Первая встреча, последняя встреча... - Владимир Валуцкий

Какой-то звук, похожий на голос трубы, пробивается с улицы. Женщина открывает глаза. Прислушивается. В звуке все явственнее угадывается утренний сигнал горна.

Женщина поднимается, отдергивает штору. Свет заливает комнату, за шторой обнаруживается балконная дверь. Открыв ее, женщина выходит на балкон.

Яркое солнце, ясное небо, ослепительно белеющие стандартные спальные корпуса, море за набережной, силуэт Медведь-горы слева, внизу — площадка с высоким флагштоком, и как ночью — ни единого человека. Только Сергеев стоит под балконом.

Женщина стоит на балконе, ошеломленно глядя на это чудо.

А вслед за горном из мощного динамика на столбе грянул гимн Советского Союза. Завертелась маленькая электролебедка у подножья мачты — и торжественно поползло вверх красное полотнище флага СССР.

— Пионерский лагерь «Ай-Петри» приветствует ребят, приехавших со всех уголков необъятной страны к Черному морю! — звучит бодрый, магнитофонный голос дикторши. — Отличного настроения вам, мальчики и девочки, веселого отдыха и отменного здоровья! А теперь прослушайте распорядок дня…

Сергеев идет к балкону.

— …подъем, зарядка, пионерская линейка, завтрак, — продолжает вещать дикторша.

«…дружбы народов надежный оплот» — вторит ей текст гимна.

Женщина смотрит с балкона на Сергеева, и лицо у нее счастливое и светлое, как это солнечное утро.

Ж е н щ и н а: Теперь я могу задать свой вопрос?

С е р г е е в: Да.

Ж е н щ и н а: Волшебник, как тебя зовут?

С е р г е е в: Дмитрий. А вас?

А н н а: Не может быть! Правда?

С е р г е е в: Правда, а что?

Ж е н щ и н а: Ничего. А меня — Анна. Подождите, я сейчас!

И она исчезает за перилами балкона.

В белой блузке, с распущенными волосами, Анна выглядит помолодевшей. Они завтракают за столом, накрытом белоснежной скатертью и сервированным — в отличие от бесконечного ряда других с перевернутыми на них стульями. Огромное помещение столовой пронизывает солнце, за стеклянными стенами — море, гора, кипарисы.

Анна вдруг усмехается недоверчиво.

А н н а: Нет, по-моему, на самом деле я все еще сижу в аэропорту, промокшая, голодная. Задремала под дождь, и мне все это — снится, снится… Это правда — сон?

С е р г е е в: Пусть — сон, если вам так хочется.

А н н а: Пусть. (Она допивает кофе.) Так проще. А что мне еще сегодня должно присниться?

С е р г е е в: Сны у нас — по распорядку дня.

А н н а: Подъем и завтрак уже были, а теперь?

С е р г е е в: Теперь — экскурсии по интересам. Гурзуф, Ботанический сад, пещеры Чуфут-кале…

А н н а: А может быть такой интерес, чтобы отсюда никуда не выезжать?.. А то вдруг я проснусь, а ужасно не хочется.

Сергеев, кивнув, складывает крахмальную салфетку.

С е р г е е в: Вы готовы?

А н н а: Всегда готова! (Она встает, оглядывается.) А куда собачка делась?

С е р г е е в: Собачки здесь самостоятельные. Найдется.

Они выходят из столовой.

У входа их ожидает запряженный экипаж — открытое лаковое ландо с пожилым ливрейным возницей на облучке.

— Доброе утро, Анна! — раздается незнакомый мужской, уже «живой» голос из динамиков на столбах. — Карета прошлого приглашает тебя совершить путешествие по стране твоего солнечного пионерского детства. А поможет нам в этом — песня…

«Вместе весело шагать по просторам, — грянул за этим детский хор, — по просторам, по просторам…»

Анна и Сергеев садятся в экипаж.

Зеленые аллеи, спортплощадки, кварталы светлых корпусов. Стенды, лозунги и скульптуры, так привычные еще недавно и столь странные сегодня. Ни души. Кажется, здесь все вымерло внезапно, и в этом вымершем городке остановилось время.

Коляска медленно едет по асфальтовой дорожке.

А н н а: Здесь, правда, что-то изменилось. Ничего не узнаю… Нет, вот эта площадка с эстрадой, кажется, была. Здесь нам, старшим, по вечерам разрешали устраивать танцы… А почему так пустынно? Неужто мы здесь совсем одни?

С е р г е е в: Это плохо?

А н н а: Хорошо… Я очень устала от города и людей. И все же… Я понимаю, что — сон, но — почему?

С е р г е е в: Вам на сегодня полагался только один вопрос.

А н н а: Больше не буду. Не буду. Честное пионерское!

