СССР - потерянный рай - Юрий Мухин

О способах борьбы

Уже 20 лет чижи убеждают население СНГ, что в СССР все были трусливые и безвольные рабы. Что касается самих чижей, то спору нет — они такими были, такими и остались. Но остальные люди в СССР рабами не были, и все начальство их, если и не боялось, то опасалось. Проблема была в том, как организовать людей, но эта проблема осталась и сегодня.

Ниже я еще расскажу, как прокуратура, в раже отчитаться в своей борьбе в области техники безопасности, незаконно обвинила, а суд неправосудно осудил 23 инженерно-технических работника нашего завода, и что я зачем-то полез защищать своих товарищей и ходил с этим вопросом к прокурору города.

После разговора с ним я очень разозлился и решил написать по этому вопросу коллективное письмо. Да, я помнил, что в свое время за написание такого письма меня выкинули из Днепропетровска в Казахстан, ну и что? Я ведь хохол, положение обязывает действовать по присказке «битому неймется». Но, строго говоря, и ситуация была другая, и я, полагаю, стал умнее. Я сел и написал объемный текст, в котором рассмотрел все случаи неправосудного осуждения, показал, как прокуратура фабрикует уголовные дела против заведомо невиновных и каково участие в этих делах Госгортехнадзора.

Подписал сам и пошел к своему другу начальнику цеха № 4 А.И. Скуратовичу. Тот прочел и, ни слова не говоря, подписал. Потом пошел к Юре Ястребову, начальнику второго цеха, тот тоже подписал. Потом пошел к остальным начальникам цехов, и чем больше становилось подписей, тем быстрее они подписывали, даже не читая, — люди не хотели оставаться вне коллектива. Затем обошел главных специалистов и в итоге получил документ, подписанный всем высшим звеном управленцев завода. К директору и главному инженеру не ходил, чтобы их не обвинили, что письмо подготовлено по их заказу. Тем не менее уверен, что они о моей работе знали, но не препятствовали. Для начала послал это письмо в обком партии, и дней через пять нас собрали в актовом зале.

В президиуме был прокурор области, председатель областного Госгортехнадзора и второй секретарь обкома партии, который начал с того, что партия взяла курс на снижение травматизма и т. д., и т. п. То же продублировал и Госгортехнадзор, прокурор молчал.

Наступила пауза, и стало ясно, что кому-то нужно что-то сказать из зала, поэтому все стали бросать взгляды в мою сторону. Пришлось встать и с места сказать, что мы, заводские работники, и сами подвергаем себя опасности больше, чем сидящие в президиуме, и травмируемые работники нам ближе, чем им. Так что не нужно вопрос уводить в сторону — мы не против партии и не против снижения травматизма, мы против неправосудного осуждения наших товарищей, и в нашем письме внятно написано именно об этом. Я задал тон ответов, и после меня начальники цехов довольно дружно поддержали это требование. Было видно, что от этого напора президиуму стало не по себе — он действительно убедился, что коллектив в этом вопросе сплочен. Второй секретарь подвел итог совещанию ничего не значащим повторением слов о заботе партии, и совещание закончилось как бы ничем. Но:

Но прокурора города сняли с должности, а Госгортехнадзору «всунули по самое немоту». И ситуация изменилась коренным образом — прокурорский беспредел полностью прекратился, и я даже не помню ни одного случая осуждения наших работников после этого нашего письма.

Интересно сравнение: почему у меня во времена студенчества с коллективным письмом ничего не вышло, а на заводе получилось? Тут два важнейших момента, которые всем, кто пробует бороться за людей, нужно понимать.

Во-первых. В институте цели моего первого письма, по сути, не очень волновали тех выпускников, кого я просил это письмо подписать, поскольку все они были уверены, что устроятся там, где хотят, и без распределения, более того, их подпись под письмом могла им навредить. А в данном случае все начальники цехов были, безусловно, заинтересованы в том, чтобы не быть осужденными без вины.

Но еще более важно другое. В первом случае я был лично заинтересован в целях письма и посему уязвим: про меня легко было говорить, что Мухин, сукин сын, за государственный счет окончил институт, а теперь не хочет отдать свой долг и отработать там, где нужны специалисты, — в Казахстане. И, дескать, поэтому он воду и мутит. А в данном случае, хотя осуждали и начальников цехов, и специалистов, но главный удар прокуратура и Госгортехнадзор наносили по мастерам и начальникам смен, посему у нас, начальников, подписавших письмо, была прочная позиция людей, действующих во благо общих интересов. Если говорить правду до конца, то наше письмо нельзя было свести к нашим личностям. Это надо понимать очень четко: повторю, ваш противник не должен иметь возможность свести дело, за которое вы боретесь, к дефектам вашей личности, то есть не должен получить возможность утверждать, что будь на вашем месте другой человек, то и вопроса не возникало бы.

