их отношения. Его тянуло к Настасье с непреодолимой силой, он был готов срываться в Петербург каждый раз, когда выдавался хотя бы один свободный день между концертами. Иногда летал из Москвы, но чаще — с гастролей. Если тур по Осетии длился пять дней, Натали он сообщал, что семь или восемь, и из Нальчика нёсся в Питер. Он уже выяснил, что семьи у Насти нет, она живёт одна где-то на Лиговке. К себе она никогда не приглашала, и даже точный номер дома он не знал, если приезжал за ней на машине, Настя выходила из двора-колодца, общего для четырёх домов. А вот чем она занимается, выяснить так и не удалось. От любой материальной помощи она отказывалась, поначалу даже пыталась платить за себя в ресторане, пока Волк не взбунтовался, так что они в очередной раз поссорились. Потом, правда, смирилась, и счета оплачивал он. Настасья поначалу настороженно принимала и его подарки, могла даже вернуть, если вещь ей не нравилась. Но главное, она никогда не давала ему почувствовать, что стала покорённой вершиной.

Леонид Витальевич исхитрялся выкроить три дня, прилетал с радостной новостью, планировал поездку в Петергоф, радовался возможности подольше побыть с любимой и рассчитывал на взаимность. День они наслаждались друг другом, утоляя голод, день отдыхали от проведённого марафона, предаваясь более спокойным занятиям. Волку очень нравилось, как Настасья делает массаж, а ещё он обычно снимал номер люкс с огромной джакузи, и они могли часами лежать в тёплой воде с ароматной пеной, потягивая шампанское, которое он не любил, но вместе с Настей пил в охотку. И вот наступал третий день, когда он собирался везти её в Петергоф, но Настя вдруг заявляла, что у неё дела, а ему пора и честь знать, и вообще она Петергоф недолюбливает. Вот Царское село — да, другое дело.

Случалось, они ссорились по совершенно глупым поводам. Там, где Натали промолчала бы, равнодушно пожав плечами, Настя могла вскипеть. Её раздражала работа Волка, точнее, его рассказы об эстраде, о закулисных интригах и всей внутренней кухне. Сто раз он обещал себе не заводить с Настей разговоров о работе, но работа занимала бо́льшую часть его жизни, не оставляя времени на книги и фильмы, которые любила Настя, не говоря уже про архитектуру и эзотерику, которые были так же далеки от Волка, как высшая математика и органическая химия. И он неизбежно начинал рассказывать, что опять натворил Кигель и какое отвратительное интервью дала Зайцева. Смешно, но именно из-за Кигеля они однажды поссорились на месяц! Волк щёлкал пультом, лёжа перед телевизором, и не успел переключить канал, по которому шёл концерт. Мелькнуло лицо Кигеля, он пел что-то лиричное, про любовь и весну.

— Хороший певец, — заметила Настасья.

Она уютно устроилась у него на груди, волосы цвета топлёного молока разметались по подушке. Они только полчаса назад закончили «короткую программу», с которой обычно начиналось свидание после долгой разлуки, и теперь Леонид Витальевич набирался сил перед программой произвольной, более долгой и изощрённой. И ему совершенно не хотелось спорить, поэтому он миролюбиво согласился:

— Неплохой. Только человек говно.

Он имел все основания так считать. Между ними с Андреем за прошедшие десятилетия чего только не было. Впрочем, и Волк ангелом не был. За ту статью в «Правде», после которой его на год отлучили от эфира, мстить не стал, но при случае не упускал возможности сказать какую-нибудь колкость в адрес коллеги и на концертах, и перед журналистами. Хотя Андрей неоднократно клялся и божился, что никогда ничего порочащего Волка не писал.

А Настя вдруг завелась:

— Ты дурак! Ты копишь в себе обиды и портишь собственную карму! От того, что ты ненавидишь Кигеля, ему ни тепло, ни холодно, чихать он на тебя хотел. Плохо тебе, ведь ты о нём думаешь, переживаешь, говоришь гадости. При чём тут какой он человек? Я сказала, что он замечательно поёт, у него приятный голос.

Тут уже завёлся Волк. К тому моменту на эстраде их всего-то осталось трое певцов из старой гвардии. И каждый, простояв больше тридцати лет на сцене, считал себя номером один, привык к тому, что мир крутится вокруг него, привык к уважению и статусу мэтра. И на упоминания о двух других реагировал весьма болезненно.

— Голос приятный? Да он не тянет уже ни черта! И музыкальности у него ноль! Учит по памяти, а без музыки тебе двух нот правильно не споёт!

— Не нужно унижать других, чтобы поднять собственный авторитет! — парировала Настасья — она уже не лежала у него на груди, а сидела, отодвинувшись на другой край постели и завернувшись в простыню. — Кичишься своим музыкальным образованием и считаешь, что остальные тебе в подмётки не годятся? Да ты просто завидуешь его выносливости!

Было обидно, тем более что выносливости Кигеля Леонид Витальевич и правда завидовал. Он и в молодости-то мучился со своим нежным горлом, а сейчас так вообще его певческая деятельность превратилась в сплошные компромиссы: где-то использовал «плюс», где-то смешивал живой звук и фонограмму, где-то аккомпанировал себе сам, на ходу импровизируя, переделывая музыку под возможности голоса.

Но больше всего Волк обиделся, что Настя, его Настя защищает какого-то Кигеля, которого знать не знает. По мнению Леонида Витальевича, окружающие его люди всегда должны быть на его стороне. Он привык, что Ленуся, Борька, Полина да даже Натали будут соглашаться с ним, пусть он и неправ. Ну ладно, Борька может поспорить, но не по таким принципиальным поводам, как отношения с Кигелем!

И они поругались, совершенно глупо, на ровном месте. И не разговаривали месяц, и он не звонил и работал, как каторжный, лишь бы не думать о Настасье. А потом не выдержал и снова сорвался в Петербург с цветами и подарками. Кажется, как раз тогда он ей подарил камею, которую она так полюбила.

И вот прошло уже пять… или семь?.. Не важно! Много лет прошло, а их роман продолжался. Ему надоело мотаться по гостиницам, и он купил в Петербурге квартиру. Не слишком шикарную, но комфортную и с видом на Неву. Он надеялся, что Настасья будет в ней жить постоянно, но она только фыркнула:

— Я тебе не жена. Сидеть дома и печь плюшки к твоему приезду? Извини, ты меня с кем-то перепутал. У меня есть где жить и есть чем заниматься в твоё отсутствие.

И квартира пустовала неделями, а иногда и месяцами.