«Я не знаю, где встретиться нам придется с тобой… — несется из динамиков новая пионерская песня. — Глобус вертится, вертится, словно шар голубой…»

Мимо коляски плывут цветники и газоны, фонарные столбы и — как в городе — дорожные знаки.

Задумавшаяся Анна переводит внимательный взгляд на Сергеева.

А н н а: А можно вопрос… не такой, личный?

Сергеев кивает.

А н н а: А в детстве — вы здесь бывали?

С е р г е е в: Бывал. А что?

А н н а: Ничего, просто интересно. Я была в тот год, когда Леонов вышел в открытый космос. Все об этом только и говорили. И представляете, моя смена уже кончается, и вдруг Леонов прилетает сюда, в лагерь!

С е р г е е в: Двадцать седьмого августа.

А н н а: Откуда вы знаете?

С е р г е е в: А в семь часов, после торжественной линейки, весь лагерь сфотографировался с ним на память.

А н н а: Вы тоже были в тот год?

Вместо ответа Сергеев останавливает экипаж, выходит, помогает Анне выйти и ведет за собой.

Анна и Сергеев стоят перед фотографией во всю стену, где космонавта Леонова окружило множество ребят — сотни голов в белых шапочках амфитеатром уходят в гору.

А н н а: Нет, увы… меня тоже здесь не видно… Я далеко стояла. Где-то вон там… Мы опоздали, прибежали последними, с одним мальчиком, с которым дружили. Теперь бы я, конечно, его не узнала… А звали его, между прочим, тоже как вас. (Она снова внимательно смотрит на Сергеева.) Димой…

Экипаж едет по набережной.

А н н а: Для меня это был страшный год, я приехала сюда в диком раздрызге, на грани нервного срыва. Да, и в двенадцать лет такое бывает… Мы жили с отчимом — отца я не помню — и страшно ненавидели друг друга. Он был художник, неудачный, пил, дом был всегда полон каких-то подонков, его дружков. Мать не выдержала, болела, умерла. Тут же появилась другая женщина, я убежала из дома, жила по подругам… А, тошно вспоминать. И тут вдруг, как подарок небес, эта путевка. Море, солнце, лица счастливых детей. Меня все это так оглушило, казалось невероятным, я все ждала какого-то обмана, подвоха, всех сторонилась. И тут он появился. Дима. Как светлый лучик. Он был старше, такой спокойный, добрый. Надежный. Опекал, защищал. Воспитывал. Когда я что-то делала правильно, он говорил: «ты молодец, Анита». Это был фильм такой тогда. А я отвечала: «как скажешь, Аурелио». Это тоже был такой фильм. Больше мы никогда не виделись… Вам скучно? (Анна разводит руками с легкой виноватой улыбкой.) История первой любви!

Остаются за бортом коляски голые остовы тентов, груды лодок и морских велосипедов. Крепкий старик в тельняшке красит изящную яхту, поднятую на козлы.

Некоторое время они едут молча, пока музыка в динамике не стихает и не щелкает включившийся микрофон:

— Мы надеемся, Анна, что прогулка навеяла тебе теплые воспоминания. Жаль только, что холодно и неласково осеннее море. Но морской воздух и шум прибоя, уютные кресла и чашечка кофе на пляже — ждут тебя. Добро пожаловать!

Впереди на набережной, после унылой череды сложенных на зиму лежаков, открывается площадка. На ней, как в туристической рекламе, — белый столик и белые кресла под ярким тентом и почтительно ожидающий официант в белом смокинге. Экипаж останавливается.

— Приятного аппетита, Анна! — желает динамик.

Лохматый человек в очках, сидящий у широкого окна перед микрофоном, опускает от глаз бинокль, выключает микрофон и тоже деловито принимается за еду: ломоть хлеба с колбасой запивает чаем из кружки. Жуя, запускает магнитофон.

«Вот хорошо, и тихо и просторно, — звучит под гитару голос Визбора. — Ни города, ни шума, ни звонков…»

На столике бокалы, фрукты. Официант ставит чашечки с кофе и, отступив, исчезает.

Сергеев снимает салфетку с ведерка, в котором открывается запотевшая бутылка шампанского.

А н н а: А вдруг нас засекут?

С е р г е е в: Кто?

А н н а: Пионервожатый.

С е р г е е в: Его нет.

А н н а: А его дух? Ведь духи прошлого не исчезают, они витают над нами, я чувствую. И все видят…

С е р г е е в: Они поймут и простят. (Он откупоривает бутылку, наливает бокалы, поднимает свой.) За ваше возвращение!

Анна послушно берет бокал.

А н н а: Как скажешь, Аурелио.

Вместе с Сергеевым она выпивает бокал до дна. Сергеев смотрит на нее улыбаясь.

«…ветрам открыты на четыре стороны, — звенит гитара, — мачта сосны и парус облаков…»

С е р г е е в: Ты молодец, Анита.

Анна тоже долгим взглядом отвечает Сергееву.