Прошлые обиды - Лавирль Спенсер

Рэнди посмотрел на нее. На Майкла. Снова на нее. Плюнул и, ни слова не говоря, пошел к себе.

Бесс приложила руки к щекам, они горели. Она повернулась к Майклу, который рассматривал носы своих ботинок. Она обняла его и прошептала дрожащим голосом:

– Майкл, мне очень жаль.

– Все к этому давно шло.

Она прижалась к нему. И хотя его руки обвились вокруг нее, в объятии не было чувства.

Наконец он отстранился и сказал глухим голосом:

– Я лучше пойду.

– Я поговорю с ним, когда он успокоится.

Майкл кивнул.

– Я…

Он не знал, что ему вообще делать. Закончить еще одни кулинарные курсы? Купить еще один участок и построить на нем что-то? Выбрать скульптуру для галереи? Бессмысленные занятия человека, который пытается заполнить свою жизнь. Ведь заполняют люди, а не вещи.

– Увидимся, Бесс. – Он вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

Рэнди сидел на краю кровати, согнувшись пополам, спрятав лицо в ладони.

Плакал.

Он хотел, чтобы у него был отец, хотел, чтобы была мама, хотел любви, как все дети. Но почему это отзывалось такой болью? Их развод принес ему столько страданий. Почему ему нельзя было выплеснуть эти боль и ярость, разрывавшие его с тех самых пор, когда они расстались? Неужели они не понимали, какими ничтожествами выглядят, снова объединяясь? Ведь у них и речи нет о браке – об этом ни слова не было сказано. Просто похоть, и это делало его мать такой же виноватой, как и отца, а Рэнди не хотел, чтобы так было. Черт бы побрал Лизу, зачем она все разворошила. Это она – Лиза! – настояла на том, чтобы кончилась холодная война. И вот теперь…

Было очень трудно носить в себе такую боль долгие годы, но и, дав ей выход, он не почувствовал облегчения. Рэнди видел выражение лица отца, когда орал на него. Так больно. Но ведь он именно этого и хотел. Разве нет? Доставить старику такую же боль, какую тот доставил ему. Ведь хотел? Тогда почему он тут скорчился на кровати и ревет, как ребенок?

"Черт бы тебя побрал, отец. Почему ты оставил нас? Почему ты все не уладил с матерью?

Я совсем запутался, мне бы так хотелось, чтобы у меня был кто-то, кому бы я мог все рассказать, а тот мн, объяснил, почему и на кого я злюсь. Марианна. О Господи. Марианна, я тебя так уважал! Я хотел тебе доказать, что могу быть не таким, как мой отец, что я могу обращаться с тобой как с принцессой, никогда тебя не обидеть и показать тебе, что могу быть достойным тебя.

Но это не так. У меня речь, как у крысы с помойки, я курю наркотики, много пью, трахаюсь с любой девчонкой, которая попадается на пути. Мой отец не любит меня и бросает. Мать дает мне пощечину".

К двери подошла Бесс. Она осторожно постучала. Он вытер глаза краем простыни, вскочил и притворился, что занят плейером.

– Рэнди, – тихо позвала мать.

– Да, открыто.

Он слышал, что она вошла.

– Рэнди?

Он ждал.

– Извини меня.

Кнопки плейера поплыли у него перед глазами, полными слез.

– Ну… ладно. – Он ответил таким высоким голосом, как будто был еще в том периоде, когда голос ломается.

– Я была не права. Я не должна была этого делать, Рэнди.

Он не отвечал.

Бесс неслышно подошла к нему и дотронулась до плеча:

– Рэнди, я хочу, чтобы ты кое-что знал. Твой отец просил меня снова выйти за него замуж. Я отказалась.

Рэнди мигнул, слезы полились на его голый живот, предметы перестали расплываться перед глазами. Он по-прежнему стоял спиной к Бесс, опустив подбородок на грудь.

– Почему?

– Потому, что я так же, как и ты, боюсь, что буду снова страдать.

– Я никогда перед ним не извинюсь. Никогда.

Она убрала руку с его плеча и вздохнула. Затем снова положила ее, теплую и мягкую, на его голую кожу.

– Рэнди, он так тебя любит.

Рэнди ничего не сказал, его глаза снова наполнились проклятыми слезами.

– Я знаю, ты не веришь, но это действительно так. И веришь ты или нет, но и ты любишь его. Поэтому ты так стремишься причинить ему боль.

Она помолчала. Он тоже молчал.

– Вам нужно поговорить как-нибудь… действительно поговорить, без крика и злобы. Рэнди, не откладывай этот разговор слишком далеко. Не надо, дорогой.

Бесс поцеловала его в плечо и тихо ушла.

Рэнди остался в своей комнате без окон, смахивая с глаз слезы. Он дотронулся до серебряной кнопки на своем плейере и отпустил руку. Представил себе, что он идет в дом отца, стучит в дверь и просто бросается в его объятия, обнимая так крепко, что у того трещат кости. Но как это можно сделать, когда тебе причинили такую боль?

На плейере была пленка, с которой он репетировал. Он встал на колено и заменил ее на рок-группу «Майкл энд Микэнике», быстро нашел ту песню, которую хотел послушать. Вперед, назад, снова вперед, а вот и пауза для оркестра между песнями. Он надел наушники, сел около барабанов, держа обе палочки в одной руке, ленясь ударить ими.

Начались слова:

Каждое поколение обвиняет предыдущее.

Эту песню написал кто-то после смерти своего отца. «При жизни». Горестная, щемящая песня.

И все их сокрушенные надежды собрались у твоей двери…

Я знаю, что я пленник того, что было дорого моему отцу.

Я знаю, что я заложник всех его надежд и страхов.

Я бы хотел, чтобы мог сказать это ему

При его жизни

Рэнди сидел и слушал этот жалобный призыв сына, который опоздал помириться с отцом. Он сидел с закрытыми глазами, палочки забыты в руке, из глаз по-прежнему текли слезы.

В этот вечер ансамбль играл в клубе «Зеленый свет». Рэнди был необычно спокоен, пока они усаживались. Он не обращал внимания на какофонию звуков, пока другие настраивали свои инструменты. Перед началом всегда возникали какие-то вопросы.

Когда свет был установлен, инструменты настроены, включен микрофон, ребята поставили гитары в стойки и пошли в бар. Все, кроме Пайка Ватсоиа, который остановился возле Рэнди, сидевшего у барабанов.

– Эй, Рэнди, ты что-то грустишь сегодня.

– Я буду в порядке, когда начнем играть.

– Что-то не получается? Ничего, со временем получится.

– Да нет, не то.

– Проблемы с девушкой?

– Какой девушкой?

– Тогда что-то дома?

– Да, можно, наверное, и так сказать.

– А-а… черт…

Пайк задумался, положив руки на свои костлявые бедра. Затем улыбнулся:

– Тебе что-то нужно, чтобы дух поднять?

– У меня есть.

– Что, та дрянь, которую ты куришь? Тут требуется кое-что получше.

Рэнди встал, чтобы идти в бар:

– Я этим не балуюсь, дружище.

– Как знаешь, мое дело – предложить, – засопел Пайк. – Эти палочки временами становятся слишком тяжелыми.