Звезданутые войны - Матвей Геннадьевич Курилкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«С другой стороны, я не настолько доверяю солдатам киннаров, чтобы с лёгкостью поверить, что они всё сделают правильно. Вот вроде бы и нечего бояться, но не хочется, чтобы кто-нибудь случайно запорол всё дело из-за своей нерешительности. А грамотных командиров у них действительно не хватает». Себя Герман к грамотным командирам причислять не собирался, но хотя бы был уверен, что совсем идиотских решений принимать не станет. «Хотя забыть об установках гравитации — это, конечно, да. Дивный, просто дивный образец дебилизма, ничего не скажешь».
Лежнев покосился на спутников. Ни одного знакомого киннара — все опытные в других командах. Дин и Далил даже удостоились «чести» работать без руководства наёмников, как и ещё несколько офицеров. Лежнев их даже не видел после возвращения, только успел выяснить, как у друзей дела. Теперь вот приходится сидеть в коробке в компании с полутора сотнями испуганно таращащихся на своих командиров десантников. Вот как они ухитряются выглядеть такими испуганными? Ведь не смерти боятся, а того, что что-то не получится. «Самые опытные солдаты, блин».
На него косились — даже через забрало скафандра замечал. Это Герман тут никого не знает, а вот личность командира для подчинённых явно сюрпризом не является. «Опасаются, видать» — Лежнев даже не улыбнулся. Понимал, что надо бы как-то подбодрить подчинённых, но боялся сделать только хуже. Успел уже услышать своё прозвище — кровавый палач. Вряд ли человек с такой репутацией может вдохновить солдат. Вот запугать — очень может быть. «Вот и не будем их разочаровывать, — Герман хмыкнул, вызвав очередную волну переглядываний. — Мне с ними детей не крестить. Главное — дело сделать, а получится это благодаря страху или ещё чему-то, совершенно не важно!»
Первые полчаса транспортник шёл ровно. Почувствовать, что он ускоряется, было нельзя, благо в десантный отсек были выведены мониторы, на которых указывалась текущее скорость и ускорение, а также картинка с внешних камер. Впрочем, последней лучше бы не было — очень уж напряглись бравые десантники, когда на экранах появились тучи мошкары. Мошкарой они казались на маленьких экранах, а на деле это были те самые истребители, которые отчаянно пытались уничтожить нападающих. И ещё очень много вспышек. Герман понимал, что большая часть этих вспышек — это результат работы мин производства Максима, но выглядело всё равно страшно. Солдаты вовсе начали жаться друг к другу, как испуганные утята.
Дальше было только страшнее, потому что транспортник добрался-таки до зоны активных боевых действий. Вспышек стало гораздо больше, перед камерами то и дело проносились вражеские истребители. Причём близко! Стало очень не хватать ширины обзора. Промелькнёт чужак и исчезнет, а что с ним случилось дальше — неясно. Может он сейчас безнаказанно расстреливает корму, за которой прячутся мягкие беззащитные люди.
Лежнев на это внимания не обращал, он всё пытался найти взглядом Кусто, хотя понимал, что это совершенно невозможно. Точнее, очень может быть, что тихоход на экране появлялся, но был ли это Кусто, или ещё кто-нибудь, понять было нельзя. Тем более, транспортник и сам начал активно маневрировать, да так резко, что системы не могли полностью компенсировать ускорение. Пока терпимо — личный состав надёжно закреплён в специальных креслах. Не слияние, конечно, но тоже очень приличная защита. Кажется, пилот пытался оставить между собой и основной массой врагов десантного ликса, в паре с которым шёл. Неизвестно, правда, насколько успешно. Судя по тому, что экраны внешнего обзора один за другим начали гаснуть — не очень. С другой стороны, пробоин пока не наблюдалось, да и корабль продолжал маневрировать всё так же бодро, так что никаких к пилоту претензий у Лежнева не было.
Десантникам же, наоборот, стало совсем жутко. Настолько, что кто-то даже решился обратиться к командиру:
— Командир, разрешите обратиться? Скажите, почему вы так спокойны? Нас же вот-вот убьют, и мы не выполним свою задачу.
— Ну, во-первых, я как-то уже устал бояться, — честно признался Герман. — Столько раз приходилось готовиться к смерти, что уже и не страшно. А во-вторых, в этом нет никакого смысла. От нас что-то зависит, солдат? Нет. Ну, так и о чём беспокоиться? Беспокоиться нужно, когда ты можешь что-то сделать, и боишься облажаться, а сейчас это только напрасная трата сил и нервов.
Вряд ли успокоил, но, по крайней мере, его команда постаралась принять чуть более бравый вид. Застыдились, что ли?
Пару раз их транспортник всё-таки получил попадания. Тут Герман и сам бы, пожалуй, не постеснялся заорать от ужаса, но поздно. Раз уж взялся изображать из себя невозмутимого пофигиста, пришлось и дальше продолжать в том же духе.
— А тебе, смотрю, доводилось сидеть в десантном отсеке, а, землянин? — связался с ним один из двух других командиров. — Больно спокойный.
— Ты знаешь, нет, — ответил Герман. — Вот именно такое — в первый раз. Но вообще, конечно, всяко бывало, так что сейчас вполне терпимо, да.
— Ты ж вроде из руководства — как с нами в одной труповозке оказался?
— Хах, труповозка — это вы так десантный транспорт называете? — рассмеялся Лежнев.
— А как ещё эту коробку называть? Не знаю, как у этих киннаров, а у нас во время десантов основные потери всегда именно от ПВО. Если уж умостил свой зад на поверхность или до какой лоханки добрался — считай, повезло.
— Сурово у вас, — покачал головой Лежнев. — Знаешь, я думаю, у киннаров всё же получше. Защите они внимание уделяют… — в этот момент транспорт получил как раз особенно мощное попадание. Давление внутри начало падать — явно пробоина. — Хотя с другой стороны, опыта войны у них тоже поменьше, чем у вас. Так что тут бабушка надвое сказала.
— Ну, спасибо, успокоил, — хмыкнул собеседник. Между прочим, большая редкость для командиров именно киннарских соединений представители этого вида. Языки им даются с трудом, так что даже удивительно, что нашёлся один, освоивший в сжатые сроки киннарский. Командиром третьей полусотни сидящей в транспортнике вот была василиска. Эти ящерицы, напротив, языки осваивают намного быстрее прочих видов. — Так всё же, какого чёрта ты делаешь здесь, когда мог бы относительно