Таким образом, во времена СССР коллектив простых людей без особых проблем добился снятия с должности прокурора города, пусть сегодня коллектив в 40 человек попробует снять с должности прокурора города — я хочу посмотреть, как это у вас получится.

Я описал один способ, как можно было ломать противостоящую тебе силу, — прямо через партийные органы. Но можно было выйти на них еще более эффективным способом — через прессу.

Но сначала несколько слов в общем. Многие читатели, надо думать, считают, что раз сегодня автор, к примеру, Мухин, может говорить в газете «Дуэль» или в своих книгах о чем угодно, скажем, о том, что Ельцин сдох в 1996 году и вместо него были двойники, то это и есть свобода слова. Но разве в СССР люди не могли говорить свободно о чем угодно? На кухне. Не могли орать во всю глотку: «Долой Брежнева!»? В лесу. Могли. Да, скажете вы, но на кухне и в лесу их слушали несколько их товарищей, и все.

А кто сегодня слышит «Дуэль», кроме ее читателей? Велика ли разница в слушателях, чтобы так радоваться? Те, кто сегодня так радуется, не понимают сути свободы слова — нет и не бывает свободы слова без ОБЯЗАННОСТИ СЛУШАТЬ!

И именно нынешние «демократы» подменили эти понятия, именно при них в прессе началась болтовня ради болтовни, именно при них государственные органы получили право не реагировать на то, что пишет пресса. «Демократы» уничтожили в СССР обязанность слушать и этим уничтожили свободу слова. До них было не так. Да, действительной свободы слова и тогда не было, но обязанность слушать — была! Так вот мой личный пример использования прессы для борьбы с тогдашними «сильными мира сего».

В середине 80-х наш завод во главе с Донским становился на ноги, появилась возможность с нашего завода кое-что взять, и масса чиновников стала показывать нам, насколько они значительные люди и что мы обязаны их очень сильно любить и не отказывать им в их личных просьбах. Вообще-то мы и не отказывали, но этим людям хотелось чувствовать себя у нас, как в своей кладовке. Веселая это была компания — от нового прокурора города до директора банка. Последний учудил такое, что у меня кончилось терпение. Мы по инструкции ВЦСПС обязаны были бесплатно раздавать в горячих цехах чай и делали это, как и остальные заводы, десятки лет. Но в инструкции было написано «бесплатно доставлять в цеха чай». И директор банка прекратил оплату магазинам наших счетов за чай на том основании, что речь, дескать, идет только о бесплатной доставке чая в цеха, а рабочие на рабочих местах должны покупать его за наличные.

Главбух завода Х.М. Прушинская, помню, сетовала, что был бы старый секретарь горкома Григорьев, то за такие шутки директор банка мигом бы лишился партбилета и вместе с ним должности. Но секретаря горкома уже сменил болтливый перестройщик, будущий бизнесмен. А снабжение завода оставалось моей обязанностью, и я, разозлившись, собрал все факты воедино (не забыв и прокурора, и милицию) и написал статью в «Правду» с демократическим предложением, как быть с этой бюрократической сволочью. Это предложение в «Правде» не поняли и из статьи убрали, но статью напечатали, приделав ей свое окончание.

Далее дело развивалось так. «Правда» у нас появлялась вечером, и номер с моей статьей «Чаепитие по-буквоедски» появился в четверг. В пятницу ее прочли, меня вызвал Донской и приказал ко всем упоминаемым мною в статье фактам собрать документальное подтверждение (а вечером еще проверил, как я его указание исполнил). И приказал все документы забрать домой. В субботу утром он позвонил мне на квартиру и распорядился вместе с ним ехать в горком. Там нас ждали: второй секретарь обкома, прокурор области, комиссар областной милиции, директор областной конторы «Промстройбанка» и масса других областных чиновников. Там же у стенки сидели все, кого я критиковал в статье. Кстати, чай заводу банк оплатил еще в пятницу, тогда же начальник ГАИ лично сломал все шлагбаумы, которые он до этого поставил на территории нашего завода, и т. д.